— Я тоже. На что он рассчитывает? Что за время его заточения мир сделался добрее и беспечнее? Настолько беспечнее, что позволит эксперименты с историей.
— Не исключено. Полагаю, Изгой не проходил курса общественных наук, — с иронией замечает собеседник. — А если и проходил, то не по принятой у нас программе. Таким, как он, наплевать на историю и объективные законы развития. Они признают лишь те законы, которые их устраивают, а если таковых не имеется, то устанавливают свои собственные. Старик желает по-своему перекроить мир, эта идея намертво въелась в его мозг, Изгой не откажется от нее, покуда жив. А ведь он не первый, — задумчиво произносит сотрудник СБЦ, — и до Изгоя не один расшибал в кровь лоб о несбыточность своих безумных порывов. Странная штука, — усмехается он, — мы давно научились побеждать все недуги, которые могут угрожать жизни. А между тем какой-то загадочный вирус кочует из века в век, заражая людей страшнейшей из болезней — жаждой властвовать над себе подобными, и ничего с ним не поделать. И каждый новый кандидат в диктаторы находит этой дикой жажде свое оправдание.
Я с интересом гляжу на собеседника. Впервые за время разговора он позволил себе несколько отвлеченные рассуждения. Любопытно было бы неспешно, на досуге продолжить беседу с этим человеком, наверняка обладающим живым, острым умом. Увы, неспешная беседа на досуге — немыслимая роскошь, которую мы позволим себе не скоро. Как и не скоро появится возможность вглядеться попристальней друг в друга, чтобы понять и оценить по-настоящему то, что скрыто под уставным стандартом профессионального лика, непроницаемым панцирем наших инкогнито.
— К сожалению, они находят не только оправдания, — говорю я. — Но и одаренных помощников.
— Ты о Сторне?
— Да.
— Какой ученый мог бы из него выйти!.. Сторн — классический образец того, во что способна превращать людей Территория, — с сожалением произносит коллега. — Юридический отдел СБЦ передал все данные о нем в Планетарный Совет. Думаю, однако, что суд над Сторном не состоится.
— Почему?
— Иногда жизнь сама расставляет все точки над «и», — отвечает собеседник. — Сторну придется расплачиваться за свой страшный эксперимент с Кирпатриком и Лэкманом ценой гораздо более высокой, нежели он предполагает. Дело в том, что профессор Лэкман страдал неизлечимой болезнью мозга, незадолго до роковых событий его даже посещали галлюцинации. Какая месть судьбы: похищая чужой мозг, Сторн тем самым подписывал себе смертный приговор.
— Не месть, скорее, справедливость, — говорю я.
— Пусть так, — соглашается коллега. — Сторн — фигура достаточно однозначная. А вот что касается Глауха… Твой визит к нему…
— Был ошибкой, — завершаю я. — Не следовало туда соваться без предварительной подготовки.
— Твой визит к нему, — терпеливо продолжает собеседник, — помог определить существенную деталь: Глаух и Сторн — не из одной команды. Но что задумал Глаух? Этот человек отлично знает, чего хочет и умело конспирирует свои действия. Настолько умело, что эксперты не дают определенного ответа, кто он: друг или враг. Будем надеяться, этот ответ последует не слишком поздно.
…Крики болельщиков возвещают о начале второго тайма. Теперь на арене всего с десяток участников. Они ждут сигнала, стараясь не глядеть друг на друга. Сейчас снаряды снова взмоют ввысь и на поле обозначатся три светящихся пятна: чем меньше игроков, тем меньше безопасных секторов.
Баллоны взлетают вверх и под неистовый рев публики начинается новая потасовка. Мне на глаза попадается Счастливчик Гарри. Номер семнадцатый бежит рядом с кромкой, расчетливо огибая группы дерущихся, но стараясь при этом не слишком отдаляться от намеченной площадки. Знакомый треск разрывов над головой, — и Гарри, словно подброшенный пружиной, кидается к сектору, занятому каким-то кряжистым великаном. Номер семнадцатый прыгает ногами вперед и сбивает гиганта. Тот, не успев понять, в чем дело, растерянно вращая глазами, вылетает прямо под грязевой поток. Клейкая масса пеленает его по рукам и ногам. Успевший благополучно приземлиться в светящемся секторе, Гарри со снисходительной улыбкой выслушивает извергаемые бессильным противником проклятия. Счастливчик Гарри и еще несколько асов будут оспаривать в последнем тайме всего один сектор.
— …«Новые самаритяне» владеют обширным участком леса к юго-западу от мегалополиса, — сообщает коллега. — Охраняется он усерднее, чем рубежи Территории. По данным спутников, в этом районе в течение последней недели перемещаются значительные группы людей. Твоя задача — выяснить, что там происходит. По мнению экспертов СБЦ, возможна отработка реальных военных действий. Ты, конечно, знаешь, что законы Планетарного Совета разрешают Территории применять оружие и создавать военизированные отряды лишь в исключительных случаях — для нейтрализации особо опасных террористических групп и конфликтов, способных привести к возникновению гражданской войны.
Я киваю головой.
— Не исключено, что Изгой попытается развязать себе руки именно таким способом: спровоцировав взрывоопасные массовые волнения. Конечно, мы могли бы обратиться к руководству Территории с официальным запросом, но…
Собеседник выразительно щёлкает пальцами:
— Изгой может уйти. Исчезнуть, затаиться, упрятав когти. А мы обязаны их вырвать. Раз и навсегда. К тому же, шанса поймать с поличным всю эту свору, замаскированную под крышей «Новых самаритян», может уже не представиться. Они найдут способ ликвидировать улики и ни за что не допустят скандала. Эти люди не хуже нас с тобой знают: огласка поставит под вопрос само существование Территории.
— Понимаю, — говорю я.
— И еще одна деталь. В последние дни к нам просачиваются разрозненные сведения о некой операции «Ретро» по захвату власти в Сообществе. Никто толком ничего не знает, а слухи в определенных кругах циркулируют…
— Слухи имеют свойство иногда подтверждаться, — замечаю я. — Если эта операция как-то связана с Изгоем, то название ее вполне оправдано. Старик действует, используя давно забытые и потому неожиданные приемы. Чего стоит этот трюк с двойником. А создание тайной армии, химическое оружие, наконец, — все это попахивает нафталином, как говаривали в старину. Изгой словно задался целью воспроизвести криминальные ситуации из прошлых столетий. Ситуации в стиле ретро. Зачем? Ведь в его распоряжении совершенные методы уничтожения.
— Ну, положим, он от этих методов не отказывается, — отвечает коллега. — Вспомни хотя бы случай с Крамером. А насчет ретро… Может быть, это сокровенная мечта старика, — высказывает предположение собеседник, — нанести первый разящий удар именно древним оружием. Добиться с его помощью того, чему не позволили осуществиться несколько веков назад. Возможно, видится Изгою в этом некая символика…
— Смыть свежей кровью прах бесславия с заржавленного меча, — насмешливо говорю я. — Кровью потомков тех, кто не дал когда-то опуститься этому мечу на свою голову.
— Нечто в этом роде, — не принимает ироничного тона коллега. — И это не смешно. Это страшно. Кровь-то ему нужна наша. Таких, как мы.
— Смешно то, что он надеется, — отзываюсь я. — И добавляю: — Мне понадобится кое-какая аппаратура.
— Ты ее получишь.
— И гравилет.
— С ним посложнее. Кстати, над тем участком почти не появляются гравилеты. Даже полицейские. Только машины «Новых самаритян».
— Но ведь полицейский гравилет может оказаться там случайно, — возражаю я. — Сбиться с курса, выполнять специальное задание, да мало ли…
— Рискованно! — после короткого раздумья качает головой коллега. — Но если нет иного способа…
— Я попробую раздобыть полицейский гравилет с помощью Элен Кроули. Ее брат — старший инспектор центрального района. Не думаю, — замечаю, уловив тревогу в глазах коллеги, — что Виктор Кроули способен донести на меня. Он слишком любит сестру, а мы с ней — в одной упряжке.
— Братские чувства — это неплохо, — роняет собеседник. — Но для гарантии нужно бы приплюсовать к ним кое-что посущественнее. Деньги на Территории все еще в цене. Впрочем, поступай как знаешь. До сих пор тебе везло. Возможно, повезет и на сей раз.
Он кивает на прощание и уходит. А мне остается размышлять о том, что везение — штука довольно капризная. Потому что именно в этот момент двое из оставшихся на арене игроков, очевидно, сговорившись, устраивают Счастливчику Гарри настоящую трепку. Они оставляют любимца публики стоящим на четвереньках посреди поля и после короткой передышки принимаются дубасить друг друга, поскольку сектор для победителя все-таки один. Публика неистовствует. Но все честно, по правилам. По правилам игры на Территории.
Глава двенадцатая
Пропуск в рай
Вытянутые, припухшие в суставах, напоминающие когти хищной птицы пальцы втискивали крохотное, судорожно извивающееся существо под ремешки на ложе миниатюрной копии гильотины. Существо с механической заученностью издавало резкие дребезжащие звуки.
Альбинос был настолько поглощен привычным занятием, что не сразу заметил вошедшего Стррна.
— А, это вы, — бросил он мимолетный взгляд на бледное, напряженное лицо гостя. — Вот, полюбуйтесь, новый экземпляр коллекции. С помощью такого нехитрого приспособления наших далеких предков отправляли на тот свет. Наивное и трогательное устройство. Но по мне — чересчур гуманное. Ну, да, — задумчиво пожевал губами блондин, — жертва даже не успевает вскрикнуть: раз — и голову напрочь. Вы никогда не задумывались, Сторн, какое непростое искусство — заставить человека страдать? Истово, по-настоящему. Начав с какого-то пустячка, стандартных покалываний под ногтями, постепенно добираться до самых уязвимых и болезненных мест. Не давая меркнуть сознанию, заставлять ощутить каждым нервом, каждой клеточкой тела нестерпимое огненное дыхание смерти. Провести по всем кругам ада — до последней черты, до безумия.
Глаза его расширились, в них появился вдохновенный блеск:
— Я бы использовал гильотину так: сперва отсекал конечности, затем, чтобы вселить ужас в приговоренного…
— Замолкните! — не выдержал Сторн. — Глаух был прав: вы настоящий садист.
Розоватые, с поволокой глаза потускнели.
— Беседовали с другом, — констатировал альбинос.
— Почему вы скрыли, что пытаете его людей? — крикнул Сторн.
Блондин равнодушно сплел длинные пальцы:
— Значит, так нужно. Не суйте нос в дела выше своего разумения. Петер — это мое дело, ясно? И не надо скрежетать зубами так, будто воплощаете правосудие на этой части Территории. Для подобной роли у Макса Сторна довольно-таки неподходящее прошлое. Не лишенное некоторых специфических заблуждений, — заключил он с затаенной угрозой.
— Главное мое заблуждение — то, что связался с вами, — резко бросил Сторн. — Из-за вас я потерял Глауха.
— Подумаешь, Глаух, — процедил альбинос. — Взамен эфемерной дружбы вы приобрели нечто более материальное. Однако не воображайте, что мое терпение беспредельно. Рано или поздно надоест укрощать вас, как строптивого коня, рвущегося из упряжки. Смею напомнить: солидные гонорары вы получаете не за истерики, которые устраиваете с завидным постоянством.
— Подите к черту с вашими гонорарами! — выдохнул Сторн.
Альбинос обиженно вскинул острый подбородок, рука его дернулась к бедру.
Это движение не ускользнуло от собеседника, губы Сторна переломились в презрительной гримасе.
— Можешь стрелять, — с ненавистью прошептал он. — Давай, пали, если хочешь, чтобы кто-то поупражнялся с тобой, как с этой игрушкой, — кивнул он на все еще дергавшегося человечка. — Садистов в мегалополисе хватает. А Макс Сторн с его супермозгом — один. И он очень нужен, потому вы и возитесь с ним, и платите бешеные деньги, и закрываете глаза на скверный характер… Да только в отличие от тех, кого конструирует, он не робот. Я желаю, имею право знать: во имя чего все это? Ради какой конечной цели? Ты сведешь меня с шефом. Главным шефом, — уточнил Сторн. — И я задам ему эти вопросы. А там посмотрим…
Сторн выдержал горящий злобой взгляд.
— Таково мое условие, я и пальцем не пошевелю, пока его не выполнят. Можешь переломать мне кости, как Петеру, но от своего я не отступлюсь.
Он круто повернулся и вышел из комнаты.
Сузившиеся розоватые глаза с бессильной яростью глядели конструктору вслед.
Утром над виллой Сторна появился гравилет. Выскочившие оттуда дюжие парни обменялись на ходу короткими репликами с почтительно расступившейся охраной, ворвались внутрь, без лишних слов подхватили конструктора под руки и втолкнули в просторное чрево машины. Возмущенная реплика была готова сорваться с губ разгневанного столь бесцеремонным обращением Сторна, но тут один из безмолвных стражей вскинул руку, струя бесцветного газа ударила в лицо пленника. На мгновение Сторну показалось, что воздух стал невыносимо густым и терпким, а потом перед глазами рассыпались ослепительные брызги, и он погрузился во тьму.
…Очнувшись, Сторн с изумлением огляделся. Казалось, гравилет перенес его на несколько столетий назад. Мрачноватые просторные покои древнего замка окружали конструктора, съежившегося в углу огромного деревянного кресла с высокой резной спинкой. Темные панели мореного дуба доходили почти до самых сводов, выше бугрились неотшлифованные глыбы гранита. В узких нишах пылали факелы, распространяя резкий смолистый запах. Переменчивые блики плясали на тусклом металле старинного оружия, украшавшего стены.
Едва слышный шорох заставил Сторна повернуть голову. Из-за раздвинувшихся створок тяжелых дверей показался край сплюснутого металлического шара. Шар неторопливо выплыл в зал, описал широкую дугу, словно присматриваясь к гостю, поднялся и, слегка покачиваясь, повис в темном углу под сводами.
Сторн узнал аппарат. Это была одна из последних, наиболее совершенных его конструкций, почти идеальный, надежный истребитель всего живого. Среди мрачных, казавшихся древними стен он выглядел чужеродно и нелепо, как панель компьютера, случайно затесавшаяся среди музейных экспонатов средневековья.
— Любуетесь своим творением?
Низкий слегка насмешливый голос, прозвучавший неестественно гулко в каменных стенах, заставил Сторна вздрогнуть. Он увидел высокого седовласого человека. Характерный изгиб тонких, плотно сжатых губ и круто очерченный выдающийся вперед подбородок придавали его лицу выражение упрямой, ни с чем не считающейся силы. Это лицо могло показаться привлекательным, если бы не светлая странная искра, остро вспыхивающая время от времени в стеклянной глубине упрятанных под тяжело нависавшими надбровными дугами глаз.
Седовласый смотрел на Сторна с тем сдержанным отстраненным любопытством, с каким опытный коллекционер разглядывает занимательный, но не слишком ценный экземпляр очередной бабочки, пришпиленной ко дну коробки. Под тяжелой, давящей беспощадностью этого взгляда Сторн почувствовал желание сжаться в комок.
— Мне сообщили, что вы настаивали на встрече, — небрежно проронил седовласый, опускаясь в кресло напротив. — Что ж, у меня есть несколько минут. Старайтесь не повышать голос и не делать слишком резких движений, — предупредил он. — Эта модель, — бросил короткий взгляд вверх, — сориентирована на мою защиту.
— Я хочу знать, во имя чего работаю, — сказал Сторн, заставляя себя смотреть в колючие зрачки собеседника.
— Запоздалое любопытство, — заметил с иронией седовласый. — Когда мои люди предложили Максу Сторну внушительный гонорар за создание некой конструкции с вполне отчетливыми параметрами, он воздержался от уточняющих вопросов.
— В контракте речь шла всего лишь о системах охраны объектов особой важности, — возразил конструктор.
— Бросьте, Сторн! — отозвался седовласый. — Ребенку ясно, что под этим подразумевалось. Охранные системы не принято оснащать запрещенными видами оружия. А оружие во все времена служило лишь одной цели. Вот вам и ответ. — Он бросил испытывающий взгляд на собеседника, прежде чем произнести: — Мы накануне войны, Сторн. Большой войны.