Курьер, оставленный ждать именно ради этого, также выполнял его распоряжения, и делал это столь рьяно, что очень быстро подлейтенант Ширип получила приказ столь полный и точный, словно Кааврен собственноустно изрек его. Со своей стороны, подлейтенант, зная, что с приказами капитана не шутят, немедленно занялась осмотром выходца с Востока, для чего подробно расспросила занимавшегося им лекаря.
Сделав это, она вызвала служебный экипаж и, оставив на дежурстве сменщика, отправилась в Императорский дворец. Там Ширип добралась до кабинета капитана, где слуга по имени Бортелифф, о котором мы еще услышим позднее, проводил ее в личные покои Кааврена.
Кабинет был, в первую очередь, вместительным, как и подобает капитану гвардейцев Феникса, ответственного, помимо прочего, за безопасность ее величества. Кроме двери, через которую входил Раанев, а теперь и Ширип, там имелись еще четыре. Одна из них, позади, вела в выходящий наружу короткий туннель, которым капитан пользовался, когда приходил и уходил. Та, что слева (слева от вошедшей Ширип), сообщалась с большой галереей, которая была самым коротким путем, ведущим в крыло Иорича (хотя читателю следует понять, что даже самый корокий путь не всегда так уж скор). Третья дверь, рядом с задней, вела в обширный и плотно охраняемый зал, постоянно используемый для телепортации как во Дворец, так и из него, а кроме того, здесь имелись несколько комнат для совещаний, где капитан мог без помех встретиться с теми, с кем желал посовещаться по какому-либо вопросу. Наконец, за последней дверью, справа, располагался самый прямой из всех возможных маршрут к тронному залу в Императорском крыле.
Помимо этих дверей в кабинете имелась ниша, где капитан вешал шляпу, плащ, а также меч. Самой заметной частью прочего пространства был большой письменный стол из орехового дерева — стол, который капитан как правило держал чистым с помощью простейшего средства: перекладывая всю возможную бумажную работу на подчиненных. Перед столом полукругом выстроились пять кресел — все, добавим, довольно удобные, с подлокотниками и мягкими подушками, потому что на нынешней высокой должности Кааврена часто посещали те, кто заслуживает лучшего отношения, чем то обычно получают даже офицеры гвардии. Собственное кресло капитана вполне соответствовало своему хозяину: никаких подушек и резьбы, простое, но целиком и полностью функциональное.
Именно в этом кабинете, и еще точнее, именно в этом кресле находился Кааврен, кивком приветствовав появление подлейтенанта Ширип.
— Капитан, — она отдала честь, — как вы приказали, я проверила выходца с Востока.
— И правильно сделала. Он в сознании?
— Пока нет, но лекарь дает благоприятный прогноз.
— Каковы его ранения? «Его», как ты понимаешь, — добавил Кааврен, всегда предпочитающий избегать недополнимания, — относится к выходцу с Востока, а не к лекарю.
— Я прекрасно это понимаю, капитан, потому что лекарь — она.
— А, в таком случае никакой двойственности нет.
— Именно.
— Так ты сообщишь мне о его ранениях?
— Незамедлительно сообщу.
— Прекрасно. Слушаю.
— Четыре резаных и две колотых раны, капитан. Все, кроме одной резаной и одной колотой, мелкие и незначительные. Порезы на правом плече и локте и на правой ноге над коленом, а также глубокий разрез на левом боку чуть выше бедра. Укол в левое плечо и пробита грудь справа, лишь чудом не зацепило легкое.
— Сколькими клинками нанесены раны?
— Тремя.
— Значит, если только один из них не работал двумя клинками, было самое малое четверо нападавших.
— Четверо, капитан? Но…
Кааврен оставил это в стороне.
— Весьма искусный боец. Что ты узнала помимо ран?
— Не слишком крупный представитель своего народа. Он отрастил волосы над верхней губой, но не на подбородке. Скулы высокие, почти как у дзурлорда. Уши округлые, прижатые к черепу. Густые брови и длинные ресницы, на подбородке складка, словно вырубленная, но шрама там нет. Есть небольшой рубец на левом крыле носа и еще один над правым ухом, и у него недостает мизинца на левой руке.
Кааврен кивнул.
— Волосы темные? Вернее, черные?
— Да, милорд, — ответила Ширип.
— Мощные надбровья, подбородок крепкий, но не заостренный?
— Вы его описали, капитан, — отозвалась Ширип, вздернув бровь.
Капитан ответил на подразумевавшийся вопрос:
— Похоже, мне он знаком.
— И? — спросила подлейтенант.
— Я должен его повидать.
— Но он действительно обладатель имперского титула?
Кааврен резко кивнул, сообщив Ширип, что это не просто утвердительный ответ на ее вопрос, но и знак, что продолжать беседу капитан более не желает. Подлейтенант поняла оба ответа, которые таким образом имел честь сообщить ей старший офицер, и более вопросов не задавала.
Со своей стороны, Кааврен немедленно распорядился заложить карету, которая доставил бы его к раненому выходцу с Востока. Заметим вскользь, что хотя двести лет назад Кааврен предпочитал верховую езду перемещениям в карете, нам не следует забывать, что двести лет назад Кааврен был моложе — причем моложе ровным счетом на две сотни лет.
Благодаря оперативности, каковую наш тиасса требовал от всех своих подчиненных, карета и кучер были поданы всего через несколько секунд. Еще одним выразительным кивком капитан пригласил Ширип присоединиться к нему в этой поездке.
Пройдя через дверь, которую, как читатель несомненно помнит, мы недавно имели честь описать, они взошли в экипаж и приготовились к недолгой поездке. Кааврен, не имея настроения для беседы, таковую не начинал. Ширип сочла это намеком и также сохраняла молчание.
Спустя недолгое время они прибыли на Северно-Центральный Гвардейский Пост, где кучер — рядовой, которому доверили эту работу из-за его умения обращаться с лошадьми — спрыгнул на мостовую и придержал дверь кареты для капитана и подлейтенанта. Кааврен двинулся в здание первым, как подобает прирожденному военачальнику, и сразу направился к лазарету, вежливо хлопнув в ладоши у входа. Читателю следует понимать, что даже капитану гвардии Феникса не следует входить в лазарет, не получив заверений, что тем самым он никого не отрывает от деликатных обязанностей. Прерывать лекаря посреди операции, конечно, не столь рисковано, как прерывать волшебника посреди сложного заклинания, однако в равной степени невежливо.
В данном случае приглашения войти не последовало, дверь открылась и из нее вышла лекарь — атира, среднего роста и средних лет, с постоянной складкой на лбу и гордым носом, какой чаще встречается у ястреблордов. Она тихо закрыла за собой дверь, потом поклонилась Кааврену и сказала:
— Я ждала вас, милорд.
— Что ж, вот он я.
— Несомненно, вы желаете знать о состоянии моего пациента?
— Вы в точности назвали цель моего визита.
— Тогда я сообщу вам то, что вы желали узнать.
— И будете совершенно правы.
— Во-первых, вам следует знать, что он серьезно ранен.
— Это я уже понял.
— Более того, я не в состоянии наложить обычных заклинаний, предотвращающих омертвление тканей.
— Как — не в состоянии?
— Именно так.
— Но что вам мешает?
— Я не уверена, но все мои попытки потерпели неудачу.
— И что же?
Лекарь нахмурилась, складка на лбу у нее стала глубже.
— Я воспользовалась древними, примитивными способами очистки ран, и если это прошло успешно, полагаю, он выживет.
— Он очнулся?
— Пока нет.
— Можете вы сообщить, когда он придет в сознание?
— Не более, чем могу воспрепятствовать омертвлению тканей: это заклинание тоже не сработало.
Кааврен нахмурился:
— Тогда я подожду здесь, пока…
Тут его прервал звук, похожий на тот, что издает ветер, пронизывающий сквозную горную пещеру — звук, который явно исходил из-за двери, у которой оба они стояли. Лекарь молча отворила дверь и вошла, а сразу за ней и Кааврен.
ВТОРАЯ ГЛАВА.
Как Капитан Беседовал
с Выходцем с Востока,
а Выходец с Востока
Принимал Посетителей
В комнате стояла высокая узкая койка, на которой лежал выходец с Востока, накрытый простыней и одеялом. Глаза его, плотно зажмуренные, открылись при приближении Кааврена и лекаря. Он взглянул на черный шелковый шарф у нее на шее и прошептал:
— Если у вас есть что-нибудь от боли, я не буду неблагодарен.
— Простите, — ответила она, — но мои заклинания на вас не действуют.
Он снова закрыл глаза.
— Опий?
Лекарь нахмурилась.
— Это слово мне незнакомо.
Выходец с Востока вздохнул.
— Ну разумеется, незнакомо, — несмотря на слабость, в голосе его ощущалась насмешка.
Потом взгляд его обратился к капитану.
— Чему я обязан такой честью, милорд, что меня посещает… — Он закашлялся, поморщился, потом продолжил: — …столь высокопоставленный представитель личной отборной гвардии ее величества?
Здесь добавим, что, судя по тону, этот вопрос также не был лишен признаков насмешки, или по крайней мере иронии.
Кааврен, со своей стороны, оставил в стороне тон и просто ответил на вопрос, сообщая:
— Это в некотором роде касается ее величества, когда имперский вельможа обнаружен весь израненный, что само по себе вызывает ряд вопросов.
— О, — проговорил он, — так я не арестован?
— Никоим образом, заверяю вас, — холодно ответил Кааврен.
Выходец с Востока зажмурился, потом снова открыл глаза.
— Я вас знаю. Вы лорд Кааврен, не так ли? Бригадир гвардейцев Феникса?
— Капитан, — отозвался Кааврен в порядке подтверждения и уточнения, таким образом уложив в минимум слов максимум информации; автор вынужден признаться, что эту его привычку перенял и для себя, полагая эффективное использование письменной речи самым ценным для литератора качеством.
— Капитан гвардейцев Феникса, — согласился выходец с Востока. — И бригадир…
— Об этом сейчас не будем, — отрезал Кааврен.
— Хорошо.
— Могу ли я узнать ваше имя, милорд?
— Владимир, граф Сурке. Если желаете со мной поговорить…
— Желаю, если вы способны отвечать.
— Я соберусь с силами.
— Прекрасно. Мы встречались прежде, не так ли?
— У вас прекрасная память, капитан. Хотя в то время имя мое было несколько иным.
— Владимир из Талтоша, верно?
— Позвольте некоторое уточнение, никакого «из». Талтош — это второе, родовое имя; таков обычай моего народа. — Выходец с Востока, отметим мы, не разделял принципа капитана относительно эффективного использования речи, но мы постараемся не судить его за это слишком уж строго.
— Понимаю, — ответил Кааврен.
— Так что вы хотите знать?
— Что я хочу знать? Да я хочу знать, что с вами произошло! Как вы понимаете, в вопросе нападения на имперского вельможу шутки не могут быть уместны. Так что я хочу знать, кто на вас напал и что к этому привело.
— Понимаю.
— В таком случае, будьте любезны — расскажите, что в точности с вами произошло.
— Я охотно сделал бы это, однако…
— Да?
— Я понятия об этом не имею, заверяю вас.
— Как так — вы не знаете, что произошло с вами?
— Не знаю.
— А что вы помните?
— Я прогуливался вдоль реки на север, а потом оказался тут.
— Итак, вы не знаете, как оказались ранены?
— Я подозреваю, это была засада.
— Да, таково и мое подозрение. И если это так — а это почти наверняка так, — моя обязанность разыскать злодеев и позаботиться о том, чтобы они не избежали правосудия.
— Капитан, я заметил, вы сказали «они».
— А разве это неправильное слово?
— О, я ничего не имею против собственно слова, вопрос лишь в его употреблении.
— И?
— Мне представляется, оно подразумевает, что этих, как вы их назвали, злодеев было больше одного.
— Воистину так, — согласился Кааврен, признавая явную справедливость этого замечания. А выходец с Востока продолжил:
— Следовательно, вы полагаете, что их было двое или даже больше?
— Четверо или пятеро, как я полагаю, — сказал Кааврен.
— Так много? Поразительно, как это я выжил после подобного нападения.
— М-да, — коротко отозвался Кааврен.
— Если, как вы сказали, вы ничего не знаете об этом случае…
— Я так сказал, и более того, готов повторить.
— …то откуда же вам известно число нападавших?
— Исходя из количества и природы ваших ран, а также некоторых прорех в вашей одежде, которую я позволил себе обследовать.
— А. Что ж, на вашем месте я бы сделал то же самое.
— Несомненно.
— Кстати, о моем оружии…
— Подходящее к ножнам оружие найдено не было.
— А прочее оружие?
— Все ваши вещи в сундуке под кроватью.
— Хорошо.
— Но возвращаясь к теме беседы…
— Да, давайте лучше вернемся к ней.
— Вы сказали, что не помните, что с вами случилось.
— Совершенно не помню. И был бы чрезвычайно вам признателен, если бы вы сообщили мне то, что знаете.
— Вы желаете это узнать?
— Меня очень это волнует, заверяю вас.
— Да, понимаю. Что ж, насколько я могу судить, случилось вот что. На вас напали, вы защищались, но поскольку вас сильно превосходили числом — вы, пытаясь спастись, бросились в реку. Вы сумели спастись, но вскоре потеряли сознание — несомненно, от потери крови и от усталости, а также, возможно, от пребывания в холодной воде.
— Ясно. Вы рассказали немало интересного, и я весьма это ценю. Только странно, что…
— Да, что?
— Что я остался в живых, бросившись в реку, она ведь исключительно широкая и глубокая, а также холодная и быстрая.
— Это верно, в общем и целом.
— И?
— Однако нередко попадаются места, где отдельные части речного потока по той или иной причине отклоняются от общего течения. Такие места обычно мельче и уже, течение там медленное, а порой, возможно, и вода теплее. В таком вот месте вас и нашли.
— Я понимаю. Вы прекрасно все объяснили. Остается лишь одно.
— Да?
— Почему на меня напали?
— О, что до этого…
— Да?
— Возможно, вас пытались ограбить.
— О да, это возможно. Дороги нынче небезопасны.
— Мы делаем что можем.
— Я не собирался критиковать вас.
Кааврен поклонился, сообщая, что оскорбление не имело места, и продолжил.
— Поскольку оба мы желаем одного и того же — то есть в точности определить, что же с вами случилось, — возможно, есть способы этого достичь.
— О, неужели? Расскажите же, капитан, ибо вы весьма меня заинтересовали.
— Есть волшебники, которым порой удается войти в сознание и восстановить утраченные воспоминания.
— Волшебники, вы сказали.
— Да.
— Ну… — Выходец с Востока замолчал, словно смущенный. И миг спустя продолжил: — Да, боюсь, волшебство не… вернее сказать, это невозможно.
— Невозможно?
— Увы, заверяю вас.
— А останется ли оно столь же невозможным, если вы снимете амулет, висящий у вас на шее?
Глаза выходца с Востока чуть расширились, потом он проговорил:
— Вы весьма наблюдательны и искушены в умении производить умозаключения.
— Итак?
— В любом случае, амулет я не сниму: он обеспечивает мою безопасность.
— Если я могу задать вопрос, безопасность от чего?
— О, вы желаете это знать?
— Желаю.
— Ну, от того, что желает причинить мне вред — а я почти верю, что существуют те, кто желает причинить мне вред.
— О, этого я не отрицаю — мы практически доказали их существование.
— Таково и мое мнение.
— Однако же у вас нет мнения относительно личности тех, кто желал бы причинить вам вред?
— Совершенно никакого.
— Однако же.
— Ну да.
— А не могут это быть джареги?
Выходец с Востока ответил столь же равнодушным взглядом, с каким Кааврен задал этот вопрос.
— Джареги? А какое они ко мне имеют отношение?
— С одной стороны, уже никакого. С другой стороны — очень серьезное. Например, они хотят, чтобы вы были мертвы.