— «До завтра».
— И он?
— Тоже — «до завтра!».
— Ничего не заметили? Может, смену настроения?
Актер подумал:
— Да нет. Устал — это точно. Но ведь весь день работали!
— Как вы думаете, — спросил Антон, — где мог находиться Жанзаков этот час, пока вы ездили в универмаг? К себе он пойти сразу не мог — поезд киностудии был еще в пути… И никуда не уехал — через час вы встретились там же, где расстались. В метро, рядом с вокзалом.
— Понятия не имею, — он не дал себе труда подумать. — Устал.
Поезд заметно покачивало.
На промелькнувшем путепроводе сверкнула гирлянда электролампочек: в честь прошедших торжеств дорога была празднично иллюминирована. С фарфоровых изоляторов подвески, как во время дождя, стекала вода.
— Куда Жанзаков пошел, когда вы расстались? — Денисов оторвал взгляд от окна. — Влево от перрона? Вправо?
— Вправо.
«Кожевническая улица… — подумал Денисов. — Сберкасса. Цепь маленьких магазинов. Мастерская, кулинария. Юридическая консультация…»
— Из близких друзей Жанзакова вы кого-нибудь знаете? — Сабодаш закончил писать короткое объяснение, подвинул актеру, тот подписал не читая.
— Я учился вместе с его женой. С Терезой. — Он хотел помочь, но не знал чем. — Тогда они еще не были знакомы. Интересная актриса. Пророчили большое будущее…
В окне показались многоэтажные разнокалиберные здания. Поезд шел по Москве, скорость его резко упала.
— Жена Жанзакова еще в Мурманске?
— Завтра ночным рейсом прилетает в Шереметьево. Режиссер дал телеграмму.
— А съемки?
— Они у нее заканчиваются.
Состав неожиданно остановился. Недалеко от вокзала, у одного из безликих многоэтажных домов. В окнах показались люди. На последнем этаже несколько мужчин — без пиджаков, прямо от стола — вышли на балкон взглянуть на укороченный поезд.
— У вас сложная роль?
— Моя роль? — актер смутился. — Как играть! Геннадий Петрович помешан на сверхзадачах. Конечно, он не единственный, сейчас всех это волнует. И чтоб социально остро. Я так понимаю: детектив — это не только про то, кто убил. Это срез социальной жизни на момент преступления. Состояние общества.
Объяснение ничего не дало.
Состав тронулся. Один из стоявших на балконе помахал вниз рукой, вернулся в комнату. В окне квартиры светился экран телевизора.
«Все необычным образом связано, — подумал Денисов. — Кто-то из этих мужчин вчера на улице Горького мог случайно оказаться рядом с Жанзаковым, а до этого в метро в час „пик“ стоял рядом со мной или Антоном… А однажды увидит фильм, который вот здесь, сейчас снимают под этим балконом. Мы даже не представляем, как тесно все связаны друг с другом…»
К Жукову мосту ползли медленно — в сгустившихся сумерках, узким коридором между двумя двигавшимися по обе стороны состава электропоездами…
Впереди, наконец, показались входные стрелки. Вокзал выступал освещенной громадой центрального зала, вместившего затейливые постройки начала века и снаружи стилизованного под них. Сбоку, по домам, бежала неоновая строчка из тех, что никогда не задевают: «Пользуйтесь безналичным перечислением доходов по вкладам…»
Что она означала?
Денисов и Сабодаш вышли в коридор. Почти весь состав съемочной группы в ожидании высадки выстроился вдоль окон.
Еще издали потянулись платформы с круглыми каплевидными светильниками, с низким, нависшим над перроном небом.
В начале платформы локомотив резко погасил скорость, но это еще не было остановкой. Помощнику машиниста, как водится, дали выйти — чтобы меньше топать пешком к диспетчерской.
Поезд двинулся дальше.
У купе, служившего съемочной площадкой, показалась жокейская шапочка режиссера. Он нашел глазами милицейских.
— В понедельник, к финалу, желательно знать ваш твердый вывод… — Сухарев поправил аккуратный клинышек, делавший его похожим на старорежимного профессора. — Скажите, — он вдруг изменил официальному тону, — может, надо поставить кого-то в известность? Вам могут придать дополнительные силы…
— Госкино? Оно, по-моему, знает… — Антон надулся, усилив давление на швы кителя. — И министерство тоже. Колесо завертелось.
Сухарева кто-то позвал, он отошел. Сквозь строй съемочной группы к Денисову пробилась маленькая скуластая гримерша:
— Вспомнила! — Она рада была помочь. — Женщина, которая спрашивала Сабира!.. У нее варежки домашней вязки, серые. С одним пальцем… В Москве такие не носят!
— Вы больше ничего не знаете о ней?
— Нет. Варежки вот только… Она приезжая. С Севера. Или сибирячка!
В конце почти полукилометровой платформы состав наконец замер.
Денисов и Сабодаш вышли последними. На платформе, рядом с «лихтвагеном», покуривал знакомый уже дозорный. Прощаясь, он кивнул обоим сотрудникам.
— Сбегаю, возьму папирос, — Антон спрыгнул с платформы.
— Аккуратнее…
По соседнему пути двинулся в отстой фирменный «Лотос». Постельное белье в вагонах успели уже снять, на полках виднелись полосатые оболочки матрасов.
Перронное радио объявило посадку на донецкий. Денисов посторонился, пропуская людской поток. Все было новым и в то же время тысячи раз виденным. Матовые круги светильников вдоль платформ казались отверстиями в плотной, спустившейся сверху завесе.
— Товарищ уполномоченный!
Денисов не сразу понял, что обращаются именно к нему, обернулся. В толпе пассажиров мелькнула шапочка режиссера, он возвращался на платформу.
«Сухарев знает больше, чем рассказал. Он знает что-то важное о Жанзакове…» — Денисов не мог заставить себя назвать исчезнувшего актера коротким, но абсолютно чужим именем — Сабир.
Поезд съемочной группы еще стоял. Бритоголовый в чапане у «лихтвагена» внимательно смотрел в их сторону.
— Вот, — Сухарев протянул вырванный из блокнота листок с телефоном. — Чуть не унес с собой… Она училась вместе с Сабиром на режиссерских курсах.
Денисов понял: речь шла об актрисе, приезжавшей к Жанзакову.
— Фамилия ее — Рудь…
— Жанна?
— Вы ее знаете? — Сухарев удивился.
— Я видел дело администратора киногруппы. Он погиб. Жанна снималась у них в картине…
— Лучше, если вы позвоните ей прямо сегодня. По-моему, в воскресенье у нее начинаются съемки на юге. В Молдавии или Закарпатье… Жанна Рудь!
ГЛАВА ВТОРАЯ
Сыщика кормят ноги
— Добрый вечер, инспектор!
Денисов узнал актрису с трудом. Кокетливая молодая женщина в коротком пальто, в надвинутой на лоб, с опущенными полями шляпе махнула рукой.
— Опоздала?
— Нет-нет.
Жанна назначила встречу на Пушкинской, в самом центре. Вокруг сплоченной группой держались завсегдатаи, демонстрировали «фирму». Трепались. Над подземным переходом несколько легкомысленного вида девиц, покуривая, стряхивали пепел на головы подымавшихся снизу. Два молоденьких солдата, оба в очках, с погонами военных музыкантов, следили за ними округлившимися от смятения чувств глазами.
— Можем немного пройтись. Я изменила средство доставки… — она взяла его под руку. Впереди, давая дорогу, расступились. За время, которое они не виделись, Жанна заметно прибавила в популярности.
— Сабира я отлично знаю, — она повторила то же, что и по телефону. — Вместе учились, снимались. Потом он и Тереза жили у меня с неделю, пока я ездила в Ташкент на фестиваль.
Жанна двинулась против течения, не упуская ни на секунду из вида ни туалеты женщин, ни взгляды мужчин.
— Сейчас Сабир снимается в детективе у Сухарева.
— Вы его тоже знаете?
— Муж подруги… Привет! — Она на ходу кому-то ответила, улыбнулась. — Понятия не имею, кто это был? Но что с Сабиром?
— Никто не знает, где он.
— Давно?
— Со вчерашнего дня…
— Но это смешно! Извините…
— У нас официальное заявление съемочной группы. Скоро начнутся звонки с самого верха. Популярный актер…
Жанна задумалась.
— А что группа?
— Ничего. Или почти ничего.
— Врагов, насколько мне известно, у Сабира нет. По крайней мере, смертельных. Завести их он мог, наконец, в два счета, как и друзей… Но это от темперамента, от воспитания…
— Из какой он семьи?
— В том, что режиссеров и вообще кинематографистов в ней не было, можно не сомневаться. Как и у меня.
Денисов придержал ее за локоть, впереди приближалась пьяная компания. Один из парней — амбал с бараньими глазами — явно искал, кого задеть; актриса решительно рванулась навстречу. Амбал отскочил:
— Дура!
— Одноклеточное! Кретин! — Она явно осталась довольна собой. — Мой папа всю жизнь после войны проработал в охране завода, на самой прозаической должности. Мама — администратором в гостинице. Вахтер и администраторша! А я решила, что буду актрисой. А теперь еще и режиссером. Примерно то же с Сабиром. Вы хорошо представляете себе наши проблемы?
Денисов мог о них только догадываться.
— Вокруг нас люди, появившиеся в кино раньше, чем научились ходить. Их снимали, что называется, еще в колыбели. Даже в этом детективе, у Сухарева. Кто играет малолетних пассажиров поезда? Сын режиссера, старший внук сценариста. Во скольких фильмах дети успевают еще сняться, прежде чем придут поступать во ВГИК или в ГИТИС? В десяти? В тридцати? И конечно же, они будут приняты, потому что окажутся более подготовленными к конкурсу, чем такие, как я или Сабир… — Из-под легкомысленно опущенных полей шляпы на Денисова смотрели
ставшие пронзительно ясными глаза. — Об этом мы с ним часто говорили. У него в семье аналогичная картина. Он рос в путевом поезде. В Ухте. На Севере… Строительно-монтажный поезд.
— Приходилось бывать?
— И не раз.
Поставленные на прикол старые вагоны Денисов представлял хорошо. Между ними натягивали веревки, сушили белье; тамбурные двери летом затягивали простынями от мух. Ладили громоздкие деревянные стремянки с перилами, чтобы малышам и их вечно беременным мамашам легче было взбираться в вагон.
— Отец Сабира был путевым рабочим, закончил курсы бухгалтеров. Мать учительница. Возилась с детьми. Я не думаю, что у вас в роду тоже все сплошь инспектора… — добавила она вдруг.
— Оперуполномоченные.
— Или оперуполномоченные. Но мы можем за себя постоять. В кино мы приходим не потому, что так за нас решили другие. И нас принимают не за успехи наших родителей…
— Жанзаков не говорил, какие у него взаимоотношения с постановщиком?
— С Сухаревым? Весьма неважные. — Она кивнула кому-то весьма холодно. — Но они же помирились. Сухарев просил прощения.
— А причины?
— По-моему, чисто творческая несовместимость. Разные взгляды.
— Сухарев тоже живет в поезде?
— Дома.
— В Москве?
— Он ведь только состоит в штате «Таджикфильма», а постоянное местожительство его здесь, в столице.
— Что все-таки не устраивало режиссера?
— Ему казалось, что Сабир экономит. Играет не на пределе. Не стремится взять высоту.
— Так и было?
— Что вы! Представьте, что такие, как я, как Сабир, а таких большинство, перестанут тянуться, успокоятся! Вокруг каждый год появляются таланты, о которых я говорила. Вундеркинды. Кого бы вы предпочли, став режиссером?
Денисов не ответил.
— Жанзаков много работал?
— Исключительно. В крохотной роли показать себя! Мы говорили об этом, когда в последний раз виделись.
— Я в полном затруднении, — Денисов мягко, в то же время настойчиво оттеснил ее от другой компании, также искавшей ссоры. — Режиссер располагает информацией, которой не спешит поделиться. А может, «ищите женщину»? — Он взглянул на нее внимательно.
— Нет. Не думаю.
— Я знаю, например, что вы приезжали в поезд. Она рассмеялась.
— Да нет. Я с ним не спала. Вы это имеете в виду? Мужья моих подруг для меня не существуют. Кроме того, меня сопровождал мой друг.
— Премьер корейского театра.
— Все-то вы знаете.
— Что можно сказать о личной жизни Жанзакова? О его жене?
— О Терезе? Порядочная, интеллигентная женщина. Способная актриса. У нее отличные данные, школа. Внешность. Она, правда, мало снималась. Первый ее муж работал в ТАССе. Много лет прожила за границей.
— Они развелись?
— Муж ее умер. В одночасье. Какая-то тропическая форма лихорадки. Нам сюда… — Она показала в сторону троллейбусной остановки. — После его смерти Тереза не сразу смогла оправиться. Потом снова стала сниматься. И вот Сабир, человек совершенно иной по опыту прошлой жизни и как актер. Внезапная, совершенно невероятная любовь. Тут нечего сказать.
— Она — его вторая жена?
— Да. О первой я мало знаю. У нее от Сабира дочь. Я знаю, Сабир материально помогает…
— Где она живет?
— В Ухте. Они там и познакомились.
У остановки актриса высвободила руку, посмотрела на часы.
— За мной могут приехать…
Денисов оглянулся: машин рядом не было. Сверху по тротуару катил на скейте мальчик-мулат с пуделем, прижатым к куртке, он кого-то догонял. Сбоку у кабины автомата стояла небольшая очередь.
— А если Сабир не появится совсем? — актриса нашла взглядом его глаза.
Денисов не ответил.
«Месть, ревность… — подумал он. — Известный набор типовых версий. Вечно варьирующий комплект».
— Ваш друг из корейского театра… Он здесь, в Москве?
— Думаете, он приревновал Сабира ко мне? — Жанна засмеялась. — Он в тот же вечер уехал в Алма-Ату…
— Жанна! — из затормозившего рядом «Жигуля» послышалось сразу несколько голосов. — Скорее! — Сзади машину уже подгонял правивший к остановке троллейбус.
— Успеха! Чао! — Она чмокнула Денисова в щеку, побежала к машине.
— Пока.
Актриса не слышала.
Денисов еще постоял. Пора было идти приниматься за дело. «Сыщика кормят ноги…»
По сторонам текла разномастная московская толпа: приезжие — без головных уборов, в пальто; свои — в дубленках, в зимних тяжелых шапках.
На подножке отправляющегося троллейбуса благообразный старичок натужно выпытывал:
— А потом? Заворачивает направо?
— Налево.
— А, налево…
Водитель терпеливо ждал.
— А следующая остановка будет по ту сторону перекрестка?
— По эту.
Наконец старичок оставил подножку; увидев подходивший троллейбус, замахал водителю рукой:
— Одну минуточку!
Денисов повернул вниз, к Центральному телеграфу.
«Зачем Жанзаков приезжал в субботу сюда, на улицу Горького? — Он был рядом с местом, где актера видели в последний раз. — Почему сразу же не поехал сюда, а сначала пошел на Кожевническую?.. Успел сходить к себе, что-то взять?»
Впереди показался Центральный телеграф, всегда привлекающий взгляд — словно построенный из другого — легкого — кирпича, отличающийся от тяжеловесных соседних зданий.
«Заходил ли туда Жанзаков?»
С санкции прокурора можно было проверить, не давал ли актер телеграмм, не отправлял ли бандеролей, ценных писем, но пока в этом не было необходимости.
«В сущности, кроме подозрений режиссера, в коротком заявлении киногруппы ничего нет. Если бы мне сказали, что я буду разыскивать взрослого человека только потому, что ночь он провел вне дома… В то же время: Сухарев не такой человек, чтобы из-за пустяка оповестить милицию, Государственный комитет по кинематографии…»
У входа в телеграф прогуливались южане. Денисов прошел внутрь. В просторном зале стояла аптечная тишина. Несколько человек в центре кого-то ждали.
«Здесь назначают свидания…»
Большинство посетителей толпилось, однако, слева от входа, у кабин переговорного пункта.
«Нет, — подумал Денисов. — Жанзаков приезжал не сюда, не на междугородную. Все переговоры труппа наверняка ведет с переговорного пункта на Дубининской, там ближе».
Он вернулся к подъезду: прямо перед ним был подземный переход, о котором говорил актер, последним видевший Жанзакова.
«И тем не менее Жанзакова интересовал именно этот участок улицы, иначе он бы проехал дальше, шел бы по другой стороне».
Внезапно Денисова осенило.