После того как человек проводил в этих краях несколько дней, или даже всего несколько часов, ему начинало казаться, что гудение вентиляции, мягкий топот ног, и тяжелое дыхание измученных легких монотонно повторяют название этого места, снова и снова.
«Квармалл…. – казалось, поют они. – Квармалл…. Все это – Квармалл….»
Серый Мышелов, сквозь чувства и мозг которого потоком проносились эти ощущения и образы, был невысоким человеком с крепкими мускулами. Одетый в серые, неровно вытканные шелковые одежды с небольшими пучками ниток, торчащими тут и там, он казался беспокойным, как рысь, и таким же опасным.
Он презрительно выбрал с поставленного перед ним большого подноса с грибами странных форм и расцветок, заменявшими здесь сладости, наиболее нормальный с виду, серого цвета, и осторожно надкусил его. Пряный вкус, скрывающий горечь, показался ему неприятным, и он тайком выплюнул гриб на ладонь, уронил руку под стол и стряхнул мокрые изжеванные кусочки на пол. Потом раздраженно втянул щеки, и пальцы его рук начали играть с рукоятками Скальпеля и Кошачьего Когтя, так же медленно и нервно, как его ум играл со скукой и мрачными думами.
Вдоль каждой стороны длинного узкого стола стояло по шесть просторно расставленных кресел с высокими спинками, и в них сидели тощие старики, лысые или с гладко выбритыми черепами и щеками, и с цыплячьими шеями; на каждом из них была только аккуратная белая набедренная повязка. Одиннадцать стариков пристально смотрели в пустоту и постоянно напрягали свои жалкие мускулы, пока не начинало казаться, что даже их уши застыли, словно изо всех сил вслушиваясь в некие звуки из незримых пределов. Двенадцатый, кресло которого было слегка развернуто, играл на дальнем конце стола в игру, которая и вызывала время от времени те слабые шуршащие звуки. Он играл в нее с человеком, которому служил Мышелов, принцем Гваэем, правителем Нижних Уровней Квармалла и младшим сыном владыки Квармалла.
Хотя Мышелов провел в глубинах Квармалла уже три дня, ему так и не удалось подойти к Гваэю ближе, чем сейчас, так что принц оставался для него всего лишь бледным красивым юношей с мягким голосом; не более реальным, чем призрак, по причине вечного полумрака и неизменного расстояния между ними.
Игра, которую Мышелов никогда раньше не видел, была довольно мудреной в некоторых отношениях.
Доска казалась зеленой, хотя в нескончаемом сумраке факелов было невозможно определить цвет с уверенностью. На ней не было видимых клеток или полосок, если не считать фосфоресцирующей линии на равном расстоянии от обоих противников, разделяющей доску на два одинаковых поля.
Каждый участник начинал игру с двенадцатью плоскими круглыми шашками, расставленными вдоль своего края доски. Шашки Гваэя были черными, как обсидиан, а у престарелого оппонента – мраморно-белыми, так что Мышелов был в состоянии различить их, несмотря на темноту.
Цель игры, похоже, состояла в том, чтобы беспорядочно передвигать шашки вперед на неравные расстояния и первым передвинуть по меньшей мере семь из них на поле соперника.
Однако противники передвигали шашки не рукой, а всего лишь пристально глядя на них. По-видимому, если игрок смотрел на одну-единственную шашку, то он мог передвинуть ее довольно быстро. Если же он смотрел на несколько, то мог сдвинуть их все вместе линией или кучкой, но гораздо медленнее.
Мышелов был еще не совсем уверен в том, что присутствует при проявлении силы мысли. Он подозревал существование невидимых, беззвучных дуновений, скрытного подталкивания доски снизу, сильных жуков, спрятанных под шашками, и тайных магнитов – по крайней мере, шашки Гваэя, судя по их цвету, могли быть сделаны из какой-то разновидности магнитного железняка.
В данный момент черные шашки Гваэя и белые шашки его престарелого противника группировались возле средней линии, время от времени чуть сдвигаясь, когда усилия того или другого игрока увенчивались незначительным успехом. Внезапно находившаяся позади других черная шашка резко вильнула вбок и рванулась вперед по открытому пространству у края доски. Две белые шашки, образовав клин, двинулись через среднюю линию в образовавшемся таким образом слабом месте. И когда две разделенные теперь шашки старца сдвинулись ближе, одиночная шашка Гваэя пронеслась на поле противника. Игра была окончена – Гваэй ничем не указал на это, но старец начал неловкими движениями возвращать шашки на исходные позиции.
– Гваэй, ты легко выиграл эту игру! – непочтительно воскликнул Мышелов. – А почему бы тебе не сыграть с двумя сразу? Судя по тому, как слабо играет этот старикашка, он, должно быть, волшебник Второго Ранга – или даже трясущийся от старости подмастерье Третьего.
Старец бросил на Мышелова злобный взгляд.
– Мы, все двенадцать, – волшебники Первого Ранга и были таковыми с юности, – торжественно провозгласил он. – И ты быстро убедишься в этом, стоит одному из нас тронуть тебя хоть мизинцем!
– Ты слышал, что он сказал, – тихо окликнул Гваэй Мышелова, не глядя на него.
Мышелов, ни на йоту не обескураженный, по крайней мере внешне, воскликнул в ответ:
– И все равно я думаю, что ты мог бы победить двоих одновременно, или семерых – а то и всю эту дряхлую дюжину! Если они – волшебники Первого Ранга, то ты должен быть Нулевой или Отрицательной Величины.
При этом оскорблении старец безмолвно зашевелил губами, на которых выступила пена, но Гваэй только шутливо воскликнул:
– Если бы всего лишь три моих верных мага прервали свой чародейский транс, колдовство, насылаемое моим братом Хасьярлом, прорвалось бы сюда из Верхних Уровней, и меня поразили бы все дурные болезни, какие только существуют, и еще несколько, которые существуют только в загнивающем воображении Хасьярла – а, может быть, я и вовсе был бы стерт с лица земли.
– Если девять из двенадцати должны постоянно охранять тебя, то им не удастся много поспать, – заметил в ответ Мышелов.
– Времена не всегда были такими беспокойными, – безмятежно ответил Гваэй. – Иногда обычай или приказ моего отца предписывает заключить перемирие. Иногда темное внутреннее море успокаивается. Но сегодня я вижу по некоторым признакам, что на мою печень, и глаза, и кровь, и кости, и все остальные части моего тела готовится решительное наступление. У дорогого Хасьярла есть две дюжины волшебников, едва ли уступающих моим собственным – Второго Ранга, но Высокого Второго – и он подстегивает их к действию. А я так же отвратителен для Хасьярла, о Серый Мышелов, как скромные плоды наших навозных полей отвратительны для твоих уст. Более того, сегодня мой отец Квармалл составляет свой гороскоп в Главной Башне, высоко над Верхними Уровнями Хасьярла, так что мне следует держать под строгим присмотром все крысиные норы.
– Если тебе недостает магической помощи, – смело возразил Мышелов, – то у меня есть парочка заклинаний, которые зададут жару ведьмам и колдунам твоего старшего брата.
По правде говоря, у Мышелова было только одно заклинание – всего лишь одно – которое шуршало пергаментом в его мешке и которое ему очень хотелось испытать. Он получил его от своего наставника и владыки, волшебника Шильбы Безглазого Лила.
Гваэй ответил еще тише, чем обычно, так что Мышелов почувствовал, что будь между ними еще хоть один ярд, он бы уже ничего не услышал:
– Твоя работа – отвращать от моего материального тела оружие, подымаемое Хасьярлом, а в особенности – оружие этого великого воина, которого, по слухам, он нанял. Мои колдуны Первого Ранга прикроют меня от колдовских «любовных записочек» Хасьярла. Каждому – свое дело.
Он тихо хлопнул в ладоши. В темном проеме арки за его спиной бесшумно появилась стройная рабыня. Не глядя на нее, Гваэй тихо приказал:
– Крепкого вина для нашего воина.
Она исчезла.
Старец, наконец-то, с трудом расставил черные и белые шашки на исходные позиции, и Гваэй задумчиво поглядел на свою часть доски. Но прежде чем сделать ход, он сказал Мышелову:
– Если время все еще тянется для тебя слишком медленно, посвяти некоторую его часть выбору награды, которую ты получишь, когда выполнишь свою работу. А когда будешь искать, не прогляди ту девушку, которая принесет тебе вино. Ее зовут Ививис.
Тут Мышелов притих. Он уже выбрал себе больше дюжины очаровавших его дорогих предметов из ниш и сундуков Гваэя и запер их в неиспользуемом чулане, обнаруженном двумя уровнями ниже. Раскройся это, он объяснил бы, что просто делал невинный предварительный отбор в ожидании окончательного выбора, но Гваэй мог посмотреть на это дело с другой стороны, а принц был весьма проницателен, насколько можно было судить по тому, что он заметил отвергнутые грибы и кое-какие другие вещи.
Мышелову раньше не приходило в голову, что он может присвоить заодно парочку девушек и тоже запереть их в свой чулан, хотя теперь он решил, что это была заманчивая идея.
Старец прочистил горло и, хихикая, сказал:
– Лорд Гваэй, пусть этот тщеславный наемник попробует применить свои колдовские штучки. Пусть он испытает их на мне!
Настроение Мышелова поднялось, но Гваэй только поднял ладонь и слегка покачал головой, а потом указал пальцем на доску; старец начал покорно мысленно двигать шашку.
Настроение Мышелова упало. Он начинал чувствовать себя очень одиноким в этом сумрачном подземном мире, где все говорили и двигались тихо и замедленно. Правда, когда посланец Гваэя предложил ему в Ланкмаре эту работу в одиночку, он был очень рад взяться за нее. Громогласный Фафхрд, товарищ Мышелова по оружию, получил бы хороший урок, если бы его маленький серый приятель (и его ум!) исчез бы без предупреждения однажды ночью…. а затем вернулся, может быть, год спустя, и с насмешливой улыбкой, с сундуком, до краев набитым сокровищами.
Мышелов был даже счастлив в течение всего долгого путешествия каравана от Ланкмара на юг, к Квармаллу, вдоль реки Хвал, мимо Плийских Озер и через Горы Голода. Было сущим наслаждением сидеть вразвалку на покачивающейся спине верблюда, оставив позади споры с хвастливым верзилой Фафхрдом, в то время как ночи становились все более синими и теплыми, и незнакомые, сияющие, как драгоценности, звезды начинали выглядывать из-за южного горизонта.
Но теперь Серый пробыл в Квармалле уже три ночи после своего тайного прибытия на Нижние Уровни – три ночи и три дня, или скорее сто сорок четыре нескончаемых получаса подземных сумерек – и он уже начинал желать в глубине души, чтобы Фафхрд был здесь, а не за полконтинента отсюда, в Ланкмаре – а то и еще дальше, если Северянин последовал своим туманным планам и отправился посетить свою родину. По крайней мере, было бы с кем выпить – или даже устроить бурную ссору, которая была бы просто освежающей после семидесяти двух часов, в течение которых не было ничего, кроме молчаливых слуг, погруженных в транс волшебников, вареных грибов и непробиваемого хладнокровия мягкого голоса Гваэя.
Кроме того, оказалось, что все, что нужно было Гваэю – это могучий рубака, способный устранить угрозу нападения того воина, которого, по слухам, Хасьярл нанял столь же тайно, как сам Гваэй провез в Квармалл Мышелова. Будь Фафхрд здесь, он мог бы послужить Гваэю своим мечом, а у Мышелова появилась бы лучшая возможность подсунуть принцу свои магические таланты. То единственное заклинание, что лежало в мешке. Серый получил от Шильбы в обмен на рассказ об Извращениях Клуто. Оно навечно создало бы Мышелову репутацию архимага, обладающего смертоносной силой; в этом Мышелов был уверен.
Он очнулся от своих раздумий и увидел, что рабыня Ививис стоит перед ним на коленях – сколько времени она так стояла, он не знал – и протягивает ему поднос черного дерева с приземистым каменным кувшином и медным кубком.
Она стояла, подогнув под себя одну ногу; другая нога, отставленная назад, словно в фехтовальном выпаде, натягивала короткий подол зеленой туники, а на вытянутых руках покоился поднос.
Ее стройное тело было очень гибким, девушка без усилий сохраняла эту трудную позу. Тонкие прямые волосы были бледными, как и ее кожа – и то, и другое какого-то призрачного цвета. Мышелову пришло в голову, что она будет очень хорошо смотреться в его чулане, например, прижимая к груди ожерелье из больших черных жемчужин, которое Мышелов обнаружил позади полированной мраморной статуэтки в одной из ниш Гваэя.
Однако девушка преклонила колени так далеко от Мышелова, как только могла, чтобы дотянуть до него поднос, и опустила глаза как нельзя более скромно, даже не поднимая ресниц в ответ на любезные нашептывания Мышелова – а такой подход казался ему в тот момент наиболее соответствующим.
Он схватил кувшин и кубок. Ививис в ответ еще ниже опустила голову, потом неслышно скользнула прочь.
Мышелов налил себе на высоту пальца кроваво-красного, густого, как кровь, вина и сделал маленький глоток. Аромат был смутно сладким, но с горьковатым привкусом. Серый заподозрил, что вино было сделано из алых грибов.
Черные и белые шашки с шуршанием скользили по доске, повинуясь пристальным взглядам Гваэя и старца. Бледные язычки пламени факелов сгибались под усиливающимся прохладным ветерком, а рабы у вентиляторов, их босые ноги с вывернутыми внутрь ступнями на кожаных ремнях, и сами огромные невидимые лопасти на тяжелых осях бесконечно шептали: «Квармалл…. Свод и пол – вот Квармалл…. Все это – Квармалл….»
***
В таком же обширном помещении на много уровней выше, но все еще под землей – в комнате без окон, где факелы горели более ярким и красным пламенем, хотя этот свет терялся в едком туманном дыму благовоний, так что и здесь в итоге царил подавляющий полумрак – у края стола сидел Фафхрд.
Обычно Фафхрд был чудовищно спокойным человеком, но теперь он нервно ударял кулаком по ладони и был, готов признаться самому себе, что ему хочется, чтобы Серый Мышелов был здесь, а не в Ланкмаре, или в пустынях Восточных Земель.
У Мышелова, думал Фафхрд, хватило бы терпения, чтобы разгадать все загадки и понять извращенное поведение этих, зарывшихся под землю жителей Квармалла. Мышелов, может быть, легче перенес бы отвратительное пристрастие Хасьярла к пыткам, и, в любом случае, этот маленький серый хвастунишка был существом человекообразным и с ним можно было бы выпить!
Когда посланец Хасьярла договорился с Фафхрдом в Ланкмаре, пообещав ему значительную сумму, если он не медля, тайно и одиночкой прибудет в Квармалл, Северянин был очень рад оказаться подальше от Мышелова, от его тщеславия, хитростей и болтовни. Фафхрд даже намекнул своему маленькому товарищу, что собирается уплыть на корабле со своими северными соплеменниками, чтобы пересечь Внутреннее Море.
Лишь одно Фафхрд не сказал Мышелову – что, как только он поднялся на борт корабля, тот отплыл не на север, а на юг, через обширное Внешнее Море вдоль западного морского побережья Ланкмара.
Это было идиллическое путешествие – время от времени они чуть-чуть пиратствовали, несмотря на угрюмые возражения посланца Хасьярла; сражались с гигантскими штормами, с гигантскими акулами, скатами и морскими змеями, которые встречались все чаще во Внешнем Море по мере того, как корабль продвигался на юг. При этом воспоминании кулак Фафхрда замер, а губы едва не раздвинулись усмешкой.
Но теперь этот Квармалл! Это бесконечное вонючее колдовство! Этот помешанный на пытках Хасьярл! Кулак Фафхрда снова яростно забарабанил по ладони.
Правила!!! Нельзя прогуляться вниз, потому что этот путь ведет к Нижним Уровням и врагу. Нельзя пройтись вверх, потому что там расположены покои Отца Квормала, святая святых. Никто не должен знать о присутствии Фафхрда. Он должен удовольствоваться той выпивкой и теми, не слишком привлекательными девушками, которых можно было найти в ограниченных Верхних уровнях Хасьярла (они еще называли эти темные лабиринты и склепы верхними!!!).
Отговорки!!! Они не могут собрать войска, атаковать Нижние Уровни и наголову разбить братца-врага Гваэя; это была бы немыслимая поспешность. Они не могут даже отключить огромные, приводимые в движение рабами вентиляторы, оскорбляющие постоянным скрипением слух Фафхрда, нагнетающие живительный воздух в подземелья Гваэя и всасывающие воздух испорченный сквозь другие пробуренные в скале шахты – нет, эти вентиляторы никогда нельзя останавливать, потому что Отец Квормал не одобрит тот способ сражения, в итоге которого задохнутся ценные рабы; а от всего, на что с неодобрением смотрел Отец Квормал, его сын отшатывался с содроганием.