на него. – Приведите меня к нему, – он указал в сторону Гедагта, внимательно рассматривающего тяжелый топор.
– К чему он тебе? Почему сам не подойдешь?
– Да больно грозен, – смешался реотв. – Про вас слух идет, что убить вам легче, чем сказать. Не хочу погибать вот так. Не для того столько пройдено, чтобы сдохнуть от брездской оплеухи. Если вы подведете, выслушает он, да?
– Может быть, и нет, – замялся Лоден.
– Нет, мне нечего дать тебе, – понял его реотв. – Больше могу сделать. Жизнь вам сохранить. Ведешь, иль нет?
– Ох, ты какой?! Пойдем. Топор, вот к тебе пробивается. Глянь же.
Гедагт скосил глаза на реотва.
– Чего надо?
– Буду вас на выходе с кузнечной улицы ожидать, а коли рыбачий тесак дадите, так и вовсе с вами пойду.
Брезд удивленно обернулся на него всем телом. Однако реотв смотрел на него открыто и прямо.
– Как звать тебя?
– Нагдин, но реотвы кличут Рыбаком.
– Хорошо, Рыбак, мы увидим тебя на выходе.
– Тесак будет даден.
– Хм… увидим тебя.
Лицо реотва приняло разочарованное выражение. Он хотел еще что-то сказать, но остановил себя усилием воли.
Когда они выходили с улицы, Рыбак ждал их с наивеличайшим вниманием. Его горящий взор быстро скользнул по рукам брездов – нет тесака, по рукам холкунов – нет его, на пасмаса он даже и не глянул.
– Что ты хотел нам сказать?
– Ждут вас у Междохолмья. Саарары, – уныло произнес он. – Дайте чего-нибудь на прожитье и идите… – Он вдруг замер. С улицы вышел замотаный в тряпье высокий, то ли холкун, то ли брезд – только очень худой. В его руках сверкал на солнце реотвийский тесак.
– Нехорошо ты потратил, – покачал головой Бохт, имея в виду шкуру зуна, которую людомар отдал за тесак. – Дорого слишком.
Сын Прыгуна ничего не ответил. Он протянул тесак Рыбаку.
– Восьмерых выдержишь – идешь, – поставил он условие.
Гедагт резко поворотил на него голову, но не стал говорить ничего и согласился. Он лишь усмехнулся, считая условие людомара невыполнимым.
***
Врата, открывающие взгляду вид на Междохолмье и живописную картину вступления весны в свои права, выпустили пополнившийся отряд за лесостену. Отойдя на небольшое расстояние, все сложили свою поклажу на землю и выстроились напротив Рыбака.
Сначала с ним дрался только Лоден. Потом к нему прибавились оба холкуна, а после и брезды. Нагдин Рыбак легко передвигался, не давая подойти к себе со спины, и очень ловко отбивался от ударов сразу семи топоров и мечей. Пот градом катил по нему. Одежда прилипла к телу, явив под своими прорехами голое тело.
– Все, – рубанул воздух новым топором Гедагт. – Идешь, – кивнул он, развернулся и пошел по тропе.
Тяжело дыша, Нагдин поднял в земли грязную котомку и реотвийский большой лук с колчаном стрел, и зашагал в хвосте отряда.
Было решено принять бой, но у каждого из них до последнего момента сохранялась надежда на то, что нэкз не мог предать их, и слухи о саарарах – всего лишь слухи.
До ночи они осторожно продвигались вперед, держась чащи.
Рано утром, скудно перекусив, но более легкой походкой – дом близко – отряд двинулся к Острокамью. Солнце взошло почти над самой их головой, когда был объявлен привал.
– Как держать-то? – поинтересовался Лоден. Он уже который час не отставал от Рыбака. Последний показывал ему, как драться тесаком. – Ага. Дай-ка я… вот так? Ага…
– Отец говорил тебе, что дальше делать? – спросил неожиданно Гедагт у людомара. Он присел рядом с ним на землю.
– Я уйду в Чернолесье до следующей зимы.
– Хм… Вернешься?
– Да. Таков уговор.
– Мы не будем атаковать грирников, знаешь?
Людомар кивнул.
– Мне это не нравится, – признался брезд. – Мы каждый…
– Н-н-м, – застонал один из брездов, нащупывая у себя в боку стрелу.
– К оружию! – закричал Кломм. – Щиты! – Он поднял свой щит и бросился к Гедагту. Послышались глухие удары – это щит Кломма сотрясся от попаданий стрел.
– Саарары! – воскликнули разом холкуны.
Бохту стрела угодила в плечо. Раненого брезда быстро добили еще пять стрел. Он дико заревел и так и не смог подняться с земли.
Отряд пребывал в замешательстве. Стрелы со свистящим шелестом мелькали между деревьями.
– Нэкз… протухшие потроха… – выругался Гедагт, прикрываясь своим щитом.
Людомар тоже быстро поднял щит и укрылся за ним.
– Окружай их, – послышались голоса на саарарском.
Сын Прыгуна без удивления понял, что он распознает и саарарский язык. Однако времени на ступор не было.
– Они окружают нас, – донес он сотоварищам.
– Бежим, – приказал Гедагт, – на вершину. Все… быстро!..
Воины бросились наверх, забираясь в гущу растений.
– Не теряйте друг друга из виду, – донеслось до людомара из-за кустов.
Где-то слева от него лязгнул металл о металл.
– Не задерживаться! В бой не вступать! Не отставать! – слышался голос Гедагта.
Сына Прыгуна нагнал Нагдин. На его лице отражалась радость. Он покосился на людомара и улыбнулся. «Сейчас мы им…» – одними губами проговорил он.
На вершине холма заросли стали такими густыми, что пришлось продираться по ним, прорубая себе путь. Отряд собрался в прорехе, неведомо как образовавшейся в растительности и принял первую волну нападавших.
Вперед выступили два брезда. Саарары, вынужденные двигаться по одному, неожиданно наткнулись на них и были быстро изрублены. Со всех сторон слышался хруст и звуки срубаемых веток.
– Лоден, прорубай просеку к Оогоду, – проговорил Гедагт.
– Нет, – встрял в его приказ Рыбак. – Будем рубить вон туда, – он указал налево от себя. – Там есть ручей. Он сбегает на другую сторону холма. Там внизу нас ждет конница. А врата Оогода закрыты, поверь. Нэкз предал тебя. По ручью спустимся на другую сторону от конницы…
– Делай, – разрешил брезд.
Людомар подошел к кромке проплешины. Здесь звук рубки дерева был особенно громким. Жестом он попросил у Рыбака лук. Натянул тетиву и едва в свете солнца мелькнула желто-коричневым кожа лица саарара, пустил туда стрелу. Раздался стон и хруст веток под опускающимся на землю телом.
В ответ в охотника полетели две стрелы, но он увернулся, ибо загодя расслышал звук натяжения тетивы. Сын Прыгуна выстрелил на звук. Не попал. Выстрелил еще раз и снова распознал тихий стон. Попал.
Он обернулся.
Брезды и холкуны дрались уже на проплешине. Им противостояли не менее двух дюжин саараров. Взревев, рухнул на колени еще один брезд. Он продолжал биться. Людомар направил стрелу прямо в глаз его противнику. Тот закричал, схватился за стрелу, торчавшую из глазницы, но тут же умолк, зарубленный ударом топора.
Щиты холкунов и брездов были изрублены в щепы и утыканы стрелами, как ежи. Они поднимали щиты врагов и прикрывались ими. Раненный Бохт занимался тем, что отбивал левой рукой удары с левого бока Унки. Он был бледен и дрожал телом от усталости.
Стрела вылетела из леса и вонзилась в бок Гедагта. Он рыкнул, но продолжал сражаться. Людомар ясно различил среди ветвей лица двух саараров. Через несколько мгновений оба они лежали, наполовину вывалившись на проплешину. Стрелы торчали из их тел.
Реотвийский лук был прекрасен в
бою. Его мощи не могла противиться броня саараров. Любое место, куда попадала стрела, оказывалось пробитым.
– Сюда, скорее! – выскочил на проплешину Рыбак. Он бросился к людомару, выхватил лук из его рук и стал с невероятной сноровкой осыпать стрелами саараров.
Унки подхватил под руки Бохта и потащил прочь. Охотник подскачил к нему и взвалил раненого холкуна себе на плечо. Три брезда продолжали сражаться.
– Топор, отходи! – крикнул Гедагту выбежавший на проплешину Лоден. Он едва успел прикрыться щитом, как в него угодила стрела.
Саарары дрались умело. Их количество пребывало.
Людомар пробежал по просеке и едва не упал, поскользнувшись на мокроте, с которой начинался ручей. Довольно быстро он спустился вниз, опустил потерявшего сознание холкуна наземь, а сам просился обратно. Его сбил с ног Унки. Они вместе скатились и плюхнулись в небольшое озерцо, образованное ручьем.
– Побереги-и-ись! – донесся крик Лодена, и он выскользнул из-за листвы и тоже шлепнулся о воду.
Следом скатился раненый брезд, Гедагт и, последним, Кломм.
Слегка поредевший отряд тут же скрылся в зарослях склона соседнего холма. Когда же саарары попытались скатиться за преследуемыми по ручью, то первые двое упали в озерцо пронзенные стрелами. Остальные не решились становиться мишенями.
За холмом послышался топот конницы.
***
Лишь к ночи погоня отстала. Людомар шел позади отряда и чутко вслушивался в каждый шорох за своей спиной. Но далекие шаги, конский топот и ржание коней, наконец, стихли. Его слуху остались лишь хруст перегноя и бурелома под ногами товарищей, да тяжелое дыхание раненного холкуна.
Гедагт также иной раз выдыхал с хрипотцой, но мужественно шел вперед, придерживая рукой пораненный бок. Второй рукой он опирался на плечо брезда, одного из тех, имен которых охотник так и не узнал.
Прямо перед людомаром шел Кломм. Он нес на руках Бохта.
Нагдин возглавлял шествие и тихо переговаривался с Унки и Лоденом.
– К концу ночи дойдем, – говорил он. – Я там часто бывал. Ты не смотри, что на мне нет ничего. Ежели надо будет, все найду. Там мне как дома хорошо. Лиар поможет. Он мне как отец. Лишь бы дошли только.
– Предал нас нэкз, поверить не могу, – сокрушался Лоден. Слышались его протяжные вздохи.
– Не суди его за это. Нынче почти все побережье под саарарами. Нас отодвинули от Великих вод. Даже богине Великих вод должны мы молиться под присмотром саараров. Платим за это. Слышал я, что несколько городов наших взято уже ими. А здесь они из-за вас появились. Недавно. Еще до вашего прихода пришли.
– Слышишь ли, Топор? Предатель в долине у нас, – повернулся к Гедагту Лоден.
– Не время сейчас, – прохрипел тот. – Не трать сил на болтовню.
– Силы у меня есть. Кто бы это мог быть?
– Нет среди нас предателей, – проговорил Унки. – Мы первые ушли из долины после снега. Никто раньше нас не вышел. Как же узнали они?
– То-то и оно, – многозначительно протянул Лоден.
– Я слыхал от дядьки своего, что через птиц общаются, – заговорил молчавший до того брезд, имени которого людомар не знал.
– Давно такое есть, – подхватил Лоден. – Только птицу тяжко сокрыть.
– Нет среди нас предателей, – настойчиво повторил Унки.
– Тихо! – прервал их Сын Прыгуна. Все тут же затихли и остановились.
До слуха людомара донеслись мягкие шаги больших лап, которые приближались к отряду. Они подходили полумесяцем сзади с намерением напасть сразу с трех сторон. Уши охотника поднялись над затылком. Он вслушивался в полную силу. Его слух уловил даже легкое поскребывание, с которым когти лап касались земли. Вот шкура, жесткая и короткая, подобно щетине протренькала своими волосками по ветке.
– Здесь есть высокие деревья? – спросил он.
– На той стороне другого холма начинается лес, – сказал Рыбак, – он…
– Бежим, – прервал его Сын Прыгуна и подхватив холкуна с рук запыхавшегося Кломма, бросился вперед.
Кломм подбежал к Гедагту, подхватил его с другой стороны, и троица брездов устремилась вперед.
– Беги позади них, – прошептал Нагдину охотник. – Я уже знаю, где лес. Я чувствую его.
– Кто это? – спросил тот.
– Я не знаю. Ветер дует на них.
– Что ты услышал?
– Большие и мягкие шаги…
Рыбак побледнел, но остановился, пропуская вперед всех остальных. Дрожащими руками он стал накладывать стрелу на тетиву.
Неожиданно пространство сотряслось от одиночного рыка.
– Гиры, – икнул Рыбак. Ветер переменился и людомар услышал запах испуга Нагдина перемешивавшийся с густым запахом гирских шкур. До него впервые долетал подобный запах. Это были новые животные, которые никогда не встречались ему на Синих равнинах и в Чернолесье.
Тропинки между деревьями не было, но людомар несся вперед, скользя между стволами древокустов, точно зная, где искать лес. Его спасительный запах доносился из-за холма. Путь был не близкий и где-то далеко внутри охотник понимал, что им не избежать схватки с гирами. По крайней мере, ему не избежать.
Начался склон, поэтому бежать стало легче.
Вдруг позади себя Сын Прыгуна услышал треск деревьев, жалобные стоны придавливаемых кустов вперемежку с ругательствами и хрипом. Три брезда дружно кубарем катились вниз. Неизвестно было, кто из них поскользнулся или споткнулся. Один неловкий утянул с собой всех.
Холкун и пасмас остановили их падение, подняли на ноги и толкали вперед. Дезориентированные и ошалевшие от стольких тягот, наваливших на них в столь короткий срок, брезды без сопротивления поддавались им.
Уже совсем близко раздался рык. Ему ответствовали еще три рыка.
Итак, хищников не менее четырех.
Людомар хотел было передать Бохта Кломму, но разглядел в ноги и услышал, что все его лицо в крови, а дыхание сбивчиво и отрывисто. Сын Охотника ускорился и быстро взбежав на начало подошвы следующего холма, осторожно положил на него бесчувственное тело холкуна.
– Унки, – окликнул он другого холкуна. – Здесь его оставлю.
– Да, – захлебываясь от усталости кивнул тот.
– О, боги, спасите!.. – Крик Рыбака разнесся далеко над Холмогорьем.
Людомар бросился к нему на помощь, обходя хищников слева. Вонь, исходившая от них; смрад из смешавшихся запахов крови, экскрементов, истлевшей плоти в зубах и еще неведомо как смешавшихся запахов, – в эту тягучую плотную массу вошел охотник.
Как же жалел он в этот момент, то у него не было людомарской пики, сокрывшей в себе два копья и плевательную трубку! Этого бы хватило, по меньшей мере, на двух зверюг.
Но у него были лишь два коротких меча, два небольших кинжала и четыре метательных ножа. Каждый подразумевал близкое сближение. Драться в зарослях было очень опасно, поэтому охотник надеялся только на внезапность и на то, что Нагдин сможет отвлечь внимание всех хищников сразу.
Рыбак справлялся с этой задачей как нельзя лучше. Окончательно потеряв самообладание, он орал что было сил, призывая к себе друзей, собратьев, богов, предков, обильно сдабривая их приход проклятиями и грозными посулами.
Послышался рык с нотками боли. Значит, хотя бы один из хищников ранен стрелой.
Людомар быстро заходил на погоню сзади. Вот он уже напал на их след и шел по нему. Затем он