— Вы так полагаете?
— У меня есть надежные источники.
— Что ж, не стану отрицать.
— И правильно сделаете, заверяю вас.
— Однако же в свою очередь готов вас заверить, капитан, что кто бы на меня ни напал, это были не джареги.
— Вы меня озадачили.
— Это не входило в мои намерения.
— Вы заверяете, что нападавшие не были джарегами.
— И что?
— Но при этом вы утверждаете, что самого нападения совершенно не помните. Как же такое возможно?
— А как вы узнали, сколько было нападавших, если вас там не было?
— Простое умозаключение из фактов.
— Именно. Как и мой вывод, что напали на меня не джареги.
— Ах вот как? Тогда не объясните ли ход ваших умозаключений?
— Сперва вы, если не возражаете.
Кааврен пожал плечами.
— Ваши раны нанесены тремя различными клинками.
— И что же?
— Нападение не застало вас врасплох, иначе вы были бы убиты.
— Что ж, это верно.
— Человек, способный уцелеть после нападения троих нападавших, определенно способен свалить как минимум одного из них до того, как его успеют ранить.
— Восхищаюсь вашей логикой.
— От ее имени благодарю вас. А теперь вернемся к вашему выводу.
— На такие дела джареги не посылают толпу исполнителей; достаточно одного, максимум двоих. Более того…
— Да?
Выходец с Востока холодно улыбнулся.
— Они хотят, чтобы я был не просто мертв.
Кааврен, с минуту поразмыслив, понял, ЧТО ему только что сообщили, и невольно вздрогнул.
— Что ж, вы меня убедили.
— Это утешительно.
— Однако, если позволите еще один вопрос…
— Да?
— Если вы пытаетесь держаться подальше от джарегов…
— Вы вправе так говорить.
— …то почему же вы вернулись в Адриланку?
— Вообще говоря, я не вернулся. Я скорее покидал Адриланку после того, как посетил ее.
— Посетили?
— У меня здесь семья.
— О, понимаю. У меня тоже есть семья, и меня весьма расстраивает, когда я должен пребывать вдали от них хоть сколько-то долго.
— Да. Поэтому я возвращаюсь, когда могу.
— Я бы сделал то же самое.
— Я польщен, что вы понимаете.
Кааврен кашлянул.
— Тогда давайте перейдем к подробностям.
— Да, давайте. Всегда уважал подробности.
— Приятно слышать. Тогда скажите, будьте любезны — где вы находились, согласно последним воспоминаниям?
— У реки, милях в девяти или десяти к северу от Профимина.
Кааврен кивнул.
— А причина, почему вы там находились?
— Милорд?
— Я спросил о причине…
— Я вас понял, капитан — но не понимаю, чему обязан честью слышать подобный вопрос.
— Таковы мои обязанности, — коротко ответил Кааврен.
— А, ваши обязанности.
— Именно так.
— Что ж, не имею никаких возражений против обязанностей.
— Я рад это слышать.
— И однако же не понимаю, почему ваши обязанности требуют от вас вмешиваться в мои личные дела.
— А откуда вы знаете, что ваши личные дела не связаны тем или иным образом с нападением на вас? Подобное случалось, я не раз был тому свидетелем.
— В этом я не сомневаюсь.
— Итак?
— Но мои дела тем не менее остаются моими личными.
— Если вы подвергаете сомнению мою способность хранить секреты…
— О, ни в малейшей степени!
— Итак?
— Все же, разве я обязан рассказывать о делах, важных лишь для меня самого? Обычно Империя подобного не требует.
— Обычно — да, однако при данных обстоятельствах…
— Обстоятельствах? А какие тут обстоятельства?
— Обстоятельства, сделавшие вас жертвой преступления. Вы ведь безусловно желаете, чтобы преступников настигло правосудие, не так ли?
— О, до этого мне нет дела, заверяю вас.
— Вы меня поражаете.
— Неужели?
— О да.
Выходец с Востока пожал плечами.
— Несомненно, их причины совершить это как-то связаны с неспособностью влиться в общество, неизбытыми детскими переживаниями и тому подобным. Однако разве не ответят они за все свои преступления в Залах Правосудия? А если туда они так и не попадут, что ж, это само по себе правосудие, не так ли?
После столь выдающегося заявления Кааврен долго рассматривал выходца с Востока, словно подбирая слова для ответа. И наконец проговорил:
— Вы чрезвычайно самонадеянны, милорд.
— Таков уж я, — отозвался тот.
— Понимаю, — ответил Кааврен, весьма искушенный в науке понимания. — И все же вы сознаете, сколь важными будут эти сведения для исполнения моих обязанностей.
— О, снова это слово!
— Подумайте, в каком настроении будет ее величество, узнав, что мало того, что на имперского графа напали прямо на тракте, но ее собственная гвардия даже не начала расследование! Вы, надеюсь, сознаете, в какое положение меня ставите.
— А сейчас вы взываете к моему состраданию.
— Оно у вас есть?
— Немного. Но я стараюсь крайне осторожно его расходовать.
— Вы полагаете, нынешний случай того не стоит?
— Несомненно, стоит.
— Итак?
Выходец с Востока вздохнул.
— Что ж, если вы правда ходите знать…
— Заверяю вас, хочу.
— Я прогуливался вдоль реки. Всегда был к ней привязан, понимаете ли, и частенько гулял по берегу.
— Прогуливались.
— Именно.
— Понимаю. Итак, вы сказали, что помните, как были в десяти милях севернее Профимина.
— Правильно.
— Но это ведь почти за двадцать миль до того места, где вас нашли.
— Вот как? Немалое расстояние.
— Крайне маловероятно, чтобы река протащила вас, раненого, двадцать миль, и тем не менее выбросила на берег живым.
— Мне это также представляется маловероятным, капитан.
— И тем не менее, ответа на эту загадку у вас нет?
— С чрезвычайным огорчением должен вам сообщить, что нет, увы.
— Значит, искать ответ придется мне.
— Разумеется, я желаю вам всяческого успеха.
— Но я могу положиться на ваше содействие?
— Полностью.
— Рад это слышать.
— А я полагаю, что вы будете сообщать мне то, что отыщете?
— Несомненно, милорд.
— С чего же вы начнете расследование?
— О, это я еще обдумаю. Что до вас, милорд…
— Да?
— Отдыхайте и слушайтесь лекаря.
Назвавшийся лордом Сурке коротко кивнул и снова закрыл глаза. Кааврен же вместе с лекарем вышел из комнаты.
Распрощавшись с лекарем, капитан направился в кабинет подлейтенанта Ширип, которую обнаружил сидящей за столом. Жестом велев ей не вставать, он сам опустился на стул напротив. Подлейтенант ничего не сказала, готовая слушать со всем вниманием и ответить на любые распоряжения или вопросы, каковые капитан сделает честь адресовать ей.
Кааврен, со своей стороны, не тратил времени на то, чтобы перевести беседу в требуемое ему русло.
— Посмотрим, сможем ли мы выяснить, что случилось с выходцем с Востока. Будет нелегко, он отказывается сотрудничать.
Подлейтенант нахмурилась.
— Что может быть само по себе уликой.
— Может быть, — согласился Кааврен.
— Что мне предпринять в связи с расследованием?
— Пошли пару-тройку дозоров в Профимин, пусть поразнюхают. Если наш выходец с Востока действительно там был, кто-то его да заметил. Посмотрим, кто там еще был.
— А если ничего не обнаружим, капитан?
Кааврен пожал плечами.
— Посмотрим. А пока, выполняй…
Тут его прервал хлопок за дверью.
— Кто там? — спросила подлейтенант, разумно предполагая, что поскольку кабинет ее, отвечать входит в ее обязанности.
— Эрбаад, — ответили из-за двери. — С сообщением.
— И что, это не может подождать, пока капитан не закончит разговор со мной?
— Не знаю, подлейтенант, — отозвалась за дверью Эрбаад, — сообщение-то для капитана.
Кааврен нахмурился и кивнул собеседнице, а та велела курьеру войти. Когда она подчинилась и отдала честь, Кааврен спросил:
— У тебя сообщение для меня?
— Даю слово.
— Значит, ты должна что-то мне передать?
— Капитан понял совершенно верно: я должна кое-что вам передать.
— Что ж, слушаю.
— Вот сообщение: прибыл посетитель.
— Посетитель? Кто-то прибыл встретиться со мной?
— Не с вами, капитан.
— Не со мной?
— Нет, капитан. С выходцем с Востока.
— Встретиться с выходцем с Востока?
— Именно. Я позволила себе сообщить, что для такой встрече всякому посетителю необходимо ваше разрешение, капитан.
— И была совершенно права, — подтвердил Кааврен. Повернулся к подлейтенанту и спросил: — Как давно здесь находится выходец с Востока?
— Несколько часов.
— И кому сообщали, что он здесь?
— Кроме вас, никому.
— И тем не менее к нему является посетитель.
— Точно так.
— Это стоит отметить. — Капитан снова повернулся к Эрбаад и велел: — Опиши его.
— Ее, капитан. Иссола, чрезвычайно хороша собой; тонкие брови, высокий лоб, нос острый, но привлекательный, чувственные губы, твердый подбородок. Светлые волосы, светлая кожа. Худощавая, но крепкая; ростом, пожалуй, чуть ниже средних шести с половиной футов. Пальцы длинные и изящные, с мозолями, по которым я заподозрила, что она играет на музыкальном инструменте. Носит зеленое и белое с кожаными нашивками, как одеваются в дальную дорогу, и судя по потертостям на коже — хорошая наездница. При ней меч, тяжелый и недлинный, и судя по простому и функциональному виду — она знает, как с ним обращаться.
— Ясно, — проговорил Кааврен, мысленный портрет посетительницы предстал перед ним столь четко, как если бы он сам видел ее. — Как она представилась?
— Леди Саручка из Рефлина.
— Не знаю такой. Чего она хотела?
— Она ничего не сказала, кроме того, что желает повидать выходца с Востока.
— Как она назвала его?
— Лорд Талтош.
— Талтош. Не Сурке. Ясно. Что ж, проводи меня к ней.
— Сюда, капитан.
Следуя за Эрбаад, Кааврен добрался до приемной, где ожидала описанная выше дама. При появлении Кааврена она поднялась и поклонилась со всем изяществом, доступным представителю Дома Иссолы. Капитан, поклонившись в ответ, проговорил:
— Леди Саручка из Рефлина? Я Кааврен из Замковой скалы.
— Для меня честь, равно как и удовольствие, видеть вас, лорд Кааврен. Разумеется, я слышала о вас, и о том, что вы сделали для Империи.
— Вы слишком добры, миледи.
— Вовсе нет.
— Мне сказали, вы желали посетить пациента.
— Если будете столь любезны, капитан.
— Могу я спросить о причинах вашего желания? Даю слово, я не задал бы столь невежливого вопроса, если бы того не требовали мои обязанности.
— О, капитан, я вполне это понимаю, и была бы поражена, не услышав подобного вопроса.
— Вы весьма любезны, миледи.
— Я хочу его повидать, потому что он мой друг, и я узнала, что он ранен, и поэтому я сама желаюсь удостовериться во всем, что касается его здоровья и уюта.
Помешкав, Кааврен спросил:
— Простите за назойливость, миледи, но не будете ли вы столь добры поведать, как именно вы узнали, что он ранен?
— У нас есть общий друг, капитан. Я понимаю, что того требуют ваши обязанности, но подобный допрос, уж извините, представляется мне избыточным.
— Я понимаю, миледи, что он таковым представляется, но заверяю вас, тому есть причина.
— Ах вот как.
— Именно.
— А можете ли вы, не преступая, разумеется, границ служебных обязанностей, сообщить мне эту причину? Ибо признаюсь, что в данном вопросе я любопытна не хуже ястреба.
— Если желаете знать, я вам расскажу.
— Очень желаю.
— В таком случае вот причина: граф Сурке, или, если предпочитаете, лорд Талтош, не просто ранен — на него было совершено нападение.
— Нападение!
— Именно так. И было бы полной безответственностью с моей стороны допускать к нему кого бы то ни было, не уверившись, что тем самым я не подвергаю его новой опасности.
— Я полностью понимаю это, капитан, и более того, искренне восхищаюсь тем вниманием, с которым вы относитесь к своим обязанностям.
— Вы столь добры, миледи.
— Со своей стороны, я отдаю свой меч вам на хранение и, более того, клянусь надеждой своей на Врата Смерти, что не желаю причинить лорду Талтошу никакого вреда, но, напротив, жажду лишь одного — чтобы он как можно скорее полностью восстановил здоовье.
При этом она отстегнула портупею и вложила оружие в руки Кааврена. После ее слов Кааврен поклонился и сказал:
— Миледи, этого более чем достаточно. Пойдемте, я провожу вас к его покоям.
У двери Кааврен небрежно хлопнул в ладоши, потом открыл дверь и отступил на шаг, чуть поклонившись в знак, что пропускает иссолу вперед. Когда она вошла в комнату, Кааврен, чей внимательный взгляд ничего не упускал, внимательно наблюдал за лицом выходца с Востока, и нисколько не усомнился, что выражение этого лица могло быть лишь сильным удовольствием. О да, несмотря на слабость, граф Сурке улыбнулся и попытался сесть.
Леди Саручка метнулась к нему, когда он снова рухнул на кровать, а следующий за ней по пятам Кааврен услышал, как выходец с Востока говорит:
— О, миледи, не следовало вам появляться здесь.
— Что за чушь ты мелешь! — Потом повернулась к капитану. — Как видите, я ничем не угрожаю его благополучию; могу я попросить остаться на несколько минут с ним наедине?
Кааврен поклонился и ответил:
— У меня нет ни малейших возражений.
— Благодарю вас, любезный капитан.
Кааврен еще раз поклонился и вышел из комнаты. Поразмыслив, он решил не подслушивать под дверью и передал Эрбаад клинок леди Саручки вместе с указанием вернуть его иссоле, когда та будет уходить. Затем приказал подлейтенанту Ширип организовать себе коня; Ширип без вопросов и замечаний выполнила приказ, и в итоге пять минут спустя Кааврен уже был в седле и ехал на север.
Через час капитан обнаружил место, где выходца с Востока прибило к берегу. Там он провел некоторое время, наблюдая за рекой, подмечая особенности течения и отмелей. В итоге он решил, что скорее всего в реку выходец с Востока попал на этом, западном берегу (который в действительности был скорее южным); переплыв реку, он навряд ли остался бы в живых. Весьма удачно, поскольку ехать до ближайшего моста было более часа, а пересечь реку вплавь столь близко от устья превыше сил как лошадиных, так и человеческих.
Придя к такому выводу, он направил коня (чалого мерина эгьеслабской породы) на север (то бишь скорее на запад) вдоль берега, внимательный взгляд капитана не упускал ни малейших подробностей. Примерно через четверть мили он остановился, кивнул сам себе, спешился, стреножил мерина и взглянул на землю повнимательнее. Этим он занимался, пока не опустилась ночь, темным покрывалом нависнув над грязными водами; однако Кааврен не оставил своего занятия, а лишь зажег предусмотрительно прихваченный с собой фонарь.
Наконец, решив, что выяснил все возможное, он задул фонарь, снова оседлал оголодавшего мерина и поехал обратно в управление, где по-прежнему дежурила Ширип, твердо решившая не покидать поста, пока твердо не узнает, что пока капитан в ней более не нуждается.
В данном случае подлейтенант оказалась права, потому что побеседовать с ней было первым, чего пожелал вернувшийся Кааврен. Беседу он начал с вопроса:
— Как поживает наш пациент?
— Лекарь заходила к нему часа три назад, вскоре после ухода иссолы, и решила, что он почти наверняка будет жить.
— Тем лучше. А я осмотрел место, где произошло столкновение.
— И вы что-нибудь выяснили, капитан?
— В смысле, помимо того, что мы и так подозревали — что наш выходец с Востока врет как йенди? Да, выяснил. Или во всяком случае пришел к ряду выводов, которые проверю, снова переговорив с графом Сурке, надеясь, что он либо признает истинность того, что я ему сообщу, либо каким-то образом выдаст себя, если начнет отрицать очевидное.
— Имею ли я честь поздравить капитана с хорошим планом?
— Тебе кажется, что это хороший план, подлейтенант? Заметь, я прошу честного мнения.