— Нет, вы чувствуете, что за руководитель у нас! — воскликнул Демин. — Обо всем позаботился! А что это за прелестное создание?
— Моя партнерша! — опять заявил Гордиенко.
А Венька опять промолчал, что я его кузина. Скрывает, что ли?
Вокруг нас уже ходили люди, словно не веря своим глазам, — столько знаменитостей сразу.
— Вень, а не пора ли нам… — сказала Барышева. — Они там будут еще опрашивать нас…
— Да, вы, пожалуй, идите, а я подожду Дружининых, пора бы им уже появиться.
— О, а вот и очаровательная Ларочка! — обрадовался Демин.
К нам приближалась поистине ослепительная девушка! Высоченная блондинка с умопомрачительными ногами. В первый момент мне показалось, что она второпях забыла надеть юбку, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что юбка все же есть. Но невооруженным глазом заметить ее трудно.
— Привет всем! Не опоздала?
— Ларчик, солнце мое, что значит это единственное число? — позеленел Венька. — Где Андрей?
— С таксистом расплачивается, а я вперед побежала, там же теперь еще и на входе вещи просвечивают!
— Ну слава богу, все в сборе! — перевел дух Венька. — Ладно, Ларчик, жди мужа, а мы пока пойдем. Да, вот, познакомься, это Броня, она вместо Анюты будет.
— Привет, Броня! — улыбнулась она обаятельной улыбкой.
— Привет!
Поскольку мы летели самолетом израильской авиакомпании, то кроме обычных таможенно-пограничных процедур нам предстояло еще и собеседование с представителями службы безопасности Эль-Аль. Милая кудрявая девушка долго расспрашивала меня, кто именно собирал мой чемодан, не подходил ли кто-то к моим вещам или ко мне, не просил ли что-то передать. И когда наконец она отстала, я заметила Ларочку с мужем. Я видела его в каких-то фильмах, и он представлялся мне ослепительным, романтическим красавцем. А тут небритый, чрезвычайно хмурый мужик на пол головы ниже жены, правда, она при своем немалом росте была еще на высоченных каблуках. Наверное, он жутко талантливый, если на экране кажется таким красивым.
Когда все уже прошли пограничный контроль, я тихонько спросила:
— Вень, а что, надо скрывать, что мы с тобой кузены?
— Да боже упаси! Но вот говорить, что ты непрофессионалка, пока не стоит.
— Но ведь завтра вечером это станет всем очевидно!
— Да брось, все будет отлично! Выступишь, тогда и скажем, если кто спросит.
— Но вот же Златопольский спросил, откуда я.
— Блин, отвечай «от верблюда»!
— Ты чего огрызаешься, скотина? Втравил меня черт знает во что, а сам…
— Ну скажи, что ты , пела в Париже в кабаре! А теперь вернулась на родину.
— Почему — в Париже?
— Потому что прекрасно говоришь по-французски.
— Я еще и по-итальянски хорошо говорю и по-английски.
— Ладно, пусть будет римское кабаре, если тебе так легче.
— Слушай, ты чего такой злющий? Боишься за меня, да?
— Господи, какая чушь! — искренне возмутился он. — Я действительно кое-чего боюсь, но ты тут ни при чем.
— Чего ты боишься, Венечка?
— Да ерунда все, не бери в голову.
— Ну скажи, а то я буду думать…
— Нет, ты меня достала! Хочешь знать, чего я боюсь? Изволь! Боюсь, что эта лярва будет мучить Андрюху, сбивать с настроения, тянуть одеяло на себя. В Америку мы без нее ездили, и было все отлично.
— Но зачем ей это делать, он же ее муж?
— Ай, боже мой, Буська, нельзя быть такой наивной! Потому что она ревнует, завидует.
— К кому ревнует?
— Да не к кому, а к чему?! К популярности его! Он же знаменитость, а она, как ни тянется, все не дотягивает! Крепкая профессионалка, красивая баба, но настоящей изюминки в ней нет! Он по дури как-то пытается ее толкать, а все равно, стоит ему выйти на сцену с ней рядом, все смотрят только на него. В нем есть все, а в ней почти ничего. Но он в нее влюблен и… Пока глаза не откроются, так и будет мучиться.
— А они что, в одном театре играют?
— Играли раньше. Потом она ушла и теперь поет в мюзикле, вернее, пела. Кстати, вполне неплохо. Но мюзикл сошел со сцены. Вот она и вцепилась в Андрюху. Знаешь, ты попробуй с ней закорешиться.
— Зачем?
— Ну если у нее появится подружка, может, она меньше будет лезть к Андрюхе.
— Да ну, не стану я с ней корешиться, я ей до пупа. Мы что будем изображать Пата и Паташона? Я с ней даже пошептаться не смогу, мне подпрыгивать надо. И вообще, отвяжись от меня.
— По-моему, это ты ко мне со всякими дурацкими вопросами лезешь.
— Вень, а репетиции у нас еще будут?
— А как же!
— Когда?
— Ну вообще-то когда Гордиенко захочет, а для всех завтра утром на сцене прогоним весь спектакль. — Посиди тут, а я схожу куплю сигарет в дьюти-фри и виски на дорогу. А тебе ничего не надо?
— Нет.
— Тогда сторожи мой кейс. Если его сопрут, гастроли сорвутся! И придется платить бешеную неустойку.
— Иди на фиг! И тащи свой кейс с собой!
— Не вредничай, Буська!
— Черт с тобой, посторожу.
Едва он ушел, как откуда-то возник Злато-польский.
— Извините, пожалуйста, я повел себя невежливо. Будем знакомы, Владимир.
— Бронислава. Очень приятно.
— Юрий Митрофанович рассказал мне о вас. Это и вправду ваш дебют?
— Да. Дебют поневоле, — улыбнулась я.
— Юрий Митрофанович очень хорошо о вас отзывается. Да и одно то, что он согласился с вами работать, говорит само за себя. Но вам, наверное, страшно?
— Не то слово!
— А кто вы по профессии?
— Переводчица.
— Книги переводите?
— Нет-нет, я вообще-то синхронист, работаю в крупной фирме…
— И вам это нравится?
— В общем — да.
— Но почему же тогда вам страшно? Ведь эта работа сродни актерской, вы тоже работаете на публике, правда?
— Бывает, да. Но чаще это конфиденциальные переговоры.
— Но все-таки на публике тоже?
— Конечно, и не так уж редко.
— Ну вот! — с некоторым даже торжеством произнес он. — Значит, публики вы не должны бояться. Просто скажите себе, что это ваша работа, только вы будете петь, и все!
— В этом что-то есть, — задумчиво ответила я. — Я попробую!
— Обязательно попробуйте.
— Спасибо!
— Простите, а у вас всегда такая прическа?
— Нет, — засмеялась я. — Просто вдруг захотелось сделать с собой что-то эдакое, а тут такой случай… А почему вы спросили?
— Просто я немножко знаю, как выглядят переводчицы в крупных фирмах.
Какой он очаровательный, — мелькнуло у меня в голове.
— Я смотрю, вы уже нашли общий язык! Это хорошо! — обрадовался Венька.
— У тебя милая кузина!
— Плохих не держим!
— Ох, как хочется солнышка, ребята, я без солнца чахну! — проговорил Златопольский мечтательно. — Вы знаете, что на солнце организм вырабатывает гормон счастья?
Гормон счастья? Хорошо бы… Если уж не счастье, то хоть его гормон. Но солнца в Израиле хватает, неужели там много счастья? А я? Разве я несчастлива? Я не счастлива, а вовсе не несчастна. Вот так! А чего мне не хватает? Любви. По-моему, я вообще не знаю, что это такое. Мне много раз казалось, что вот она — любовь, но по тому, как быстро я оправлялась от этих чувств, можно сделать вывод — это не было любовью. Или я просто органически к ней неспособна? Так, может, и к лучшему? Любовные страдания — вещь малоприятная. Даже когда просто влюбляешься — а это со мной бывает не так уж редко, — все-таки немножко страдаешь, а если настоящая любовь? Ну ее к бесу! А вот влюбиться не мешает. Последний раз я влюбилась полтора года назад в Женю, но с ним все было так гладко, никаких страданий, никаких сомнений, он так мгновенно приручился и сам приручил Полину, что совершенно естественно эти отношения привели к предложению руки и сердца. Правда, он был женат, но жена жила отдельно, и вообще в другом городе, поэтому на развод и удовлетворение ее имущественных претензий ушло время. Благодаря этому мы еще не женаты. Но заявление уже подано и бракосочетание назначено на пятнадцатое июля. И наверное, надо совершить этот шаг. Он хороший человек, любит Польку, отличный любовник, отнюдь не бедный и даже красивый. Поди кисло? Но вдохновения нет. У меня нет. А с другой стороны… А, ладно, поживем — увидим. А пока.., хочется влюбиться. В нашей группе (или в данном случае надо говорить «труппе»?) перспективным в этом смысле мне представляется только Златопольский. В нем масса обаяния, чудные глаза, какая-то внутренняя интеллигентность и тонкость, как мне показалось. И он с такой доброй улыбкой подбадривал меня. Чем черт не шутит?
— Буська, ты о чем так глубоко задумалась?
— А? Что?
— Пошли, посадку объявили!
* * *
Первое, что поразило меня, когда мы вышли из здания аэропорта Бен-Гурион, это запах юга. Теплый воздух и шелест пальм наполнили сердце такой неистовой радостью, что я сама себе не поверила. Встречавший нас пожилой, симпатичный толстячок с гордым именем Оскар посмотрел на меня гораздо внимательнее, чем на всех остальных, и спросил:
— Это и есть Полина Брон?
— Да, — пролепетала я.
— Почему я никогда про вас не слыхал?
— Потому что она жила в Париже и пела там, — подоспел мне на помощь Венька.
— А, ясно! — успокоился Оскар и стал заталкивать в микроавтобус наши вещи, впрочем, заталкивал в основном шофер, а Оскар руководил процессом.
Наконец мы уселись и поехали. Оказалось, что первый раз в Израиле только я и Златопольский, остальные тут уже бывали. Бурная радость первых мгновений сменилась давящим страхом, но когда микроавтобус свернул в улочку, в конце которой нагло синело Средиземное море, и сразу остановился, радость вновь вспыхнула.
— Приехали!
Гостиница «Сити» оказалась очень милой, уютной, и окно моего небольшого номера смотрело на море! А еще в номере стоял маленький электрический чайник, две чашки с блюдцами и коробочка с пакетиками чая, кофе и сахара. Имелся и телевизор. Но в этом не было ничего необычного. А вот чайник с чашками… Мне сразу стало уютно. И не успела я распаковать вещи, как явился Венька:
— Ну как тебе?
— Здорово! Мне нравится!
— Исключительно удобное место. Три шага до пляжа, и один шаг до оживленной торговой улицы. Отсюда до всего близко. Андрюхина мадам, правда, ворчит, что он звезда и должен жить в пяти звездах. Я сказал, что, если они оплатят разницу, я их мигом туда устрою. Как будто я их в Москве не предупреждал, что гостиница трехзвездочная. Но тут есть все необходимое и даже кипятильник не нужен. Ненавижу эти дешевые понты.., ну да фиг с ними. Пошли купаться, Буська!
— Погоди, дай найти купальник.
— Ладно, через десять минут жду тебя внизу. Слушай, а мы с тобой никогда вместе не купались в море!
— Не выдумывай, купались в Эстонии!
— А, правда. Ну это разве море? Холодно, мелко… Брр! И потом, это было так давно, что как бы уже и не было.
Я стала искать купальник, но он, как назло, не попадался. Неужто забыла взять? Нет, я помню, Полька мне его принесла.., и сунула во внутренний карман большой сумки. Ура!
Внизу Венька разговаривал со Златопольским. Тот был уже в шортах и шлепанцах. Какие у него красивые ноги, мелькнуло у меня в голове.
— О, вот и Буська, пошли скорее.
На улице было жарко, но не тяжело.
— Ой, как хорошо!
— Да, но завтра, говорят, будет хамсин, — заметил Венька.
— Хамсин? Что это? — осведомился Злато-польский.
— Довольно противная штука. Это, знаешь ли, как в Африке — будто открывают духовку, и оттуда на нас веет… Иногда еще и с песочком… Ну да ничего, тут везде кондиционеры, можно пережить.
— Ладно, посмотрим, может, и не будет никакого хамсина! — легкомысленно воскликнул Златопольский. — Боже, какая прелесть!
Вода в море была теплой, но освежающей, чистой и гладкой, почти без ряби. Венька и Златопольский сразу уплыли к волнорезам, а я плаваю неважно. Далеко заплывать не решаюсь, но мне и так хорошо. Как же вовремя я себе надоела! Если бы не это гнетущее чувство, я бы ни за что на свете не решилась на такую авантюру! Сердце опять ушло в пятки. Но разве может случиться что-то плохое, когда такое небо и море, а Володя Златопольский так похож на Хью Гранта?
Когда мы возвращались с пляжа, в холле гостиницы нас ждал Гордиенко.
— Броня, я договорился с Оскаром, что он даст нам возможность нелегально порепетировать на сцене, — сообщил он, отводя меня в сторонку.
— Почему — нелегально? — удивилась я.
— Потому что за аренду зала надо платить. А он нам устроит это бесплатно. Только никому не говорите.
— Даже Вене?
— Лучше, чтобы об этом знали только вы, я и Оскар.
— Но что я скажу Веньке?
— Что я пригласил вас ужинать. Одну, — усмехнулся он и подмигнул мне. — Кстати, это соответствует действительности. После репетиции я приглашаю вас поужинать. Значит, через полтора часа жду вас здесь. Договорились?
— Конечно!
Гордиенко, пряча усмешку, ушел.
— Ну что? — спросил Венька.
— Юрий Митрофанович пригласил меня поужинать.
— Ничего себе, не успел еще отряхнуть московский прах, как уже пошел по бабам! — засмеялся Венька. — Я сразу просек, что он к тебе неровно дышит.
Златопольский как-то загадочно улыбнулся. Честно говоря, я бы с большим удовольствием пошла ужинать с ним, но он меня не приглашал. К тому же предстояла репетиция на сцене, тут вообще не до ужинов. Гордиенко сказал, что покажет мне основные мизансцены, и от этого профессионального слова у меня по спине побежали мурашки.
Ровно через полтора часа я спустилась в холл. Гордиенко уже ждал. Он снова подмигнул мне, взял под руку, и мы направились к выходу. В дверях мы столкнулись с Ларисой, явно возвращавшейся с пляжа. На «мини-бикини» была накинута лиловая сетчатая хламидка, последний писк пляжной моды. Надо бы и мне такую… Выглядела Лариса сногсшибательно.
— Какая красивая! — вырвалось у меня.
— Бесспорно! — ответил Гордиенко. — Но ее беда в том, что она об этом знает.
— А куда мы идем?
— Оскар ждет нас в машине за углом, — таинственным шепотом ответил Гордиенко.
— Юрий Митрофанович, зачем такая таинственность?
— Надо!
Действительно, Оскар ждал нас в сером «рено».
— Полина, вы впервые в Израиле? — с ходу спросил он.
Я даже не сразу сообразила, что это он ко мне обращается.
— А, да, впервые!
— Ой, я вам даже немножко завидую, вы сможете ловить кайф от этой страны.
— А вы его уже не ловите?
— Только иногда. А вообще… Я тут уже двадцать лет, у меня был дом на территориях, своими руками построил, а потом тот кусок земли отдали палестинцам. А теперь хотят еще чего-то отдать, скоро от страны останется носовой платочек, чтобы утирать слезы радости этим сволочам! Хотя вам это ни на фиг не надо знать. Смотрите лучше по сторонам, хотя уже темно и ни черта не видно. Но едем мы в Ришон, там ваше первое выступление.
— Что это — Ришон? — робко спросила я, немного подавленная его агрессивной скорбью.
— Ришон-ле-Цион — с одной стороны город, с другой стороны пригород Тель-Авива.
Большой Тель-Авив! Как будто тут есть что-нибудь большое, в этой маленькой стране. Хотя нет, у нас большое сердце, душа и все такое прочее, не бойтесь!
Он вдруг затормозил, выскочил из машины, обнялся с каким-то прохожим.
— Бронечка, на всякий случай предупреждаю, у него дочка три года назад погибла, когда взорвали дискотеку на набережной. Помните?
— Смутно.
— Я вам покажу это место, не так далеко от нашей гостиницы. Там погибли в основном дети из России. Ужасная трагедия.
— Господи, несчастный человек… — содрогнулась я.
— Да уж, врагу не пожелаешь…
Но тут вернулся Оскар:
— Прошу прощения, встретил двоюродного брата, не виделись целый год. Крутишься, как белка в колесе.
* * *
Зал показался мне до ужаса громадным, правда, там было совсем темно, даже, я бы сказала, черно. Только сцена была слегка освещена.
— Господа хорошие, вам на все про все сорок минут, — предупредил Оскар.
— Ну, Бронечка, поехали?
Оскар сидел в первом ряду. Меня мутило — Броня, бояться нельзя! Значит, так, вы выходите отсюда, справа, так и мне будет удобнее, и вам. Отступать, между прочим, некуда, позади Москва! А впереди, кстати, новая жизнь!
О, как он правильно меня понял! Новая жизнь — магические слова! И я, набравшись наглости, впервые выскочила на сцену. Сказала первые свои реплики и запела. Я пою а капелла все, кроме финальной песни, которая идет под магнитофонную запись оркестровой партии. Но до конца спектакля еще надо дожить. А Юрий Митрофанович вдруг заиграл совсем иначе, чем играл у себя дома. Он все уходил от меня, и мне приходилось бегать за ним и даже подпрыгивать, потому что он намного выше меня, и еще он включил в себе, как я назвала это потом, секс-кнопку, и я мгновенно это ощутила и, как ни дико это звучит, отреагировала. И почти влюбилась в него. Но это я поняла значительно позже, а пока просто «жила в предлагаемых обстоятельствах», но мне уже было хорошо и нестрашно. И вот наконец финальная песня, которую мы поем вместе. И только тут я сообразила, что Гордиенко ни разу не остановил меня, не сделал ни одного замечания, и мы просто сыграли спектакль в черном зале для одного-единственного, но все-таки зрителя. И когда все кончилось, этот зритель захлопал в ладоши, да с таким энтузиазмом!