Вместо этого военный совет Хасьярла занимался разработкой многолетних кампаний, опиравшихся в основном не на оружие, а на, волшебство и предусматривающих завоевание Нижних Уровней Гваэя по четверти тоннеля – или четверти грибного поля – за каждое сражение.
Загадки!!! Каждый раз за столом должны были подаваться грибы, но их никогда никто не ел и даже не пробовал. А вот жареные крысы, наоборот, были деликатесом, которым нужно было восхищаться. Сегодня Отец Квармал составит свой собственный гороскоп, и по каким-то причинам это суеверное гадание по звездам и каракули на пергаменте будут иметь загадочные и не поддающиеся учету последствия. Все девушки должны дважды громко вскрикивать, когда им предлагают близкие отношения – вне зависимости от своего последующего поведения. Фафхрд никогда не должен подходить к Хасьярлу ближе, чем на расстояние мощного броска кинжала – правило, не дававшее Фафхрду возможности выяснить, каким образом Хасьярл умудрялся никогда не упускать ни единой мелочи из того, что происходило вокруг, и в то же время почти постоянно держать глаза плотно закрытыми.
Возможно, Хасьярл обладал неким ясновидением, действующим на близком расстоянии; или, может быть, стоящий рядом раб неустанно сообщал ему шепотом на ухо все, что происходило вокруг; или, может быть…. ну, в общем, Фафхрд так и не смог разобраться в этом.
Но, так или иначе, Хасьярл мог видеть все и с закрытыми глазами.
Эта мелкая хитрость Хасьярла, очевидно, спасала его зрение от дыма благовоний, из-за которого глаза Хасьярловых колдунов и самого Фафхрда постоянно были красными и слезились. Однако, поскольку во всех остальных отношениях Хасьярл был как нельзя более энергичным и беспокойным принцем – его уродливое тело с кривыми ногами и руками разной длины постоянно дергалось, безобразное лицо вечно искажалось гримасами – то, что его глаза были спокойно закрыты веками, особенно поражало и бросало видевшего это в дрожь.
В общем и целом, Фафхрду до мозга костей осточертели Верхние Уровни Квармалла, хотя он успел провести в них всего неделю. Он даже подумал было о том, чтобы повести с Хасьярлом двойную игру, наняться к его брату или стать шпионом Отца Квормала – хотя они могли оказаться ничуть не лучшими хозяевами.
Но больше всего ему хотелось просто встретиться в поединке с этим борцом Гваэя, о котором ему постоянно твердили со всех сторон, – встретиться с ним и убить его, а потом забрать свою награду (лучше всего – девушку с красивой фигуркой и с мешками золота в каждой руке), после чего навеки повернуться спиной к проклятому, пронизанному темными проходами, наполненному шорохами Квармаллскому холму!
В раздражении Северянин стиснул пальцами рукоять своего двуручного меча под названием Серый Прутик.
Хасьярл заметил это, хотя его глаза были закрыты, поскольку он быстро повернул свое шишковатое лицо к Фафхрду, сидящему на другом конце длинного стола, по обе стороны от которого плечо к плечу теснились двадцать четыре густобородых волшебника в тяжелых одеждах. Затем, все еще с закрытыми глазами, Хасьярл скривил рот вместо вступления к своей речи и, передернувшись вместо увертюры, воскликнул:
– Ха, ты рвешься в бой, Фафхрд, мой мальчик? Попридержи свой меч в ножнах! Однако скажи мне, как ты думаешь, что за человек этот воин – тот, от которого ты меня защищаешь – мрачный человекоубийца Гваэя? Говорят, что он сильнее, чем слон, и более коварен, чем сами Зобольды.
Хасьярл дернулся в финальном спазме и умудрился, все еще не открывая глаз, выжидательно взглянуть на Фафхрда.
Фафхрд слышал все эти надоедливые вопросы не один раз за последнюю неделю, так что он ответил просто фырканьем:
– Пф-ф! Это говорят о ком угодно. Я знаю. Но пока ты не дашь мне возможность действовать и не уберешь эти старые обглоданные вшами бороды долой с глаз моих….
Спохватившись, Фафхрд опрокинул себе в глотку вино и постучал оловянной кружкой по столу, чтобы ему принесли еще. Потому что, хотя Хасьярл мог вести себя как идиот и иметь характер дикой кошки, у него подавали превосходное вино из винограда, созревшего на жарких южных склонах Квармаллского холма…. и не было никакого смысла зря раздражать принца.
Но Хасьярл, казалось, не обиделся – или, если обиделся, то выместил это на своих бородатых волшебниках, потому что он тут же начал приказывать одному, чтобы тот произносил руны более четко, спрашивать другого, достаточно ли хорошо измельчены его травы, напоминать третьему, что настало время трижды звякнуть неким серебряным колокольчиком; и вообще третировать обе дюжины старцев так, словно они были школьниками, а он – зорким, как орел, учителем – хотя Фафхрду дали понять, что все старцы были магами Первого Ранга.
Двойная дюжина волшебников, в свою очередь, начала нервно суетиться, каждый со своими собственными чарами – извлекать какие-то вонючие вещества; капать черные капли из грязных флаконов; размахивать жезлами; прокалывать булавками восковые фигурки; быстро чертить пальцами в воздухе колдовские символы; высыпать перед собой груды зловонных фетишей, и так далее.
Фафхрд, просидевший уже много часов у края длинного стола, знал, что большинство заклинаний были предназначены для насылания на Гваэя отвратительных болезней: Черной Чумы, Красной Чумы, Бескостной Смерти, Безволосого Угасания, Медленного Гниения, Быстрого Гниения, Зеленого Гниения, Кровавого Кашля, Размягчения Живота, Лихорадки, Истечения Жидкостей и даже нелепой Капели Из Носа. Волшебники Гваэя, насколько понял Фафхрд, неустанно отражали эти пагубные заклинания встречными чарами, но идея состояла в том, чтобы продолжать насылать их в надежде, что противник в один прекрасный день ослабит защиту, пусть даже на несколько мгновений.
Фафхрду иногда нестерпимо хотелось, чтобы шайка Гваэя смогла направить действие этих болезнетворных заклинаний назад, на посылающих их старцев в темных одеждах. Ему надоели даже непонятные астрологические знаки, вышитые на этих одеждах серебряными и золотыми нитями; даже ленты и проволочки из драгоценных металлов, завязанные каббалистическими узлами в окладистых бородах.
Хасьярл, приведя своих магов в состояние лихорадочной активности, для разнообразия широко открыл глаза и, всего лишь предварительно дернув губами, сказал Фафхрду:
– Значит, тебе хочется действовать, а, Фафхрд, мой мальчик?
Фафхрд, которого невероятно раздражал этот последний эпитет, поставил на стол локоть, помахал ладонью так, чтобы это видел Хасьярл, и воскликнул в ответ:
– Хочется. Мои мускулы стосковались по работе. С виду у тебя сильные руки, Лорд Хасьярл. Что, если нам попробовать развлечься отжиманием рук?
Хасьярл зловеще хихикнул и крикнул:
– Я как раз сейчас пойду развлекаться другим отжиманием рук с некой девушкой, заподозренной в общении с одним из пажей Гваэя. Она ни вскрикнула ни разу…. тогда. Хочешь пойти со мной и полюбоваться этим действом, Фафхрд?
И внезапно закрыл глаза снова. Эффект был такой, словно он опустил на глаза две крошечных кожаных маски – и однако он закрыл их так плотно, что не могло быть и речи о том, что он подглядывает сквозь ресницы.
Фафхрд, вспыхнув, сжался в своем кресле. Хасьярл угадал отвращение Северянина к пыткам в первую же ночь, проведенную тем в Верхних Уровнях Квармалла, и с тех пор никогда не упускал возможности поиграть на том, что расценивал как слабость Фафхрда.
Фафхрд, чтобы скрыть замешательство, вытащил из-под туники крошечную книжку, сшитую из листков пергамента. Северянин мог бы поклясться, что веки Хасьярла не дрогнули ни разу с тех пор, как закрылись, однако злодей тут же воскликнул:
– Знак на обложке этой книги говорит мне, что это нечто, принадлежащее Нингоблю Семиглазому. Что это такое, Фафхрд?
– Это мое частное дело, – твердо ответил тот. Честно говоря, он был несколько встревожен. Содержание книги было таким, что он не осмелился бы показать ее Хасьярлу. А на верхнем листке пергамента – Хасьярл как будто каким-то образом это увидел – действительно был четкий черный рисунок, изображающий семипалую руку, на каждом пальце которой вместо ногтя был глаз; это был один из многих знаков волшебника-покровителя Фафхрда.
Принц отрывисто кашлянул.
– Ни у одного из слуг Хасьярла не может быть частных дел, – провозгласил он. – Однако мы поговорим об этом в другое время. Меня призывает долг.
Он вскочил с кресла и, свирепо глядя на своих волшебников, пролаял:
– Если я, вернувшись, обнаружу, что хоть один из вас дремлет над своими заклинаниями, то пусть он знает, что для него было бы лучше – да и для его матери тоже – родиться с рабскими цепями на ногах!
Он на мгновение умолк, повернулся, чтобы идти, снова нацелился лицом на Фафхрда и сказал быстро и вкрадчиво:
– Девушку зовут Фриска. Ей всего семнадцать. Я не сомневаюсь, что она будет играть в мою маленькую игру очень ловко и со многими очаровательными восклицаниями. Я буду долго беседовать с ней. Я буду допрашивать ее так же, как буду закручивать винт, очень медленно. И она будет отвечать, будет отзываться, будет описывать свои ощущения, если не словами, то звуками. Ты уверен, что не хочешь пойти?
И Хасьярл выскочил из комнаты, зловеще хихикая по пути; красное пламя факелов в проеме арки обрисовало его чудовищную кривоногую фигуру кровавым отсветом.
Фафхрд заскрежетал зубами. Сейчас он ничего не мог сделать. Камера пыток Хасьярла служила одновременно и казармой для его охраны. Однако Северянин приписал кое-что в уме к своему счету.
Для того чтобы отвлечься от омерзительных, вызывающих содрогание образов, возникающих в его мозгу, он начал внимательно перечитывать крошечную пергаментную киоту, которую Нингобль подарил ему как награду за прошлые услуги (или залог будущих) в ту ночь, когда Северянин покидал Ланкмар.
Фафхрд не боялся, что волшебники Хасьярла могут подглядеть то, что он читает. После прощальной угрозы своего хозяина они все, толкая друг друга локтями, неистово копошились над своими заклинаниями, словно двадцать четыре черных бородатых муравья.
«Квармалл впервые привлек мое внимание, – прочитал Фафхрд в маленькой рукописной или, возможно, щупальцеписной книжке Нингобля, – сообщением, что некоторые подходы, находящиеся под ним, проходят глубоко подпорем и простираются до неких пещер, в которых еще могут жить кое-какие уцелевшие представители расы Древнейших. Естественно, я отрядил посланцев, чтобы проверить истинность этого сообщения: были посланы два хорошо обученных и ценных шпиона (и еще двое других, чтобы наблюдать за первыми), которые должны были подмечать факты и собирать слухи. Ни одна пара не вернулась, а также не прислала никаких сообщений или знаков, объясняющих их поведение; от них не пришло ни слова. Я был заинтересован; однако поскольку в то время я был не в состоянии тратите ценный материал на столь сомнительные и опасные поиски, я выжидал, надеясь, что с течением времени в мое распоряжение поступят нужные сведения (как обычно и происходит).»
"Двадцать лет спустя мое терпение было вознаграждено, – читал Фафхрд дальше неразборчивый почерк. – Ко мне привели какого-то старика со странно-бледной кожей, покрытой ужасающими шрамами. Его звали Таморг, и его рассказ, хоть и бессвязный, был очень интересным. Он утверждал, что еще маленьким мальчиком был похищен у проходящего мимо каравана и угнан в рабство в Квармалл, где работал на Нижних Уровнях, глубоко под землей. Естественного освещения там не было, а воздух поступал в лабиринт пещер только потому, что его втягивали огромные вентиляторы, приводимые в движение трудом рабов; отсюда и его бледность и необычная в других отношениях внешность.
Таморг с глубокой горечью говорил об этих вентиляторах, потому что был прикован к одному из бесконечных ремней в течение более долгого времени, чем он осмеливался думать (в действительности он не знал точно, как долго это продолжалось, поскольку в Нижних Уровнях, по его собственному утверждению, нечем было измерять время). В конце концов он получил освобождение от своей тягостной ходьбы по ремню в результате того – насколько я мог разобрать из его путаного повествования – что был изобретен или выведен особый тип рабов, лучше подходивших для этой цели.
Из данного факта я вывожу, что властители Квармалла достаточно заинтересованы в хозяйстве своих владений, чтобы улучшать его: редкость среди верховных владык. Более того, если были выведены эти особые рабы, то продолжительность жизни верховных владык волей-неволей должна быть дольше обычной; или же сотрудничество между отцами и сыновьями более совершенно, чем любые отношения между детьми и родителями, которые я наблюдал ранее.
Таморг рассказал далее, что его, вместе с еще восемью рабами, освобожденными от работы на вентиляторах, поставили на рытье тоннелей. Они вынуждены были расширять и продолжать некие проходы и помещения; так что в течение еще некоторого промежутка времени он рыл землю и ставил крепления. Это время должно было быть долгим, потому что путем тщательного опроса я обнаружил, что Таморг один выкопал и очистил стены прохода в тысячу двадцать шагов длиной. Этих рабов приковывали только в том случае, если они были помешанными; связывать их тоже было необязательно, поскольку, по-видимому, эти Нижние Уровни – лабиринт внутри лабиринта, и несчастный раб, стоило ему потерять знакомую тропу, практически не имел шансов вернуться. Однако Таморг сообщил, будто ходили слухи о том, что владыки Квармалла держат неких рабов, каждый из которых знает на память участок бесконечно простирающегося лабиринта. Таким образом они могут безопасно передвигаться и иметь сообщение между Уровнями.
Таморг, в конце концов, бежал очень простым способом – нечаянно пробив стену, возле которой он копал. Он расширил брешь своей мотыгой и нагнулся, чтобы заглянуть в нее. В этот момент один из его товарищей случайно толкнул его, и Таморг полетел головой вперед в проделанное отверстие. К счастью, оно выходило в расселину, на дне которой струился быстрый, но глубокий подземный ручей, куда и упал Таморг. Поскольку умение плавать не принадлежит к тем, которые быстро забываются, Таморгу удалось продержаться на поверхности до тех пор, пока его не вынесло во внешний мир. В течение нескольких дней его слепили лучи солнца, и он чувствовал себя уютно только при слабом свете факелов.
Я детально расспросил его о многих интересных феноменах, которые должны были постоянно находиться перед его глазами в Квармалле, но он абсолютно не смог удовлетворить мое любопытство, поскольку не был знаком ни с одним из методов наблюдения. Однако я устроил его привратником во дворец Д., за которым я хотел проследить. Вот и все об этом источнике сведений."
«Мой интерес к Квармаллу был возбужден, – продолжались записки Нингобля, – и мой аппетит был подхлестнут этой скудной пищей из фактов, поэтому я приступил к добыванию более подробных сведений. С помощью Шильбы, связался я с Ииком, Повелителем Крыс; я посулил ему показать потайные ходы в зернохранилища Ланкмара, и он согласился посетить меня. Его визит оказался бесплодным и, к тому же, поставил меня в неловкое положение. Бесплодным, поскольку выяснилось, что в Квармалле крыс едят как деликатес и охотятся за ними в кулинарных целях с помощью натренированных ласок. Естественно, что при таких обстоятельствах у любой крысы в стенах Квармалла было мало шансов заниматься какими бы то ни было расследованиями, кроме как в сомнительной по своим преимуществам обстановке котла. Личная свита Пика – бессчетное количество дурно пахнущих и изголодавшихся крыс – уничтожила все съедобное в пределах досягаемости своих острых зубов; проникнувшись жалостью ко мне в результате того тяжелого положения, в котором я очутился. Иик оказал мне огромную услугу, уговорив Скраа проснуться и поговорить со мной.»
"Скраа, – продолжалось в книге Нингобля, – это одно их тех старых как мир насекомых, что существовали одновременно с чудовищными рептилиями, которые некогда правили миром; родовая память этих существ уходит корнями в скрытое туманом время до того, как Древнейшие скрылись под поверхностью Земли. Скраа представил мне следующую краткую историю Квармалла, аккуратно написанную на необычном пергаменте, изготовленном из хитроумно слепленных вместе надкрылий, очень искусно сплющенных и разглаженных. Я прилагаю этот документ и извиняюсь за его несколько сухой и прозаичный стиль.