Цой мог бы преспокойно оставить Фаттаха своим менеджером, но он сделал его партнером, потому что ему хотелось видеть рядом с собой друга, а не служебную собаку. Истинный сын Востока, Цой был столь же великодушен, сколь и жесток.
Бездетный Цой не ошибся в Фаттахе: тот оказался блестящим учеником. Не было у Цоя человека, более искусного в том, как разорвать завод и развести менеджера. Не было человека более усидчивого, способного часами разбираться в тонкостях финансовой документации, чтобы вывести на чистую воду прежнего вора или сэкономить группе «Сибирь» уворованную кем-то копейку. Не было и более близкого друга, с которым можно было напиться до зеленых чертиков и которому Цой доверял больше, чем кому-либо, больше, чем Степану, потому что Степан был как прирученный, но смертельно опасный хищник, чуть зазеваешься – оттяпает руку и скажет, что так было.
Цой не заметил только одного: Фаттах Олжымбаев мучительно, до безумия и рези в глазах, завидовал Константину Цою. В том мире, в котором жил Олжымбаев, успех определялся только количеством денег и красотой содержанок, а денег и содержанок у Цоя было больше.
Цой подарил ему «Мерседес» – Фаттаху не было дела до подаренного «Мерседеса», а заметил он только то, что цоев был бронированный, а у него – нет. Цой подарил ему девушку, Фаттаху не было дела до девушки, а видел он только, что девушка Цоя заняла на конкурсе красоты первое место, а ему, Фаттаху, достался номер второй.
Номер второй! Когда они появлялись где-то вместе, люди сначала здоровались с Цоем, а потом с Фаттахом. Степан обнимался с Цоем, а Фаттаху говорил – «привет, братан!» Когда за их стол садились девушки, девушки всегда сначала смотрели на Цоя, хотя Фаттах был моложе, и он не выглядел как привидение, с этими дурацкими белыми волосами и восковой кожей.
Это было несправедливо. Разве не Фаттах мотался по Сибири, инспектируя заводы, пока Цой в кабаке пил водку с министрами? Разве не Фаттах раздавал взятки судьям, врал, божился, клялся, договаривался – пока Цой в Москве решал стратегические проблемы? Правда, Цой дал ему долю в бизнесе, но что такое доля в бизнесе Цоя? А если Цой передумает? Если он, отстроив бизнес его, Фаттаха, руками, – решит, что Фаттаху слишком много достается, – что можно будет сделать? Ничего.
Чем больше Цой был великодушен по отношению к Фаттаху, тем меньше Фаттах доверял Цою. Фаттах слишком хорошо знал, как Цой хладнокровно, предусмотрительно кидал людей, рассчитав шахматную партию на двадцать ходов вперед. Кто может поручиться, что для Цоя он нечто большее, чем фигура, которой временно дали полномочия ферзя, но которой пожертвуют, как пешкой?
Он старался копировать Цоя во всем, – но копировал только внешнее. Он менял женщин так же часто, но он никогда не влюбялся в них, как Цой. Он был столь же коварен во вражде – но он никогда не был столь же великодушен в дружбе. Истина заключалась в том, что в Цое, катившемся по жизни, как сытое колесо мерседеса, была еще непонятная пустота, вокруг которой, собственно, и вращалось это колесо, – а у Фаттаха этой пустоты не было. Копия была технически грамотна, но совершенно бездушна, и по этой неверной копии Фаттах судил об оригинале. Истинная же причина его ненависти заключалась в том, что в глубине души Фаттах понимал, что никогда, никогда он не вырастет до уровня Цоя.
А потом случилась Нина.
Нина была молода, пустоголова и очень-очень опытна. Они отдыхали вчетвером, Альбинос с Ниной и Фаттах со своей девушкой. Фаттах не помнил, как это случилось – но однажды, после особо тяжелой пьянки, он проснулся утром на пляже в объятьях Нины. Первое, что испытал Фаттах – была животная паника. Затем, когда он осторожно убедился, что Альбинос спал всю ночь в номере – не менее животное злорадство. Он наконец обошел Цоя. Он, незаслуженно обойденный младший партнер, вклад которого в общий бизнес так недооценен, – взял реванш за спиной корейца. Он трахает его девушку, а кореец даже об этом не знает.
Цой был увлечен Ниной, Нина – Фаттахом, Фаттах – собой. Они вернулись в Москву, но встречи продолжались. Тайные, украдкой, на трижды законспирированной квартире, всегда с бурными слезами Нины, влюбленной в него, как только может быть хитрая и взбалмошная стерва влюбленной в молодого красавца-миллионера. Фаттах не был влюблен – ему доставляло удовольствие только одно – сознание того, что он ставит раком девушку Цоя.
Разумеется, Фаттах понимал, чем это может кончится. Выбирая себе девушек с витрины и влюбляясь в самых дорогих проституток, которых только можно было достать в Москве за деньги, Цой был абсолютно беспощаден в том, что касалось измены. Он – мог выкинуть девушку. Она – никогда не могла уйти к другому. Безопасней было украсть у Цоя завод, чем наставить ему рога, а украсть у Цоя завод еще не удавалось никому.
Одумавшись, Фаттах попытался прогнать Нину. В ответ та пригрозила рассказать все Цою. Глупая девка полагала, что она потеряет меньше, чем Фаттах, и она была права. Она была для Цоя вещью, а Цой никогда не стал бы мстить вещи. Он мстил бы тому, кто вещь украл.
Вот тогда-то Фаттах и испугался в первый раз. Он даже обдумывал план убийства Нины. Но это было бесполезно: Нина была куда менее аккуратна, чем он, в случае ее смерти службе безопасности не составит труда выяснить, куда именно хорошенькая содержанка Цоя ездила вместо «уроков пения». Фаттах слишком хорошо понимал, какая огромная и отмороженная машина, в случае чего, работает на Цоя, – он сам был частью этой машины.
Оставалось только ждать, пока Нина наскучит Альбиносу: но вот уже четыре месяца, как тот предпочитал ее всем остальным девкам.
А затем были фотографии. Фаттах знал, что это непременно произойдет. Не знал только, кто догадается первым: чекисты, Бельский или сам Цой. Первой оказалась служба безопасности АМК.
После разговора с Денисом Фаттах напился так, что очнулся только через два дня под капельницей. Первым его побуждением было рассказать все Цою, но трусость взяла верх. И когда в его кабинет протиснулся названный Денисом коммерсант, Фаттах не стал звать службу безопасности, – а тихо подписал с ним договор на продажу угля. Уголь был продан без предоплаты. Деньги не вернулись. Часть не вернувшихся денег пошла со счета коммерсанта на один из заграничных счетов Фаттаха.
Разумеется, никто не проследил за одним из сотни контрактов. Это была мелочь, но это был уже обман партнера и кража денег из совместного бизнеса. Вскоре история повторилась с другой фирмой, и третьей. Четвертая поставила Фаттаху песок, который по документам ехал из Читы, а на самом деле был взят в соседнем карьере.
Деньги исправно приходили на счета Фаттаха. Ахтарский холдинг платил щедро, очень щедро: новые доходы были даже сопоставимы с доходами Фаттаха в группе «Сибирь». И странное дело, только те, уворованные деньги, Фаттах подсознательно считал своими. Надо всем остальным висела страшная тень Цоя.
Постепенно Фаттах вошел во вкус. Он снова обманывал Цоя, на этот раз не с девушкой, а с конкурентами. Это было ничуть не опасней и куда выгодней. Это было легко. А Цой – не такой уж Цой великий бизнесмен, если у него можно безнаказанно распихивать уголь по оффшоркам.
Фаттах кайфовал. Он сам назначал встречи Денису. Он добровольно передавал ему подробности переговоров Цоя – насколько он был в них посвящен. Ибо патологически осторожный Цой почти никогда не делился своими планами – даже с Фаттахом. Но Фаттах был одним из немногих людей в России, кто понимал, как именно думает Цой, и иногда этого было достаточно.
Что это добром не кончится, Фаттах понимал. Рано или поздно Цой догадается, кто его сдает, а Извольский и пальцем не шевельнет ради предателя. Тогда… тогда Цой будет мстить, мстить изощренно и жестоко, не ради мести даже, а чтобы показать всей России, что бывает с людьми, предавшими Альбиноса. Фаттах был уверен, что его не убьют. Это было бы слишком легко. Нет – но его раздавят. Посадят. Подкинут наркотики, наконец, арестуют за пистолет в кармане…
Поэтому выход, предложенный Денисом, был самый логичный. Уйти от Цоя. Отколоться, уведя с собой как можно больше предприятий. В конце концов, если Фаттах кинет Цоя, разве он не сделает ровно то, что собирается сделать с ним Цой? Цой сам всех кидал столько раз, что это будет только справедливо.
Первый из намеченных разговоров Фаттах завел с Цоем три недели назад. Разговор был очень прост. На всех предприятих области, на которые зашла группа «Сибирь», висели долги бюджету, оставшиеся от прежних хозяев. Фаттах предложил Цою объединить все предприятия в единый холдинг, а бюджетные долги, где-то пятьдесят миллионов долларов, обменять на десять процентов акций холдинга.
Это был очень хороший план. Губернатор Орлов мог похвастаться перед тупоумными избирателями, что он преумножил государственное участие в собственности, группа списывала пятьдесят миллионов долга ни за что, за воздух. Согласие государства получить ноль вместо пятидесяти миллионов наглядно демонстрировало посвященным мощь и влияние группы «Сибирь».
А кроме того, у этого плана были кое-какие последствия, которыми Фаттах пока не собирался делиться с Цоем.
– Хорошее предложение, – сказал Цой. – Давай уговоримся так: ты берешь Павлогорский ГОК и становишься президентом этого холдинга.
Дела казино отняли у Фаттаха неожиданно много времени, и когда он в полдвенадцатого спустился в зал, разговор между Степаном и Цоем уже закончился. На сцене начиналась лотерея, разыгрывали спортивный «Мерседес», и Цой демонстративно разглядывал полуобнаженную девицу, тянущую из стеклянного барабана билетики с номерами.
Цой терпеть не мог парадное обмундирование бизнесмена и, когда мог, ходил по-простому. Вот и сейчас на нем был черный нитяной свитер и не первой молодости джинсы. В свитере Цой очень сильно походил на бандита.
Степан о чем-то вполголоса беседовал с одним из охранников. На лице Цоя была беззаботная улыбка, которую Фаттах видел всякий раз, когда Цой проигрывал в карты или в переговоры. Эта улыбка не походила ни на приклеенную улыбку американца, ни на радушную улыбку русского. Это была улыбка игрока.
Фаттах не знал подробностей происходившего с ЧАЗом. Но Фаттах хорошо представлял, о чем именно говорили Альбинос и Степан. Те, кто задумал операцию по отъему ЧАЗ, хотели не столько унизить группу «Сибирь», сколько вбить клин между Цоем и Бельским.
В конце концов, Цою на ЧАЗ было плевать: он был промышленником, металлургом, по его мнению, то, что в России приносит прибыль, находилось на горно-обогатительных комбинатах, алюминиевых заводах и угольных разрезах. Высокие технологии прибыль не приносили, а политические риски увеличивали многократно: ЧАЗ был бездонной бочкой, в которую третий год уходила немалая часть прибыли группы, и когда Бельскому оказывалось мало законно причитавшихся ему денег, он, не стесняясь, вымогал еще. Цой, как правило, отказывал, и очень жестко.
Однажды такая разборка произошла в казино «Кремлевской». Степан просил десять миллионов долларов, Цой предложил сыграть на эти деньги в покер и проиграл. Фаттах до сих пор вспоминал эту игру с дрожью.
По мнению Цоя, Бельский ничего не понимал в бизнесе, а МиГ ему был нужен для того же, для чего другим нужен дорогой автомобиль – для понтов. Просто «я» других бандитов и олигархов вполне помещалось в бронированный «Гелендваген» с машиной сопровождения, а «я» Бельского помещалось только в истребитель пятого поколения.
Если б не ЧАЗ, победа Цоя над Извольским в области была б безоговорочной. Цой выгнал его с шахты имени Горького, задушил Павлогорку перебоями с электроэнергией и вот-вот должен был туда зайти.
Если б не ЧАЗ.
Когда Фаттах увидел, что Бельский с охранниками уехал, он спустился вниз и сел за столик Цоя.
– Как Степан? – сказал Фаттах.
Цой помолчал.
– Степан пьет с техниками, – сказал Цой, – и летает дважды в день. На испытательные полеты. Я попросил его этого не делать, потому что это опасно.
– А он?
– Он мне сказал: «Ты же спишь с девками? И не боишься заразиться СПИДом». Я ответил, что принимаю меры предосторожности. Он сказал: «Я тоже».
– А что он сказал по поводу иска?
Цой дернул щекой.
– Ты помнишь, Арбатов пытался отобрать у Извольского завод?
Фаттах кивнул.
– Арбатов – банкир и дурак. Что он понимает в промышленной войне? Ее не выигрывают в судах за оффшорки. То есть суды, это полезно – но это вещь вспомогательная. Отрежь завод от сырья, лиши его угля, окатыша, электроэнергии, перережь ему железную дорогу, – и он будет перед тобой на коленях, безо всяких там дешевых трюков в судах. А потом, когда он в осаде, когда нечем дышать, когда у него нет бабок на судей, когда даже тупой федеральный чиновник, понимает, что хозяин – подранок, – тогда можно брать его голыми руками. Без всяких акций. Под любым предлогом. Я сейчас контролирую семьдесят процентов производимого в России окатыша. Дай мне Павлогорский ГОК, и это будет восемьдесят два процента! Дай мне ГОК, и я зайду на АМК через два месяца, и Извольский ничего не сможет поделать! И сменять его на какой-то ЧАЗ!
– Но Степан…
– Хватит, – резко оборвал Цой. Посмотрел на часы и внезапно сказал: – Я не поеду к губернатору. Езжай один. Дипломат возьми. Там единичка.
Фаттах внутренне замер. Он никак не ожидал, что сегодня отправится к губернатору один. Но Цой явно был уже не в том настроении, чтоб разговаривать о бизнесе.
Фаттах неторопливо доел сырого тунца, распрощался с Цоем и ушел. Проходя через игровой зал, он подумал, что, когда он станет независимым от Цоя, он вычеркнет японскую еду из меню здешнего ресторана. К чертовой матери! Никаких суши! Пусть едят шурпу!
Цой остался за столом. Когда он отдыхал, он отдыхал. Он ел не спеша, рассматривая гостей. Отдых его прервал только один звонок: это был Степан.
Просьба Степана до крайности не понравилась Цою, но он только коротко сказал «да» и отдал соответствующее распоряжение. Многое было б гораздо проще, если бы девушка Бельского не была сестрой хозяина АМК. Цой очень хорошо помнил, как они впервые общались на эту тему со Степаном. «Степа, что это за историей с сестрой Сляба? Это может быть интересно», – сказал тогда Цой. «Тебе это неинтересно», – отрезал Бельский, и больше этот вопрос они практически не обсуждали.
Еще Цою не нравилось, как дергается Фаттах. Мальчик сделал для группы «Сибирь» очень много и вполне заслужил награду. Цой надеялся, что такой наградой станет новый черловский угольный холдинг.
Начальник охраны, неслышно ступая, вернулся к Цою и доложил, что просьба Степана выполнена.
– Еще будут распоряжения? – спросил начальник охраны.
Цой неторопливо разглядывал зал. Ресторан при «Версале» был самым пафосным кабаком Черловска, и в этот октябрьский вечер народу в нем было предостаточно. Цой заметил пару знакомых лиц из администрации и гендиректора «Южсибпрома», – толстенького и на редкость безвольного человека, у которого, как говорили, от всех нынешних событий началась изрядная депрессия.
Были, конечно, и девицы. Они сидели по двое-трое, как дорогие рождественские игрушки в витрине магазина. Вгляд Цоя пропутешествовал по голым плечам и обсыпанным блесткам задницам и неожиданно зацепился за столик в дальнем углу. Там сидели две хорошенькие девчушки лет семнадцати.
– Пригласи-ка за мой стол вон ту девочку, – сказал Цой.
Охранник с сомнением посмотрел туда, куда показывал палец корейца.
– Она, по-моему, не шлюха, – сказал он.
– А разве я тебя прошу пригласить шлюху?
Охранник встал и направился к угловому столику. В ресторане было шумно, и Цой не слышал охранника. Но через минуту Альбинос увидел, как девушка, сверкнув глазками, встала, и, покачивая бедрами, направилась в его сторону.
На ней была коричневая мини-юбка и колготки в сеточку. Белая ее кофточка была расшита люрексом и держалась на двух тонких лямочках, но, чем старательней эта девица изображала из себя шлюшку, тем меньше она на нее походила. Судя по всему, это был ее первый или второй визит в казино. Девочка была так хороша и свежа, что было совершенно очевидно, – она и недели не протанцует здесь, как ее сманят в какое-нибудь московское модельное агенство. Там ей объяснят, что модельки в России ничем не отличаются от проституток, а если она вздумает бороться за свое сокровище, ее накачают наркотиками, так что она не отличит, где ее сокровище, а где чужой член. «Жалко девочку», – отметил про себя Цой.