Фрэнк тяжело вздохнул, перекатывая желваки.
-- Роджер, скажите честно, вы боитесь за себя? Если -- да, то я усилю охрану вашего особняка. Я сделаю все, чтобы вы не пострадали.
Роджер, откинувшись на спинку кресла, вздохнул.
-- В данном случае, я не боюсь за себя. Если можно так сказать. Я просто поражаюсь вашим способностям наживать себе врагов.
-- Роджер, скажите, Райзен знает об этом безобразии? Знает, -- понял Фрэнк по выражению лица собеседника. -- И не вмешивается. Как всегда. Его это устраивает. Замечательно. Эти два отморозка тоже относятся к атлантам, о которых он писал в своей книге? -- саркастически добавил он. Перед его мысленным взором непроизвольно возникла фигура могучего титана, которую он видел по пути на завод.
-- Я надеюсь, вы не собираетесь говорить ему это при встрече? -- с иронией спросил Роджер.
-- С какой стати? Вы думаете, я побегу жаловаться Хозяину?
-- Синьор Каваллини приглашает нас на свою выставку, -- объяснил Роджер сухо. Поморщился, заметив, какую недовольную гримасу состроил Фрэнк. -- Там будет Райзен. Нам придётся пойти, иначе это будет выглядеть неприлично. Эдвард был большим поклонником того искусства, которое коллекционирует Каваллини. Если мы не пойдём, это вызовет подозрение. Хотя зная ваш вкус, думаю, вам будет не очень приятно это видеть. Но это определённые светские обязанности, которым вы должны следовать.
--Роджер, мне будет неприятно видеть всю эту шатию-братию, начиная от вашего лучшего друга и кончая его супругой, которая сдала меня копам.
--Хорошо. Какая вторая новость, о которой вы говорили? -- тяжело вздохнул, спросил Роджер, решив сменить тему.
--Мы провели обкатку узлов нового двигателя. Все успешно. Думаю, к ралли уложимся в срок. Дизайн я вам показывал. Пока не совсем то, что я хотел бы видеть. Слишком мало времени.
--Отличная новость, -- проронил Роджер, хотя в его голосе ощущалась только усталость. --Собирайтесь, мы едем прямо сейчас. И постарайтесь держать себя в руках. Там будет много неприятных для вас людей. Пожалуйста, никаких возражений!
Фрэнк издалека увидел в свете прожекторов здание из темно-серого камня, стали и стекла. Припарковал машину, вылез, недовольно хлопнув дверью. Постоял пару минут, словно пытаясь заставить себя собраться. Настроение было хуже некуда.
--Идемте, -- проговорил Роджер, оказавшись рядом. -- И постарайтесь быть хоть немного сдержанным. Ваши вспышки гнева стали любимой темой жёлтой прессы, -- добавил он с чуть заметным раздражением.
--Роджер, я ненавижу копов и репортёров, вы же знаете. Если ни те, ни другие не будут ко мне лезть, я буду ангелом во плоти.
Роджер лишь покачал головой. Они прошли через сквер, разбитый перед зданием выставки. Стемнело, уже зажглись высокие фонари, заливая ярко-оранжевым светом ровный строй голубых елей, высаженных вокруг огромного фонтана с мраморной фигурой Атланта в центре. Такие же фигуры атлантов подпирали вход в зал. Фрэнк усмехнулся. Это вызывало у него рвотный рефлекс.
Помещение выставки представляло собой просторный зал с высокими потолками, стрельчатыми окнами в широких латунных рамах, которые расходились, как солнечные лучи. По залу уже активно дефилировала светская публика -- мужчины в смокингах, дамы в вечерних туалетах. Роджер видел, как морщится его спутник, проходя мимо выставленных произведений, как мрачнеет его лицо. Лишь у одного экспоната он остановился, и широко ухмыльнулся.
--Вам нравится? -- удивлённо спросил Роджер.
"Монумент" представлял собой высокую, плоскую стелу из песчанника. В центре красовалась широкая щель неправильной формы, из верха которой спускался блестящий, металлический шар. Фрэнк, не выдержав, расхохотался. Обернувшись, оглядел бродящих по залу чопорных джентльменов с жёнами им под стать. Выражение их лиц не менялось, когда они проходили мимо этой штуковины.
--Что вас так обрадовало? -- проворчал недовольно Роджер.
Реакция его спутника вызвала у него недоумение, переходящее в раздражение. Фрэнк наклонился к его уху и тихо сообщил, на что похож этот "шедевр". По лицу Роджера пробежала улыбка.
-- Я надеюсь, вы не собираетесь говорить это Каваллини? Не думаю, что осчастливите его этим эпитетом.
--Роджер, меня удивляет, почему Каваллини так изменил своему вкусу и вместо вполне определённых частей мужского тела, к которым питает слабость, выставил женский орган? Правда, сомневаюсь, что он когда-нибудь видел это в реальности.
--Мой друг, держите себя в рамках приличий, -- прошипел Роджер. -- У вас слишком богатое воображение. Не думаю, что кроме вас, кто-то заметил это сходство.
Фрэнк коротко рассмеялся.
--Роджер, русские подарили подобный монумент Нью-Йорку. Он стоял на берегу Гудзона. И уверяю вас, все прекрасно понимали, на что похоже эта фигня. Я не настолько развращён, как вы думаете. Я просто вижу то, что есть.
Они дошли до конца экспозиции, и Фрэнк решительно направился к мягкому диванчику у стены. Когда Роджер присоединился к нему, Фрэнк бросил с досадой:
--Роджер, извините, я устал. Это омерзительно. Общие контуры реализма, остальное -- напыщенность, низкопробность, примитивность. Ни чувства меры, ни вкуса, ни знания перспективы. Я бы даже этих людей ремесленниками не назвал, они не знают даже основ. Это не искусство вообще. Не знаю, кому это может нравиться. Теперь я понимаю, что за люди переехали в этот город.
--Не будьте так суровы. Естественно, здесь выставлены работы не всех, кто обладает возможностью творить. Лишь тех, кто нравится Каваллини. Вы отдохнули? Идемте, синьор Каваллини должен произнести речь в честь открытия выставки.
--Роджер! Увольте меня от этого! Я не хочу ни видеть, не слышать его!
--Не капризничайте.
Они вернулись к центру зала, где возвышался круглый помост, обитый бордовым бархатом. Вокруг рядами располагались мягкие кресла. Фрэнк оглядел присутствующих, заметив Хозяина в скучном деловом костюме болотного цвета и Камиллу в роскошном, вечернем туалете. Ярко-алое платье плотно облегало её точёную фигуру, обнажая спину почти до ягодиц, открывая спереди лебединую шею и безупречной формы плечи. Фрэнк злорадно подумал, что она выглядит, как элитная проститутка. И представил, как бы отодрал бы эту фифу за то, что она сдала его копам. Так, чтобы она потом не смогла бы даже сесть.
Тем временем, на подиум вышел Каваллини в смокинге с бутоньеркой в виде огромной красной гвоздики, подошёл к микрофону в круге света прожекторов. Выслушав с довольной миной аплодисменты, манерно начал:
"Я роптал и жаловался на медлительность и неповоротливость умов людей, которые не могут воспринять новые идеи, которые я предлагал. Когда же они, наконец, признали меня, я понял, что их речи ничем не отличаются от речей, которые говорятся в адрес других творцов. Я увидел, как люди залезают в мою душу, присваивают себе богатство моего духа, пытаются ограничить фарисейской моралью. Я поклялся, что никто на земле не увидит моих творений, но Алан Райзен, единственный, кто понял мои устремления и освободил меня от нравственного кодекса посредственностей. За Алана Райзена, который осуществляет все мечты!"
От грома оваций зазвенели стекла. Фрэнк поморщился, сделал попытку встать. Но Роджер, предугадав его желание, с силой усадил на место. К микрофону стали выходить другие люди, как понял Фрэнк художники, скульпторы, чьи творения присутствовали на выставке. Наконец, их поток иссяк. Фрэнк закрыл устало глаза, потёр лицо руками.
--Роджер, это невыносимо, -- тихо, но внятно произнёс он. -- Я больше не выдержу. Умоляю, отпустите меня, ради бога. Иначе я застрелю Каваллини и всех его прихлебателей. Или застрелюсь сам.
--Напротив здания есть кафе. Отдохните там, -- предложил спокойно Роджер, вздохнув.
Фрэнк радостно вскочил и начал резво пробираться сквозь толпу. И ощутил, что кто-то схватил его за руку. Он недовольно обернулся.
--Привет, Эдди, дружище! Куда ты запропастился?
--А это ты, Дэнни, -- пробормотал Фрэнк, увидев лучшего друга Эдварда -- Даниэля Хьюберта, всеми силами попытался вызвать на лице счастливую улыбку, что ему плохо удалось. -- Рад тебя видеть.
--Синьор Каваллини все время спрашивал о тебе. Нам тебя очень не хватает.
--Дэнни, я сейчас очень занят на заводе дяди, -- объяснил Фрэнк. -- Мне некогда.
--Этот старый хрыч все-таки запряг тебя? -- брезгливо проворчал Хьюберт. -- Я тебе давно говорил, надо решать это дело, как можно скорее,-- злобно сощурившись, прошипел он.-- А ты все медлишь. Тебе хочется, чтобы он из тебя все жилы вытянул? Надо его кончать, -- приблизившись к самому уху Фрэнка, добавил он. -- А завод продадим Блейтону. Он давно на него глаз положил.
Фрэнк ощутил, как в груди заклокотала бешённая злоба, ещё мгновение, и он врежет "лучшему другу" между глаз.
--Дэнни, я не могу решиться. Дядя стал давать мне достаточно денег. Мне хватает, -- Фрэнк старался говорить, как можно спокойней.
--Эдди, не глупи. Много денег не бывает. И зачем тебе корячиться? Я знаю одного человека, который поможет нам решить проблему, -- забормотал горячо Хьюберт. -- Черт возьми, Эдди, не трусь! Ты же помнишь, зачем мы сюда переехали? Стремление к личному счастью -- высшая добродетель. Надо брать от жизни всё, что она может дать.
--Хорошо, Дэнни, я подумаю. Извини, я спешу.
Он вырвал руку и стремительно направился к выходу. Не зная, каким недоуменным и подозрительным взглядом проводил его Хьюберт.
Фрэнк вышел из особняка, где проводилась выставка, достал зажигалку, закурил. Вкус никотина немного успокоил его, хотя после разговора с Хьюбертом ему никак не удавалось унять предательскую дрожь в руках.
-- Ну что, Кармайкл, видишь теперь, до чего докатился твой Каваллини? -- услышал он чей-то недовольный голос.
Рядом возник сухопарый, высокий мужчина с бородкой, в сером, фланелевом костюме, довольно потрёпанном.
-- Простите, мистер, с кем имею честь? -- спросил спокойно Фрэнк.
-- Честь? А у тебя есть честь? Странно, я думал, что ни для тебя, ни для всей вашей педерастической компании такого понятия не существует.
Фрэнк собрал все силы, стараясь успокоиться.
-- Мистер -- не знаю, как вас зовут, кто вам дал право меня оскорблять? Или объяснитесь, черт возьми, или идите на хрен! Я повторяю, я не помню вас, после клиники у меня начались провалы в памяти, я многое забыл.
Человек подошёл ближе и прошипел саркастически:
-- Провалы в памяти? Скорее провалы в совести, хотя и это понятие вашей компашке не известно. Я -- Дэнтон, Дэвид Дэнтон, художник, правда, мистер Каваллини так больше не считает, а вы все глядите ему в рот, чтобы повторять за ним хором.
-- Так, уже лучше. По крайней мере, я знаю, как вас зовут, мистер Дэнтон. Теперь попытайтесь мне внятно объяснить, чем вы так не довольны, -- сказал Фрэнк, изо всех сил стараясь держать себя в руках. -- И главное, почему свои претензии выплёскиваете на меня.
-- Я всем доволен! Всем! Я счастлив! -- язвительно воскликнул Дэнтон. -- Особенно тем кошмаром, которым услаждает взгляд Каваллини.
-- Кажется, начинаю понимать. А ваших картин на выставке не оказалось. Их не взяли, и вы решили выплеснуть недовольство на меня. Да? А я тут при чем? Я что владелец этой выставки? Администратор, приёмочная комиссия?!
-- Ты обещал заступиться за меня перед Каваллини, чтобы он не травил меня. Но ничего не сделал. Ничего. Вы все лижете ему задницу!
Вместо того, чтобы пришибить непризнанного гения, Фрэнк миролюбиво предложил:
-- Дэнтон, давайте зайдём в кафе и поговорим по душам. Спокойно.
Тот кивнул. Они зашли в кафе, сели за столик Фрэнк заказал скотч.
-- ОК. Внимательно слушаю вас, Дэнтон.
Дэнтон бросил полный тоски взгляд:
-- Рассказывать особенно нечего. Я писал картины, которые выставлялись на выставках Каваллини, но...
-- Их никто не покупал?
-- Нет, покупали, почему же. И даже довольно неплохо. Разве, я -- непризнанный гений, сижу и ною, что меня никто не понимает? Я имел глупость в одном из интервью сказать, что мне не нравится то, с позволения сказать, искусство, которое в основном заполняет галерею Каваллини.
-- Да, это тошнотворно. Вы правы.
Дэнтон бросил недоуменный взгляд на него:
-- Ты говоришь серьёзно? Впрочем, после этого интервью, я перестал видеть свои картины в каталогах галереи Каваллини.
-- И что такого? Выставили бы в других галереях, свет клином на синьоре Каваллини не сошёлся.
Дэнтон с насмешкой посмотрел на него и протянул:
-- Да, я вижу, Кармайкл, как тебя обработали в клинике. Память отшибло напрочь. Слышал, каково это. Заворачивают в мокрые простыни, засовывают оголённый провод в задницу и пропускают ток в несколько сотен вольт. В общем, Каваллини с дозволения хозяина сделал все, чтобы ни одна галерея не брала мои картины.
-- С дозволения Райзена?
-- Естественно, или ты забыл кто лучший друг твоего дяди? -- брезгливо бросил Дэнтон. -- Вот, старый каталог, можешь освежить в памяти, -- добавил он, швырнув Фрэнку свёрнутую в трубочку брошюру.
-- Да, это очень неплохо, мне нравится, у вас своя манера, -- проронил Фрэнк, пролистав пару страниц. -- Дэнтон, я куплю пару картин.
-- Не надо. Мне не нужны подачки, я не бедствую, -- пренебрежительно объяснил он, забирая каталог.
-- Дэнтон, ну зачем вы вообще переехали в город? Думали, что здесь вас возведут на пьедестал, станете единственным и неповторимым? Вы бы встретились с подобным везде, не только здесь.
-- Райзен обещал, что каждый сможет заниматься своим делом без оглядки на толпу, на фальшивую мораль. Я хотел творить без ограничений. Понятно вам? Считал, что здесь будут обеспечены реальные права всех, кто умеет работать.
-- Он соврал. Бывает.
-- Райзен не обманывал, -- бросил Дэнтон с горечью. -- Все выполнил, просто он считает, что права не включают в себя поддержку тех, кто не вписываете в его систему. "Функции права свободы слова состоят в том, чтобы защищать меньшинство от угнетения большинства, а не в том, чтобы гарантировать им популярность, которую они не заработали". Читали Райзена? Перечитайте внимательно. Я видел только то, что хотел увидеть. А когда это коснулось меня, понял, как он ловко обвёл меня вокруг пальца.
-- Бредятина. Как можно защищать и при этом травить?
-- Кармайкл, разуй глаза, так везде в городе. Райзен рассчитывает только на тех, кто зубами вырвет себе известность и хороший денежный куш. А я не умею рвать зубами. Могу только махать кистью. Ладно, -- вздохнул он. -- Излил душу, теперь могу с чистой совестью вернуться к своей работе. Работаю подмастерьем у известного мастера, которому позволено выставлять свои картины, -- лицо Дэнтона скривилось, словно его сейчас стошнит.
Непризнанный художник побрёл к выходу, а Фрэнк выпил залпом скотч, и, раскинув руки, закрыл глаза и задумался.
-- Вы тоже посетили эту замечательную выставку, мистер Кармайкл? И как, вам понравилось? Наверно, производит впечатление. Представляю, какие завтра будут заголовки в газетах, -- проговорил он с отвращением. -- "Гениальный Сальвадор Каваллини представил нам очередные великие творения!"
Немолодой, сутулый мужчина с залысинами. Потерявший всякий вид потёртый пиджак. В глазах светилась тоска.
-- И ведь никто, никто не напишет правду. Все побояться сказать то, что видно невооружённым глазом, -- пробормотал с горечью он.
-- Так возьмите и напишите сами, -- буркнул Фрэнк в сердцах, ощущая, что ещё один разговор он не выдержит.
-- Разве кто-то станет читать? -- вздохнул тот. -- Я не владею пером, чтобы все это описать. Разрешите представиться. Юджин Коллинз, владелец маленькой газетёнки "Городские новости". Может быть, слышали о такой? Ладно, -- махнул тот рукой и принялся за виски.
-- Хорошо. Мистер Коллинз, давайте я напишу о выставке. Когда вы сдаёте номер в печать?