— Буська! — раздался вопль. Прямо на меня по воде бежал Венька. И я вдруг каким-то сторонним взглядом увидела, как он красив. Я любила сейчас весь мир, а особенно Веньку — за то, что он спас меня от надвигавшейся депрессии. Ведь когда человек чувствует, что сам себе надоел, — это начало депрессии. По крайней мере, мне так кажется. А он меня вылечил.
— Венька! — заорала я в ответ и повисла у него на шее.
— Буська, ты веселая?
— Я веселая! Я такая веселая, Венечка! Ты мой самый лучший в мире братик!
— Что это с тобой, Бусечка?
— Радость жизни!
— Это от потери жениха ты так радуешься?
— Может быть, но не только!
— Ой, Буська, а у меня для тебя сюрприз, да какой!
— Сюрприз? Что-то многовато сюрпризов…
— Этот тебе понравится.
— А где он?
— В кармане шортов.
— Покажи!
— Дай искупаться!
— Купайся, а я посмотрю!
— Валяй!
Он поплыл к волнорезу, а я принялась обшаривать карманы его шортов. Как назло, их было четыре. Кошелек, носовой платок, мобильник, расческа, записная книжка, свернутая небольшой квадратик газета, вернее, кусок газеты и два презерватива. Господи, до чего предусмотрительный парень! И что тут предназначено мне? Не презервативы же! Может, газета? Я развернула ее. Ну конечно. Статья о наших гастролях и один абзац отчеркнут. «Обращает на себя внимание прелестная Полина Брон. Ее чарующий голос и неискушенность актерской игры. Впрочем, я видел в этой же роли с тем же великолепным Гордиенко Анну Тимошину и должен признать, что здесь неискушенность госпожи Брон куда уместнее профессионализма знаменитой актрисы».
Ну ни фига себе! Я еще раз прочитала отчеркнутый абзац, не померещилось ли? Потом пробежала всю статью. В ней подчеркивалось, что наша маленькая труппа работает на совесть, с полной отдачей, что не так часто тут бывает, и, вероятно, в этом заслуга Вениамина Романовского, импресарио, к чести которого служит то обстоятельство, что он, будучи популярным и одаренным артистом, предпочел остаться в тени своих весьма талантливых коллег. Пожалуй, лишь госпожа Дружинина несколько проигрывает рядом с мужем, замечательным Андреем Дружининым. Однако красота ее ног вполне искупает некоторое однообразие актерской палитры. Бедная Ларка, подумала я. Какая там актерская палитра в этом водевильчике? Вероятно, критик — мужчина маленького роста, которого угнетает такая высокая женщина.
— Ну что? Наслаждаешься? — спросил Венька.
— Про Лариску хамство.
— Женская солидарность? Нет, все правильно.
— И про меня?
— И про тебя. Хочешь соку или мороженого?
— Хочу!
— Хотя мороженого, пожалуй, не нужно. И холодного соку тоже.
— Скотина!
— Согласен. Пошли все-таки в кафе. Посидим в тенечке, потреплемся. А потом еще искупаемся.
В кафе на пляже было тенисто и приятно. Венька заказал себе кофе с коньяком, а мне чай с мятой.
— Ты же хотел сок и мороженое?
— Тебя стало жалко.
Мне принесли высокую стеклянную кружку, в которой плавала веточка мяты, которую тут называли наной.
— Пей, в жару чай с наной самое милое дело.
— А сам почему не пьешь?
— Еще успею. Сегодня, слава богу, некуда спешить.
* * *
Вечером после спектакля все как-то разбрелись, благо не надо было никуда ехать. У всех тут есть друзья и знакомые. Венька тоже куда-то смылся, и в результате я осталась одна.
— Бронечка, вас забыли? — спросил Оскар. — Куда вас подвезти?
— В гостиницу, если не трудно.
— У вас нет знакомых в Тель-Авиве?
— Нет. У меня подружка живет в Араде.
— А она в курсе, что вы здесь?
— Нет, пока не в курсе.
— Ну это вряд ли, — улыбнулся он. — Реклама-то идет — и по радио и по телевизору.
— И меня показывают?
— Показывают. Не так чтобы очень подробно, однако…
— Милка меня в жизни с такой прической не узнает.
— А вы не голодная после спектакля?
— Да нет… — неуверенно ответила я.
— А поехали ко мне? Жена вас с удовольствием покормит, я ей сейчас звякну.
— Нет, не стоит никого беспокоить. У меня в номере есть фрукты, этого достаточно.
— Ну что ж… А может, передумаете?
— Нет, спасибо.
Он подвез меня к гостинице.
В холле я сразу увидела Андрея. Он был мрачен и, похоже, нетрезв. Я хотела незаметно проскочить к лифту, но не тут-то было.
— Привет! — поймал он меня за подол. — Куда спешишь? Посиди.
Я неохотно опустилась в кресло.
— А где все? — спросил он.
— Не знаю, сразу как-то разбрелись — по знакомым, наверное. Меня Оскар у театра подобрал. Такой славный дядька…
— Жук, каких мало.
— Не знаю, мне он нравится.
— А я тебе не нравлюсь, да?
— Вы мрачный…
Он рассмеялся. И сразу стал таким красивым, что у меня дух захватило.
— Слушай, ты есть хочешь?
— Хочу!
— Пошли куда-нибудь. Я помираю с голоду. А одному идти неохота.
— А Лариса?
— Если ты мне скажешь, где Лариса, я буду тебе очень признателен. Ну пошли, я приглашаю.
Есть хотелось. К тому же я понимала — один он может здорово напиться, что нашей труппе совершенно ни к чему.
— Пошли. Только я буду за себя платить.
— Да иди ты в жопу! Я в состоянии заплатить за даму. Слава богу, на это я зарабатываю.
Аргумент был весомый. Он взял меня за руку и почти потащил за собой.
— Куда мы пойдем?
— А куда ты хочешь?
— В такой час большого выбора уже нет, наверное.
— Тут есть итальянский ресторан. Как насчет спагетти? Да нет, пошли в «Лондон», у моря приятнее.
— Пошли в «Лондон», — согласилась я.
Мы сели за столик, на котором стоял стаканчик с маслом, где плавал фитиль и горел огонек. Андрей поставил на стол локти, подпер руками лицо и спросил с улыбкой:
— Ты чего смеешься?
— Да у меня в этой поездке столько новых впечатлений… Например, меня еще никогда не посылали в жопу, приглашая в ресторан.
— Ой, прости, — ничуть не смутился он, а мне почему-то понравилось, что он не смутился. — Но ты, по-видимому, уже простила, раз все-таки пошла?
— Считайте, что так.
— А ты как считаешь, хотелось бы знать?
— Я просто побоялась, что вы пошлете меня еще дальше, а кругом многие понимают по-русски.
Он опять рассмеялся. Достал сигареты, закурил, а губы его при этом насмешливо кривились.
— Слушай, а Ларка не просила тебя сегодня обеспечить ей алиби?
Мне стало его безумно жалко. Значит, это не попытка ухаживания, а попытка как-то бороться с ревностью и одиночеством? Некоторое разочарование я все же ощутила, не буду скрывать.
— Ты читала, что про тебя написано в газете?
— Да. Лариса, верно, обиделась?
— Не знаю, читала ли она. Свинство, конечно, всех похвалить, а ее одну обосрать. А впрочем, поделом! Ну, что будешь заказывать?
— Какой-нибудь салат и чай с наной!
— А покрепче?
— Нет, спасибо. Я плохо переношу…
— Ну а я с твоего разрешения выпью виски.
— Может, не надо, Андрей?
— Иди ты…
Он не добавил, куда именно.
Собственно, надо было встать и уйти, но почему-то совершенно не хотелось.
— Андрей, почему вы такой грубый?
— Я устал.
— Так, может, вам лучше пойти и лечь спать?
— Не в этом дело, я вообще устал, понимаешь?
— От своей жизни?
— Вот именно! Устал от своей жизни или вообще от жизни, черт его знает…
— О, тогда я знаю, что делать!
— Да? Как интересно! И что же?
— У меня так было перед этой поездкой. Я однажды утром проснулась и поняла, что сама себе надоела. И тут же подвернулся Венька с этим безумным предложением… — Договорив фразу, я поняла, что сморозила несусветную глупость.
— В твоем случае это понятно, а мне что прикажешь делать? В шахту пойти или на бензоколонку?
— Простите, я глупость сказала.
— Да нет, в этом есть рациональное зерно. Надо что-то поменять. К примеру, послать подальше Ларку и жениться, допустим, на тебе? Хочешь за меня замуж?
— Да боже упаси!
— Тоже правильно. Я не подарок. А просто перепихнуться хочешь? — И он посмотрел на меня так, что мне немедленно захотелось. Но меня никак не устроила форма этого предложения.
— Нет, не хочу, — спокойно ответила я.
— Почему?
— Кажется, я вам уже говорила, что не имею дел с женатыми, это во-первых, во-вторых, мне нравится Лариса… А в-третьих, я не желаю чувствовать себя девицей из анекдота.
— Из какого анекдота?
— «Кто девушку ужинает, тот ее и танцует».
И я сделала попытку встать из-за стола. Он вскочил и обеими руками надавил мне на плечи:
— Извини, ради бога, извини! Я не хотел тебя обидеть…
— Надеюсь.
— Только, пожалуйста, не обращайся ко мне на «вы». Меня это угнетает.
— Я попытаюсь.
— А давай-ка выпьем на брудершафт?
— Не стоит.
— Почему? Эй, девушка! — махнул официантке. — Принесите нам, пожалуйста, еще виски и стакан для дамы. Или ты хочешь что-то другое?
— Да нет, символически можно и виски выпить. Хотя пить на брудершафт виски как-то бесстильно.
— Да какая разница? — улыбнулся он.
От этой улыбки у меня задрожали коленки. Мы выпили на брудершафт по всем правилам, с переплетением рук и с поцелуем. Как ни странно, поцелуй был никакой. От улыбки я больше взволновалась. Ну и слава богу. Не хватало мне только влюбиться в этого женатого, замотанного популярностью грубияна и психа.
Кто-то как-то вскользь упомянул, что Дружинин лечился в психушке, правда в санаторном отделении, но это все равно… Да и не нужна я ему, он со мной, потому что Лариска неизвестно где… Но в обаянии ему не откажешь.
— Слушай, а кто тот мужик?
— Какой?
— Ну вчерашний, белобрысый?
— Бывший жених, я уже говорила.
— С ума сошла? Он тебе не подходит.
— Сейчас это уже не важно.
В этот момент у него зазвонил мобильник.
— Ларка. Алло! Да. Хорошо. Твое дело. Пока, — убийственно холодным тоном проговорил он и раздраженно сунул телефон в карман.
— Все в порядке? — осторожно спросила я, видя, как у него дрожит рука с зажигалкой.
— Мне мило сообщили, что после спектакля она никак не могла меня найти. Можно в это поверить, а? И потом ее буквально умыкнули какие-то старые школьные приятели, которые, оказывается, здесь живут. Я не должен волноваться, она скоро приедет. Блядь, какая беспардонная блядь!
— Андрей, мне не нравится…
— А мне, думаешь, нравится?
— Думаю, да. Иначе зачем?
Он внимательно на меня посмотрел:
— Я и сам удивляюсь — зачем? Но в ней есть что-то.., что меня иногда завораживает.., я ее любил…
— О, я так и знал! — раздался совсем рядом голос Веньки. — Смотрите, тут, кроме вас, уже никого не осталось, поздно, черт побери!
— Веня, друг, сядь, хочешь с нами выпить? Мы с Броней выпили на брудершафт, а то она мне все «вы» да «вы», как будто я старый как мир, а мне всего только сорок лет… Выпьешь?
— Нет. И тебе не советую! Хватит, ты и так набрался. Мы же договаривались, Андрюха!
Я была рада появлению Веньки, мне не нравился разговор с Андреем, а еще больше не нравилось то, что у меня сердце кровью обливалось от жалости к нему. Жалость — опасное для меня чувство.
Проводив Андрея до его номера, Венька поднялся ко мне:
— Буська, не шути с огнем. Он тебе не пара. Да и наживать врага в лице Ларки не советую. Можно такой грязи и мерзости нахлебаться…
— Венечка, это не то… Просто вы все куда-то разбрелись, я осталась одна, пришла в гостиницу, а тут Андрей. Мы оба хотели есть, вот он меня и позвал. Ты ничего такого не думай, он просто жаловался на Ларису…
— Такие жалобы иногда черт-те к чему приводят.
— Ладно, моралист хренов. А ты сам куда делся?
— Да понимаешь ли.., случилась одна знакомая…
— С кем она случилась? С тобой?
— Не понял?
— У вас случка была?
Он громко расхохотался:
— Как ты все опошлила, Буська. У нас было романтическое свидание.
— Без случки?
— Ну почему же…
— Тогда иди спать и не читай мне мораль.
— Ладно, не буду. Только все равно… Андрюха — совсем не то, что тебе нужно.
— Сама знаю!
* * *
Утром меня разбудил звонок Полины.
— Мамочка, пожалуйста, прости меня, — рыдала она в трубку. — Мама, я же не знала, что он к тебе поедет.., и что все так будет… Мамочка, я тебе сломала жизнь, да?
— Да нет, успокойся, может, оно и к лучшему. Но все же, если тебе доверили тайну, ее надо свято хранить, а то и впрямь можно человеку жизнь сломать. Ладно, не реви.
— Мама, может, еще не все потеряно? Женя сказал, что должен обдумать…
— Меня это уже не касается. Я его знать не желаю! А ты успокойся. Тебе что, так плохо со мной, что без Жени и жизни нет?
— Мамочка, что ты выдумываешь!
— А деду ты тоже протрепалась?
— Нет, что ты! Значит, ты не сердишься?
— Сержусь, но не очень.
— Ура! Мам, а ты правда имеешь успех?
— Ну вроде да. Хочешь знать, что про меня в газете написали? — И я зачитала ей отчеркнутый Венькой абзац.
— Мам, ну супер! Ой, мам, знаешь, у меня к тебе просьба!
— Излагай!
— Дашке Кролль бабка привезла из Тель-Авива одну штучку, я такую тоже хочу.
— Что за штучка?
— Понимаешь, там где-то есть улица, вроде нашего Арбата, там художники торгуют. А штучки делают из шелковых платков. Их скручивают по-разному — и получаются всякие красивые бусы, пояса, повязки на голову. С бисером, с металлом. Очень клево! Мамочка, купи мне такую штучку, а?
— Попробую узнать.
— Мамочка, я жутко соскучилась!
— Я тоже.
— А ты в море купаешься?
— Слушай, Полька, это ты деда там разоряешь? Сейчас даже не льготное время! Кончай болтать! Все, целую.
И о чем я, идиотка, думаю? Андрей, не Андрей… У меня есть Полька, и это главное.
В ресторане работала очень милая женщина с Украины, она относилась к нам прямо-таки по-родственному. К ней я и обратилась с вопросом о бусах из шелковых платков.
— Ну, Бронечка, насчет бус я не знаю, но всякие такие штучки продают на Нахалат-Беньямин. Как раз сегодня там есть торговля. Не каждый день бывает. Пойдите пораньше, пока не так жарко, часов в десять там уже вовсю торгуют.
— Это далеко отсюда?
— Да нет, но можно сесть на четвертый автобус или на монитку, и доехать до шука. Там рядом.
Полька еще дома взяла с меня клятву, что на автобусах я ездить не буду. Уж слишком часто мы слышим, что в Израиле взрываются автобусы.
— А пешком далеко?
— Да нет! Пойдете по Бен-Йегуде направо, до конца, упретесь в Алленби и по ней налево, по правой стороне. Ну в крайнем случае спросите, где шук Кармель. Это базар! А сразу за ним увидите Нахалат-Беньямин. Только головку прикройте чем-нибудь и водичку с собой возьмите.
Я поблагодарила милую женщину. В холле я столкнулась с Андреем. Он был гладко выбрит.
— Привет! — улыбнулась я.
— Куда собралась?
Я объяснила.
— Я с тобой.
— Андрей, может, не стоит?
— Почему? Обожаю такие места. Я, когда бывает время, езжу в Измайлово, гуляю там, присматриваюсь, приценяюсь… Меня это успокаивает.
— Может, позвать Ларису?
— Лариса спит без задних ног. Она заявилась в половине пятого, пьяная в стельку. Так что я вполне свободен. А ей надо выспаться, чтобы не сорвать спектакль.
— Ну что ж…
Ой, добром это не кончится.
— Ты небось думаешь: и чего он ко мне привязался?
Я промолчала.
Какое-то время мы шли молча. Он мне здорово мешал. Хотелось прилипнуть к какой-нибудь витрине, заглянуть в какую-нибудь лавочку, а при нем мне было неудобно.
— А вы знаете… — начала я.
— А как же брудершафт? — напомнил он.
— Хорошо. Ты знаешь, где этот пресловутый шук Кармель?
— Знаю! Очень завлекательное место, кстати.
Ну хоть не придется спрашивать дорогу.
У витрины ювелирного магазина на улице Алленби я было притормозила, но тут же одернула себя.