– Старший сын Салютова был другим?
– Совсем другой человек. Игорь всегда отцу во всем помогал. После Валерия Викторовича – второй настоящий хозяин в доме. Вы не представляете, как нам всем его не хватает.
– Да, горе большое. А Филипп, значит, сейчас с отцом не живет?
– Нет, я же говорю. С самых похорон. И даже не приезжает – только на кладбище к брату, на девять дней, на сорок. Да в казино – но сюда всего только с этим своим Легионером, который от него ни на шаг. Я с ним говорить пытался: что ты делаешь, подумай, что ты творишь? Каково отцу твоему сейчас, подумай. Одному, в таком горе.
– Салютов, значит, один живет?
– Нет, зачем один, с семьей. С внуками – у Игоря ведь двое детей осталось: одному четыре, другому два года всего. Вдова Игоря Марина Львовна и потом родственница еще пожилая – сестра матери Валерия Викторовича. Она ему как мать. Ну и, конечно, обслуга. У него особняк в Ильинском.
Колосов кивнул и начал задавать вопросы о других посетителях, запечатленных на пленке в игорном зале. Однако если о человеке по прозвищу Легионер Китаев давал информацию весьма охотно, то об остальных он говорил сухо, порой отделывался двумя-тремя фразами.
У Никиты сложилось впечатление, что о некоторых гостях казино Китаев вообще намеренно умалчивает. Так, например, было с двумя посетителями – парнем лет тридцати двух мужественной кавказской внешности, игравшим за карточным столом, и его спутницей – очень молодой хрупкой женщиной с гладко причесанными светлыми волосами, собранными на затылке в тяжелый узел, одетой в темное вечернее платье.
Кавказец играл азартно и, видимо, проигрывал. Женщина за стол не садилась, стояла у него за спиной и напряженно, даже как-то болезненно-испуганно наблюдала за игрой. Вот парень снова проиграл, она наклонилась к нему, шепча что-то на ухо, явно пытаясь увести его от стола. Но он отвернулся и, кивнув крупье, сделал новую ставку. Женщина медленно отошла от стола.
– Кто это, не знаете? – спросил Колосов. – Эта вот симпатичная пара?
Китаев посмотрел на экран, сухо ответил, что это некто Газаров Георгий – постоянный посетитель казино с какой-то своей знакомой, имени которой Китаев не знает, потому что видит ее впервые.
Все это звучало вполне убедительно, но Никита почувствовал, что Китаев насчет женщины лжет. Интересно, почему?
Посмотрели пленки из двух баров. Среди посетителей одного из них камера запечатлела Филиппа Салютова и Легионера. Они сидели за стойкой и пили пиво. Колосов снова подумал об относительности времени. На другой пленке Легионер был запечатлен возле рулетки, и по этим записям совершенно невозможно было определить, что было раньше – игра или же посиделки.
Посмотрели пленки из ресторана. Там в тот вечер посетителей почти не было – официанты скучали.
Наконец попалась пленка с камеры вестибюля. Ее начали смотреть особенно внимательно. Китаев снова давал подробные пояснения о работе службы охраны в вестибюле, о сотрудниках обменника и кассы для выдачи фишек. Ничего подозрительного и необычного пленка не запечатлела. Остался последний небольшой фрагмент.
– Это другая камера пишет, которая просматривает служебную лестницу за кассой, – сказал Китаев, – но тут, по-моему, ничего интерес…
– А это что за тип? Спускается? – спросил Колосов, указывая на человека на лестнице.
Китаев пригляделся. Ракурс съемки был снова крайне неудачен: сверху, с потолка.
– Это наш клиент постоянный. Витас его зовут, – сказал он. – Часто бывает. Порой один, порой с компанией. Вроде бы актер или что-то в этом роде. Молодой еще, ну по молодости сорит деньгами, когда они у него есть, – Китаев усмехнулся снисходительно, – иногда в выигрыше, иногда в проигрыше.
– А куда он направляется? К кассе, что ли, за фишками? – Колосов наблюдал, как человек на экране спустился, вышел в вестибюль, прошел мимо кассы, фонтана и… Изображение пропало. Он словно испарился из кадра.
– Погодите-погодите, – Китаев тоже, казалось, заинтересовался. – Ну-ка я назад верну. – Он перемотал пленку.
Они просмотрели все сначала.
– Куда он пропал? – спросил Колосов.
Китаев нахмурился.
– Куда… Да тут же тот самый «темный» участок у нас, что не просматривался: входная дверь, гардероб, туалеты, – произнес он медленно. – Если бы он в бар пошел или в один из залов или по главной лестнице поднялся, камера бы это записала, а тут…
– Как, вы сказали, его зовут? Витас? – Колосов записал себе имя на листок бумаги. – Вообще хотелось бы прояснить эту загадку с «темным» участком.
– Мне тоже хотелось бы. – Китаев что-то обдумывал. – Кажется, я смогу вам помочь. У нас его телефон есть в базе данных.
– Ваша база на всех клиентов распространяется?
Китаев покачал головой. Это могло означать и слово «нет», и старое как мир выражение: «много будешь знать, скоро состаришься».
– С вами, Глеб Арнольдович, приятно работать, – заметил Колосов вежливо. – Вот что значит быть профессионалом.
– Поверьте, мы заинтересованы не меньше вашего в том, чтобы убийца Тетерина был найден, – ответил Китаев, – мы все глубоко взволнованы этим происшествием. Но мы почти уверены, что убийца уже задержан и…
– Это вы насчет Майского? Да, задержан, ему даже срок задержания продлен.
– Но если вы считаете, что вам нужны какие-то дополнительные доказательства его вины, мы готовы не только пленки предоставить, но и вообще во всем идти навстречу. И для этого, поверьте мне, совершенно необязательно вносить хаос в работу казино, тем более закрывать его, лишать лицензии.
– Да, я тоже думаю, что это лишнее. Но у прокуратуры свои методы. Глеб Арнольдович, вам не показалось странной одна вещь, – Колосов посмотрел на Китаева. – Мы вот с вами шесть кассет просмотрели, а ни на одной из них этого самого Майского не увидели. Прямо человек-невидимка.
Китаев развел руками. Но Никита пока решил на это особо не нажимать. Успеется. Выключил видео, тепло поблагодарил за сотрудничество и помощь. Напомнил о координатах гостя казино со странным именем Витас.
– Да, еще хотел попросить об одной услуге: швейцару вашему Пескову повестку передайте, пожалуйста. Я с ним еще раз хотел бы побеседовать завтра в десять утра, как раз перед работой.
– А Песков у нас больше не служит, – сказал Китаев, – уволился.
– Когда же успел? – удивился Никита.
– С сегодняшнего дня. Причины не объяснил. Ну, рад был оказать посильную помощь. По поводу Витаса я вам утром позвоню. Будут еще какие вопросы – всегда пожалуйста. Только уж один приезжайте, без ОМОНа.
Когда Китаев отбыл, за окном в Никитском переулке было уже темно. Колосов снова просмотрел последнюю пленку: вестибюль, фонтан, лестница, человек на ней. В какое время этот самый неизвестный Витас спускался в вестибюль, сказать было трудно. Но все же с этой детали можно было начинать новый этап знакомства с «Красным маком». Пока это знакомство было весьма поверхностным.
Никита сидел в кабинете и прикидывал, с кем бы из коллег проконсультироваться, чтобы получить об этом казино дополнительную информацию.
И вдруг его осенило!
Глава 12. ПО ВТОРОМУ КРУГУ
Утро следующего дня началось с телефонных звонков. Первый был сделан Колосовым в РУБОП начальнику аналитического спецотдела «А» Геннадию Обухову.
С Обуховым отношения всегда были архисложными. Хотя их пути неоднократно пересекались, Никита не помнил дела, которое они с начальником спецотдела «А» вели бы тихо-культурно, без взаимных претензий и дележки полномочий.
Правило было такое, что Обухов никогда бескорыстно коллег из отдела убийств не выручал. К любой, самой ничтожной информации относился ревниво и пристрастно. И просто обожал делать вид, что знает ровно на двести процентов больше того, что изложено в официальной аналитической справке.
В свою очередь, Колосов терпеть не мог кланяться в ноги этому всезнайке. И предпочел бы сидеть на голодном информационном пайке, чем обращаться за справкой к Обухову. Однако…
Однако случались и исключения. Таким и был день 9 января – бывшее «кровавое воскресенье», в который Обухова угораздило родиться. Не поздравить коллегу в такой день было по крайней мере невежливо. Никита позвонил ранехонько, и Обухов вроде даже обрадовался. Никита пожелал ему счастья, здоровья, успехов, быстрого продвижения по службе, генеральских погон, персонального «Вольво» с мигалкой, должность замминистра и в перспективе – бронзового бюста перед парадным подъездом Академии МВД.
Обухов, казалось, смутился.
– Восхищен, смят, раздавлен великодушием, – промурлыкал он в трубку, – погоди, салфетку возьму, стереть слезы умиления.
– У тебя по казино на Рублевке, что «Красный мак» зовется, данные есть? – спросил Колосов.
Воцарилась гробовая тишина. А потом Обухов ответил что-то вроде «мать-командирша, я так и знал!». Наступил опасный момент: хрупкая связь могла просто оборваться, и Никита решил брать крепость штурмом:
– Мы тут, Гена, в отделе с ребятами посоветовались, решили подарок тебе преподнести. Убийство тут на Рождество было в этом «Красном маке». Мы надеемся – дело с перспективой. Как же ты в стороне останешься? Вот посоветовались, и я решил: наш славный коллектив авансом уже вынес тебе благодарность с занесением в личное дело за активную, оперативно оказанную помощь. Приказ у меня на столе, сейчас шеф подмахнет и в кадры. Так что, сам понимаешь, Гена, такое доверие товарищей надо оправдывать.
– Кого в казино замочили?
– Служащего одного, старичка.
– А что тебя конкретно интересует по «Красному маку»?
Колосов насторожился: голос Обухова был удивительно серьезен.
– Да все. Все, что есть, весь банк, если, конечно, вы им располагаете.
– Ладно. Я перезвоню.
Никита просто дара речи лишился от такой сговорчивости. Все знают: у Генки Обухова зимой снега не выпросишь, не то что секретных данных, а тут…
– Онемел, что ли, от счастья? – хмыкнул Обухов в трубку. – Я сказал – перезвоню. И даже, наверное, сегодня. Будь здоров.
– Д-до свидания. Еще раз с днем рождения тебя.
Колосов дал отбой: вот тебе и «мать-командирша»…
Что-то тут кроется. Если уж Обухов снизошел, то… Нет, но насколько все же загадочны люди, родившиеся в «кровавое воскресенье»!
Следующий звонок был Ивану Биндюжному в Скарабеевское отделение. Биндюжный был, слава богу, на месте. И еще трезвый. Колосов поинтересовался, как дела у задержанного Майского: один он в камере кукует или в хорошей компании?
– Сидит наш с ним, – хмуро доложил Биндюжный.
– И какие новости?
– Да ну, – Биндюжный был настроен пессимистично, – какие там новости, Никита? Ломки у Майского нет и не было. Значит, сам порошок не принимает. Ну, выходит, сбытчик.
– А насчет убийства?
– Насчет убийства молчит. А так нет, очень даже разговорчивый. Стихи все вслух читает. Маяковский! Сокамерники обижаются: спать мешает.
– А он что, правда поэт? – спросил Колосов.
– Нашему сказал: тексты, мол, пишет к песням. Для рок-групп. Наш характеризует: ничего парень – бывалый, тертый, веселый. Не унывает, в общем. Там у него срока еще неделя, может, что и переменится, – обнадежил Биндюжный.
– Это вряд ли, – возразил Никита и рассказал Биндюжному о результатах баллистической экспертизы. В частности, о данных по пистолету швейцара Пескова. – Он уволился из казино. Или скорее всего его уволили. Так что будь другом, Иван, разыщи его. Мне с ним поговорить нужно еще раз срочно.
– А чего его искать, раз он уволился? Приезжай, нагрянем прямо домой. – Биндюжный был человеком дела. – Где участок у него со стройкой, я знаю, а если там нет – к сестре его поедем.
Колосов решил, что Биндюжный прав.
На улице было очень холодно. Ночью неожиданно ударил такой мороз, что стало ясно: все разговоры о глобальном потеплении – жалкая ложь.
Мерзли ноги, мерзли руки, коченели уши. Колосов битых четверть часа не мог отъехать от здания главка – машина никак не заводилась. Наконец мотор чихнул и завелся. Тронулись. А спустя еще полчаса тесная, забитая транспортом, окоченевшая Москва кончилась и началась область.
Солнце было ослепительно ярким и красным, как алкоголик. Снег на обочине смахивал на битое стекло, а дальше на полях был белым и чистым и сверкал так, что болели глаза. И чем дальше от Москвы, тем больше было снега, тем длиннее и гуще были тени от елей на дороге, тем громче и веселее каркало на телеграфных столбах озябшее воронье. Колосов даже порадовался, что смылся из главка в эту холодную чистоту, в этот обжигающий антарктический пейзаж.
Биндюжного он забрал из отделения. Они направились в поселок Верхние Часцы, где жила семья Песковых. Часцы слыли старым дачным местом. В последние годы вместо покосившихся бревенчатых дачек здесь появилось немало новеньких кирпичных домов под добротными железными крышами. Обитатели Часцов строились. Причем стройка кипела даже зимой.
Восемнадцатый участок располагался на самой окраине за высоким дощатым забором. Дом за забором был уже полностью готов, но, видимо, еще не отделан. Биндюжный громыхнул кулаком в калитку. За забором бешено залаяла собака.
– Кто? – спросил тонкий плаксивый женский голос.
– Милиция. Муж дома? Откройте, у нас к Пескову дело.
Калитку чуть-чуть приоткрыли. Собака за забором лаяла как бешеная.
– Кто? Что нужно?
Колосов услышал знакомый, почти шаляпинский бас. Песков был дома. Впрочем, куда ему теперь, безработному, было деваться? Калитка распахнулась. Никита увидел бывшего швейцара «Красного мака», его подругу жизни и его сторожевого пса – здоровенную кавказскую овчарку на цепи, исходившую желанием разорвать незваных гостей в клочки.
– Вы? – удивился Песков. – Снова ко мне? Зачем?
– Разговор есть, – ответил Колосов.
– Не о чем мне больше с вами разговаривать, – Песков загородил проход, – и так из-за вас работу потерял.
– Из-за нас? – Колосов посмотрел на бывшего швейцара – тот был выше их с Биндюжным на голову. – Да нет. Вы и сами знаете, что нет.
Песков взялся за калитку.
– Уходите, – сказал он.
– Рад бы – не могу. Служба такая. – Колосов достал из захваченной с собой папки документ. – Вот ознакомьтесь, пожалуйста, результаты экспертизы вашего табельного пистолета. Бывшего вашего.
Песков взял заключение и одновременно сделал шаг назад. Они вошли. И жена Пескова – маленькая, кругленькая, похожая на куницу, тревожно выглядывающая, как из дупла, из широкого капюшона пуховой куртки, захлопнула калитку.
– Мишуля, в чем дело? – спросила она жалобно. – Какой такой пистолет?
– Иди в дом, Оксана, – приказал Песков. – И собаку забери. Оглохнешь тут от нее.
Он читал заключение прямо на улице, на двадцатиградусном морозе. Читал медленно и придирчиво.
– Ну и что? – спросил он басом.
– Вы человек военный, грамотный. Думаю, там все понятно изложено. – Никита чувствовал, что отдаст концы, если Песков сию же минуту не пригласит их в дом, к теплой печке. – Из вашего пистолета был произведен выстрел. Хотелось бы узнать, по какой цели, при каких обстоятельствах и когда вы стреляли?