Хеллстром остановился, не доходя нескольких шагов до Салдо, и осмотрелся, прежде чем задавать вопросы. Он заметил Салдо в ту секунду, когда тот узнал его. Это выразилось в движениях Салдо. Потеря старого Харви глубоко огорчила Хеллстрома, но он отметил с одобрением, что Салдо сделал все необходимое. У Салдо были хорошие защитные инстинкты.
— Расскажи мне, что случилось и какие шаги тобой предприняты, — сказал Хеллстром.
— Вы не получили отчет, переданный мною с одним из работников?
— Мне доложили, но я хочу, чтобы глава поискового отряда дал мне свои оценки. Иногда работники упускают важные вещи.
Салдо кивнул. Да, это так. Он рассказал Хеллстрому об обнаружении Внешней женщины, стрельбе, не упустил ни одной детали, даже о своей раненой челюсти.
— Рана серьезная? — спросил Хеллстром, разглядывая ее. Чертовски неприятно было бы потерять еще и Салдо!
— Нет, — ответил Салдо. — Скорее ожог.
— Позаботься о ней сразу по возвращении.
Салдо ощутил участие в голосе Хеллстрома и был этим тронут.
— Я слышал, Харви выбрал тебя своим заместителем, — сказал Хеллстром.
— Да, — ответил Салдо со спокойным достоинством.
— Кто-нибудь выразил неудовольствие по этому поводу? — Ничего серьезного.
Хеллстрому понравился ответ. Он свидетельствовал о том, что Салдо отдавал себе отчет о скрытом противодействии, но чувствовал в себе силы с ним справиться. Да, в этом, пожалуй, не приходится сомневаться. Салдо держался хорошо. Он обладал сознанием правоты. В нем ощущалось внутреннее превосходство. Хотя его необходимо регулировать.
— Тебе польстило, когда Харви выбрал тебя? — спросил Хеллстром, не меняя голоса.
Салдо сглотнул. Он что-то сделал неправильно? В этом вопросе сквозил холод. Он подверг Улей опасности? Но Хеллстром слегка улыбался движением губ под линией маски.
— Да, мне это польстило, — признал Салдо, но его голос звучал неуверенно.
Хеллстром услышал полувопросительную интонацию в голосе молодого человека и кивнул. Неуверенность — мать осторожности. Упоение властью может привести в итоге к чрезмерной самоуверенности. Хеллстром объяснил это тихим голосом, слышным только им двоим. Закончив говорить, Хеллстром сказал:
— Перечисли мне все свои инструкции.
Салдо секунду подумал, затем продолжил с того места, где остановился. Он говорил с заметным колебанием, пытаясь найти по ходу свои ошибки, возможные исправления.
Хеллстром прервал его:
— Кто первый увидел ее?
— Харви, — сказал Салдо, вспоминая взмах руки старика, вскинутой в направлении своей находки. Струйка пота прочертила след по щеке Салдо. Он вытер ее раздраженно, задев рану.
— Какие он отдал приказания? — спросил Хеллстром.
— Он еще раньше сказал нам, что нам следует окружить ее, когда мы ее найдем. Мы исполнили это, не дожидаясь приказа.
— Что тогда сделал Харви?
— У него не было ни единого шанса что-нибудь сделать. Женщина включила фонарик и начала стрелять как сумасшедшая.
Хеллстром посмотрел вниз, на землю между ними, затем вокруг себя. Несколько работников, находившихся поблизости, бросили работать и подошли, чтобы послушать.
— Почему вы не делаете то, что приказал ваш руководитель? — спросил Хеллстром. — Ваш руководитель четко вас проинструктировал. Выполняйте.
Он вновь повернулся к Салдо.
— Они устали, — сказал Салдо, защищая своих работников. — Я лично проверю качество их работы перед уходом.
«Этот парень — настоящая находка, — подумал Хеллстром. — Он защищает своих людей, но не чрезмерно. И принимает персональную ответственность без колебаний».
— Где ты был точно, когда она начала стрелять? — спросил Хеллстром.
— Я был с другой стороны веера. Когда мы замкнули кольцо, я оказался рядом с ним.
— Кто сбил ее с дерева?
— Работники напротив нас, куда не попал луч фонаря. Остальные пытались укрыться от выстрелов.
— От Харви больше не было команд?
— Мне кажется, первая пуля попала в него. Я слышал выстрел и… — он заколебался, затем пожал плечами, — на секунду я оцепенел. Затем меня задело, и мы все бросились врассыпную. Я увидел, как валится на землю Харви, и кинулся к нему. Послышались еще выстрелы, а потом вдруг все кончилось. Она полетела с дерева вниз.
— Твоя растерянность понятна, поскольку тебя ранило, — сказал Хеллстром. — Хорошо, однако, что ты сохранил самообладание в достаточной мере, чтобы не убить пленницу. Ты оправдал мои ожидания. Но никогда не забывай того, что здесь случилось. Ты получил наглядный урок. Охота на Внешнего совсем не то, что охота на любого другого зверя. Теперь ты это понял?
Салдо понял, что его и хвалили, и порицали. Его внимание переместилось на дерево, на котором пряталась женщина, затем, неохотно, вернулось на Хеллстрома. Вскоре Салдо заметил легкое искривление рта Хеллстрома, означавшее довольство. Хеллстром сказал:
— Ты захватил женщину живьем, и это самое важное. У нее было оружие, и Харви должен был это предвидеть. Ему следовало сбить ее с дерева сразу, как только он ее увидел. Она была в радиусе поражения. Ты умеешь обращаться с оружием Внешних?
— Да, умею. Меня обучил сам Харви.
— Научись им пользоваться как можно лучше. Нам может это понадобиться. Да, кстати, тебе тридцать два года?
— Да.
— Ты еще сойдешь за молодого среди Внешних. Возможно, мы вскоре пошлем тебя в одну из их школ. Мы можем это сделать. Ты знаешь об этом.
— Я провел мало времени во Внешнем мире, — сказал Салдо.
— Я знаю. Какой характер носило твое пребывание там?
— Только вместе с другими, никогда самостоятельно. В сумме около месяца. Один раз я провел неделю в городе.
— Работа или приобретение навыков?
— Приобретение навыков мною и остальными.
— Хотелось бы тебе еще раз побывать во Внешнем мире?
— Не знаю, готов ли я?
Хеллстром кивнул, удовлетворенный искренностью его ответа. Салдо станет превосходным специалистом службы безопасности. Он уже на голову превосходил наиболее интуитивно аккуратных из нового поколения. Приобретет немного опыта, и ему не будет равных. Он обладал искренностью, свойственной Муравейнику. Он не лжет, даже себе. Это лидер, которого необходимо бережно воспитывать. Традиции Муравейника требовали этого, и обстоятельства вынуждали Хеллстрома этим заняться.
— Ты проявил себя отлично, — сказал громко Хеллстром, чтобы слышали другие. — Когда настоящий кризис разрешится, мы пошлем тебя во Внешний мир для дальнейшего обучения. Когда закончишь здесь, доложишь мне лично.
Хеллстром медленно повернулся и пошел обратно в сторону Муравейника, останавливаясь время от времени, чтобы осмотреться. Каждое его движение говорило, что он вполне доволен тем, что дело находится в руках Салдо.
Секунду Салдо смотрел вслед Хеллстрому. Первый советник Муравейника, лидер при каждой критической ситуации, мужчина в расцвете сил, тот, к кому в трудных ситуациях обращались за советом даже те, кто руководил бридингом, производством кормов и изготовлением средств производства — главный работник среди них всех, — совершил вылазку для ознакомления с ситуацией на месте и одобрил увиденное. Салдо вернулся к надзору за работой с новым чувством подъема, уравновешенным пониманием небезграничности своих возможностей. В этом, как он понял, состояла главная цель визита Хеллстрома.
Тимена постепенно осознала, что ее руки связаны за спиной, а сама она надежно привязана к чему-то, похожему на стул. Поверхность стула была жесткой, и она чувствовала руками холод гладкой поверхности спинки. Мозг Тимены сфокусировался на лодыжке, где в поврежденном месте пульсировала боль. Преодолевая собственное нежелание, она открыла глаза, но не увидела ничего, кроме непроницаемой темноты, густой и зловещей. На секунду Тимена испугалась, не ослепла ли она, но тут глаза ее различили слабый свет где-то впереди прямо перед ней. И он двигался.
— А, я вижу, проснулась.
Глубокий мужской голос, произнесший эти слова, исходил откуда-то поверх перемещающегося света. Слабое эхо, скорее даже намек на эхо, сказало ей, что она находится в комнате, и довольно большой.
С трудом ей удалось подавить ужас и сказать с ложной беззаботностью:
— Как вы узнали? Здесь же абсолютно темно. Хеллстрому, сидящему в углу лаборатории, откуда он
хорошо видел светящиеся приборы, сообщающие ему данные о состоянии женщины, оставалось только восхититься ее мужеством. Они часто были такими смелыми, эти дикие люди.
— Я могу видеть, — сказал он.
— Моя лодыжка ужасно болит, — пожаловалась Тимена.
— Я вам сочувствую. Мы скоро дадим вам какое-нибудь лекарство. Потерпите пока.
В его голосе слышалась странная успокаивающая искренность. Это был мужской голос в диапазоне от минора до мажора. Прекрасное владение им.
— Надеюсь, это не продлится долго, — сказала она. «Ее необходимо привести хотя бы в некоторое подобие спокойствия», — подумал он. Ночная маска его раздражала в тех местах, где касалась носа и лба. И ему не нравилось серебряное свечение, в котором он видел женщину сквозь маску. Раздражение вызвано утомлением, в этом Хеллстром не сомневался. Иногда Муравейник требовал от него слишком многого. Но эту женщину необходимо допросить, и ему не хотелось передавать ее в безжалостные руки молодых, с нетерпением ожидавших возможности проявить себя. Он убеждал себя, что мешкал с этой женщиной оттого, что не доверял информации, вырванной из Дюпо. Как Внешние могли узнать о «Проекте 40»? Один из тех, кто допрашивал, должно быть, упомянул о нем! Именно так, конечно. Допрос женщины это подтвердит.
— Итак, я должен задать вам несколько вопросов, — сказал он.
— Почему вы не включите свет? — спросила Тимена.
— Так вы не можете меня видеть.
Внезапно дикая радость охватила ее. Раз они не хотят, чтобы она видела кого-нибудь из них, значит, освободят ее!
Хеллстром прочитал ее реакцию по показаниям приборов и сказал:
— Вы вели себя в лесу истерично. Вы думали, мы собираемся нанести вам вред?
Она попыталась понять, что означает этот вопрос. Если связать его со всем, подобно рождественской индейке, — это не говорит о добрых намерениях.
— Я была испугана, — ответила Тимена. — Я в кого-нибудь попала?
— Вы убили пятерых и ранили двоих, — сказал Хеллстром.
Она не ожидала такого хладнокровно искреннего ответа, и он потряс ее. Пятеро убитых? Смогут ли они освободить ее после этого?
— Мне показалось, я попала в западню, — сказала она. — Мой… мой муж не вернулся, и я осталась… одна. Я ужасно испугалась. Что вы сделали с Карлосом?
— Мы не причинили ему боли, — сказал Хеллстром. «И это правда», — сказал он себе. Трудно лгать в глаза, даже Внешним. Сказанное им соответствовало действительности. Дюпо был без сознания, когда его тело скользнуло под ножи, а оттуда в разлагающие флюиды Котла. Он не страдал от боли, и смерть накрыла его до появления проблесков сознания. Ножи работали быстро.
— Почему вы меня связали? — спросила она.
— Чтобы вы были в одном месте, пока я буду задавать вопросы. Ваше имя?
Они найдут ее фальшивые документы, подумала она.
— Меня зовут Тимена — Тимена Дюпо.
— Расскажите мне о правительственном агентстве, на которое вы работаете.
Бе сердце пропустило удар, но она сумела сохранить видимость самообладания:
— Прав… я не работаю ни на какое правительственное агентство! Мы были в отпуске. Мой муж продает фейерверки.
Хеллстром печально улыбнулся, глядя на показания приборов. Значит, верно. Они оба работают на агентство, и-это агентство очень любопытно. Из слов Портера можно было это понять. Но Портер ничего не сказал о «Проекте 40». Может быть, эта женщина что-нибудь скажет? Он ощутил убыстрение пульса. Подобного рода опасность всегда страшила Муравейник, но здесь было нечто, возбуждавшее его охотничьи инстинкты.
— Ваше агентство — это ЦРУ? — спросил Хеллстром.
— Я просто домашняя хозяйка! — возразила она. — Где Карлос? Что вы сделали с моим мужем?
Хеллстром вздохнул. Не ЦРУ — если верить показаниям приборов и при условии, что она знала подлинную цель исполняемой работы. Но, может быть, она не знала. Подобного рода агентства имеют склонность на одну маску надевать другую, и так без конца.
— Не беспокойтесь о своем муже, — сказал он. — Вы скоро соединитесь с ним. Нам, однако, известно, что вы не просто домашняя хозяйка. Просто домашние хозяйки не носят с собой такое оружие. И они не демонстрируют такую профессиональную подготовку.
— Я не верю, что кого-нибудь убила, — заявила она.
— Но это так.
— Карлос настоял, чтобы я носила оружие. Он научил меня стрелять.
Снова ложь, заметил Хеллстром. Он чувствовал себя обманутым. Почему она продолжала увертываться? Могла бы уже понять, что соучастник ее выдал. Его вопросы не могли этого скрыть. Хеллстром заставил себя прочитать протокол допроса Дюпо, не пропуская ничего. Что сделала эта безжалостная молодежь, она сделала это во имя всего Муравейника. Он подумал, сумеет ли он подвергнуть ее химической редукции личности? Молодые выступали против этой процедуры: хотя и безболезненная, но получаемые результаты ненадежны. Применение метода к Портеру дало рабскую идиотию. Героическая тотальность такой попытки вела к стиранию воспоминаний по мере их извлечения. Он не хотел повторения той попытки с Портером и решил не прислушиваться к чувству внутреннего неприятия. Раз надо, значит надо. Он продолжит допрос, пока она не подозревает, что ее эмоции контролируются, и пока ему удается получать от нее новую информацию. Магнитные ленты крутились и записывали все происходящее. Позднее их подвергнут всестороннему анализу. Даже центральный компьютер может быть привлечен к анализу, хотя Хеллстром и не верил в такую помощь. У него не было эмоций. Не имея эмоций, компьютер мало чем мог помочь, сталкиваясь с человеческими проблемами.