— Да от тебя сейчас не только жена, полуторка сбежит, — усмехнулся Лобов. — Уходи отсюда. Утром поговорим.
— Без жены я не уйду, — мотнул головою Бубенец и со все нараставшей яростью завопил: — Мы с Женькой расписались! Я согласия на развод не давал! Она не имеет права уходить от меня! Я вам всем покажу, как на фронтовиков поклеп возводить!
Алкоголь окончательно заглушил в Бубенце появившиеся было проблески сознания. Он уже позабыл, что стоит перед Лобовым, перед тем самым Лобовым, знакомство с которым считал великой честью для себя и о котором в кругу друзей всегда с гордостью говорил: «Это что… Я на фронте самого Лобова возил. Вот это человек! За такого в огонь и в воду».
— Раз жена, значит, всегда должна быть с мужем!.. Где муж, там и жена!.. — вопил он. — А эта старая сука… — и неожиданно коротким, но сильным толчком Бубенец ударил Екатерину Васильевну в грудь. Негромко охнув, та, как подкошенная, свалилась на пол. Женя вскрикнула и бросилась к матери. А Бубенец выхватил из кармана тяжелый разводной ключ и взмахнул им над головой жены, но, не успев опустить его, сам отлетел в сторону и, ударившись головой о стену, растянулся на полу.
Александр Данилович, потряхивая рукой, ушибленной о скулу Бубенца, подошел к ошеломленному ударом пьянице. Тот, глядя на Лобова неожиданно протрезвевшим взглядом, попытался встать на ноги. Но Александр Данилович, схватив Бубенца за шиворот и пояс, поднял его, как узел грязного белья, и выкинул за двери во двор.
— Запомни, негодяй, — сказал он валяющемуся на земле Бубенцу, — среди моих фронтовых друзей Дмитрия Бубенца больше нет. А завтра поговорим на партбюро колхоза, может ли Бубенец оставаться в партии. Понял?
За калиткой послышался ехидный смешок. Оказалось, собутыльники Дмитрия, притаившись за калиткой, ждали, чем кончится дело. Лобов повернулся в калитке и пригрозил:
— А вы, мародеры, забирайте вашего дружка и ждите утра. Посмотрим, что завтра решат о вас колхозники.
За калиткой сразу воцарилась мертвая тишина. Лобов вошел в сени и запер за собой дверь.
Прибирая в комнате, Екатерина Васильевна и Женя с тревогой прислушивались к шагам, доносившимся из комнаты Лобова.
— Разнервничался! Теперь до утра не уснет, — сокрушалась Екатерина Васильевна. — Сукин сын Митька, какого человека из себя вывел! Ведь ногтя его не стоит.
От калитки донесся голос Дмитрия. Уходя не солоно хлебавши, он с пьяным ухарством кричал, явно рассчитывая, что его услышат находящиеся в доме:
— Мы и не таких видали! Здесь, брат, не фронт! Ты мне не полковник, я тебе не солдат! А за обиду посчитаемся! Запомнишь, полковник, Митьку Бубенца!
Екатерина Васильевна ожесточенно плюнула:
— Ну и дурак, как есть дурак! Какому человеку грозить задумал! Пьяный обормот, сам во всем виноват, а еще грозится!
Прибрав в комнате и уложив перепуганную, плачущую Женю с собою в постель, она еще долго прислушивалась к громким в ночной тишине шагам Лобова. «Все еще не улегся. Рассердился очень. Ну и натворил Митька делов», — сокрушенно думала она, и с этой мыслью незаметно уснула.
Александр Данилович чувствовал, что в эту ночь он заснет нескоро. Происшествие с Бубенцом взволновало его. Он ходил взад и вперед по комнате и думал, как могло получиться, что честный, неглупый парень, больше года деливший с ним тяготы фронтовой жизни, вдруг так опустился. Пришли на память фронтовые эпизоды, когда честность, бесстрашие и преданность Бубенца проверялись смертельной опасностью. Изо всех этих проверок Бубенец выходил с честью. Многое припомнилось гвардии полковнику в отставке, коммунисту Лобову в эти долгие ночные часы. «Нет, не может быть, чтобы Бубенец стал конченым человеком, — подытожил свои размышления Александр Данилович. — Надо будет завтра с ним поговорить круто, но по-человечески. А вот дружков его придется шугануть, как положено. Плесень, а не люди».
Александр Данилович взглянул на часы. До рассвета оставалось совсем немного. «Мерген, наверное, уже поднялся, собирается», — усмехнулся он и подошел к кровати, стоявшей у раскрытого окна. За окном тихо шуршали от ночного ветерка листья фруктового сада. Вынув из кармана халата пистолет, он повернул его, чтобы проверить, на предохранителе ли оружие. Пистолет оказался на боевом взводе. «Как же это я забыл поставить его на предохранитель? — удивился Лобов. — Стареть, что ли, начинаю? Говорят, под старость люди становятся забывчивыми». Он хотел передвинуть скобу предохранителя, но в этот момент что-то сверкнуло у него перед глазами. В мозгу на секунду вспыхнули и погасли яркие до боли искры, а затем все исчезло.
Выстрел переполошил уже заснувших женщин. Первой в комнату Лобова вбежала Екатерина Васильевна и остановилась на пороге. Александр Данилович лежал на полу, около кровати, широко раскинув руки. Справа от него валялся небольшой пистолет. Женя, обойдя мать, подбежала к Лобову и, встав на колени, положила руку ему на грудь, стараясь уловить биение сердца. Широко раскрытыми от ужаса глазами она смотрела на мать и, еле двигая побелевшими губами, шептала:
— Мамочка! Что же это такое?! Из-за чего же это он себя… За доктором надо скорее, мамочка!
Но Екатерина Васильевна, строго взглянув на дочь, суровым голосом ответила:
— Не поможет тут доктор. Одевайся, дочка, да беги в сельсовет. Звони в район. Нехорошее дело случилось в «Счастливом». Ох, страшное дело случилось в нашем доме.
2. ИЩИ УБИЙЦУ
В кабинете, несмотря на раскрытые настежь окна, висел синеватый папиросный дымок. Человек, работавший за массивным письменным столом, непрерывно курил, зажигая новую папироску от только что выкуренной. Изредка он отрывался от бумаг, смотрел на лежащие на столе снятые с руки часы и недовольно морщился. Между тем за окнами наступающий рассвет постепенно побеждал темноту ночи. Но вот человек оторвался от бумаг, устало выпрямился и потянулся. Встав из-за стола, он подошел к окну, облокотился о подоконник и с удовольствием вдохнул свежий утренний воздух. Одетый в зеленую шелкового трикотажа рубашку-финку и серые брюки, этот невысокий худощавый человек казался совсем молодым. Только при внимательном взгляде на его сухое, резко очерченное лицо можно было заметить, что он уже немолод. Обманчивое впечатление молодости в нем производила юношески стройная фигура спортсмена и белокурые, хотя и порядком поредевшие, волосы. Звонок телефона вернул человека к столу.
— Да, полковник Голубкин, — негромко ответил он в трубку. — Почему так долго не звонили? Опять?
Некоторое время он слушал взволнованные объяснения, а затем приказал:
— Сейчас же приезжайте ко мне. Нет, я еще немного задержусь.
Повесив трубку, Голубкин больше не возвратился к окну. Опустившись в свое кресло, он задумался. Снова неудача. Банда «Три вальта», действующая на мотоциклах, опять сумела ускользнуть. Впрочем, подробности этого дела через несколько минут доложит майор Кретов. Засада около Ювелирторга тоже пока что не дала никаких результатов. Бандиты или почуяли слежку, или еще не собрались с силами для налета.
В последние недели на город накатилась волна особенно дерзких преступлений. Конечно, такой большой город, город с миллионным населением, к тому же расположенный на юге, всегда является заманчивым объектом для разных авантюристов и любителей легкой наживы. Но сейчас чувствовалось нечто другое. Хотя большая часть преступлений раскрыта, преступники пойманы, сознались и получили по заслугам, полковник Голубкин недовольно хмурился. С каждым раскрытым преступлением у него все больше росла уверенность, что в руки уголовного розыска попадает только мелочь — непосредственные исполнители, а за их спиной остается неразоблаченным инициатор преступлений. И он-то, по мнению полковника, является хозяином попадавшейся в руки уголовного розыска мелочи, очень умным и очень опасным врагом.
Взятые с поличным преступники слишком уж горячо отрицали, что ими кто-то руководит, указывает жертвы, снабжает оружием и за все это забирает львиную долю награбленного. А в том, что исполнители преступлений с кем-то делятся, Голубкин не сомневался. В этом его полностью убедил ряд происшествий последнего времени, в том числе и ограбление кассы металлургического завода. Грабителей было двое, взяли они сто шестьдесят тысяч и были арестованы через неделю. У каждого из них оказалось по тридцати с лишним тысяч. На допросах преступники утверждали, что остальные деньги они «прокутили, проиграли и на девочек истратили». С этой версией они и ушли в лагеря, каждый на двадцать лет. Но теперь Голубкину удалось установить, что бандиты истратили только восемь тысяч. Где же остальные восемьдесят?
Характерно и то, что кражи продуктов, товаров, одежды и различных домашних вещей за последнее время не возросли. Зато резко увеличились кражи денег и золота, то есть того, что при огромной ценности занимает малый объем и труднее всего разыскивается.
Полковник пересмотрел агентурные материалы, лежавшие на его столе: данные о банде мотоциклистов, сведения о готовящемся налете на магазин Ювелирторга, материал об убийстве Юлии Гавриковой, безработной девушки, не имевшей определенной профессии. «Нашли безработную!» — недобро усмехнулся Голубкин. Бандитов спугнули, и они не успели воспользоваться тем, из-за чего совершили убийство. В постели убитой сотрудники уголовного розыска обнаружили денег и золотых вещей на шестьдесят семь тысяч рублей. Дальше следуют донесения о драке в саду при клубе на окраине города, в результате которой на цементе танцплощадки осталось пять окровавленных трупов. Ну, тут дело ясное: шайка заезжих гастролеров-грабителей не поделила добычи. «Свои» расправились со «своими». А это что такое? Данные о систематическом обмеривании и обсчете покупателей Арским Наумом Абрамовичем, заведующим павильоном газированных вод. Как это сюда попало? Не по назначению. Передать в соответствующий отдел.
В дверь постучали.
— Войдите! — крикнул полковник, отложив материал об Арском в сторону.
В кабинет вошел высокий, широкоплечий юноша. С первого же взгляда он чем-то неуловимо напоминал полковника Голубкина, хотя был на две головы выше и вдвое моложе его. Круглое, чисто русское лицо и атлетическое сложение делили Кретова прямой противоположностью Голубкина. И все же он походил на своего начальника. Сходство возникало из желания молодого чекиста во всем подражать полковнику и начиналось с подражания в одежде и движениях.
Майор Кретов был явно расстроен постигшей его неудачей, но изо всех сил старался не показывать этого, делая вид, что он совершенно спокоен и невозмутим.
Потеряв родителей о первые дни Отечественной войны, тринадцатилетний Алеша Кретов попал в детский дом и вместе с ним эвакуировался с Украины в Среднюю Азию. Узбекистан стал для него второй родиной. После десятилетки Алеша окончил специальную школу и сейчас уже седьмой год работал в уголовном розыске под руководством полковника Голубкина. Для Алеши Голубкин был образцом настоящего человека. Справедливости ради надо оговориться, что майор Алексей Кретов подражал полковнику не только внешне. Старый работник органов милиции Иван Федорович Голубкин был для Алексея Кретова образцом во всех случаях жизни, и прежде всего в работе.
— Значит, и сегодня неудача? — встретил вопросом полковник Голубкин своего помощника.
— Неудача, товарищ полковник, — сокрушенно признался Кретов. Голос подвел Алексея. В тоне, каким он ответил на вопрос Голубкина, печаль и даже растерянность прозвучали настолько явственно, что полковник невольно улыбнулся.
— Садись, рассказывай.
Кретов сел к столу против полковника.
— Все было так, как мы наметили, — начал он. — Нашими засадами, постами милиции и бригадмила весь район, где обычно оперировала шайка «Три вальта», был взят под наблюдение.
— И ничего? — прервал Кретова полковник.
— Сегодня шайка перебазировалась — ограбления в районе кирпичных заводов.
— Сколько? — Два.
— Кто пострадавшие?
— Копылова, студентка медицинского института. Возвращалась с вечеринки. Бандиты забрали золотые часы, золотую брошь с уральскими самоцветами и сумочку, в которой была серебряная пудреница, носовой платок, пропуск в библиотеку и шесть рублей с мелочью. Студентка подняла крик, правда, тогда, когда бандиты уже уезжали на мотоцикле. Их видел постовой милиционер.
— Цвет машины и номер?
— Номер замазан грязью. Цвет не рассмотрел. Видел мотоцикл только сзади. Налетчиков было двое.
— Чем были вооружены?
— Копылова утверждает, что только ножами.
— Ясно. Кто второй?
— Их двое. Сергеева — счетовод промартели и Петров — продавец универмага. Налетчики сняли двое золотых часов с золотыми же браслетами, золотую брошь, золотой медальон и забрали шестьсот пятьдесят рублей денег.
— Чем вооружены?
— Один — ножом, другой — старинной гирькой на ремне. Эх, Иван Федорович, и зачем только такие люди на свет родятся? — неожиданно закончил Кретов, раздраженно махнув рукой.
— Постой, постой, ты это о ком?
— Да об этом Петрове. Верзила — косая сажень в плечах. Ростом выше меня. Боксер к тому же. А грабителей всего двое. Сергеева говорит, что совсем пацаны, лет по семнадцать- восемнадцать. А этот Петров как растворил свой рот с перепугу в момент грабежа, так до сих пор закрыть не может. Сидит в отделении совсем чумовой и только изредка зубами лязгает.
— Ишь ты, чего захотел, — усмехнулся Голубкин, — чтобы граждане сами бандитов ловили да к нам в уголовный розыск таскали. А мы с тобой чем заниматься будем? На пенсию пойдем? Рановато как будто.
— Да нет, вы не смейтесь, Иван Федорович. Представьте себе, стоит такой теленочек ростом в два метра, кулаки каждый по два пуда, а у него какой-то сопляк в карманах роется. Да еще и девушку его обыскивает. Как этот балбес человеком себя считать может? А еще боксер, призы имеет.
Голубкин с ласковой усмешкой смотрел на возмущенного чужой трусостью юношу.
— Доля правды в твоих словах, пожалуй, есть, — сказал он, когда Кретов умолк. — Но ловить преступников — это все же наше с тобой дело.
— Да я понимаю… — начал снова Кретов.
— Не сомневаюсь, что понимаешь, Ну, а номер или цвет мотоцикла они не запомнили?
— Где там, — махнул рукой Кретов. — Их бандиты поставили лицом к стене и приказали не оборачиваться. Они ждали, пока аж треск от мотоцикла перестали слышать.
— Да-а-а! — задумчиво протянул Голубкин. — Пока что мы терпим поражение. Ну, вот что. Операции вести по-прежнему плану. Нужна хоть какая-нибудь зацепка — цвет машины, номер, хотя бы две цифры. Район кирпичных заводов включить в зону наблюдения. Ясно?
— Ясно, товарищ полковник.
— А теперь иди отдыхай. Вон скоро уже солнце взойдет. Я тоже часика на два-три домой съезжу. Закрой окна.
Пока Кретов выполнял просьбу полковника, Голубкин убрал бумаги в сейф, проверил, заперты ли ящики стола. Вдруг необычно резко зазвонил один из телефонов, стоявших на столе майора.
«Правительственный», — по звонку определил Кретов.
По тому, как сразу посуровело лицо полковника, Кретов понял: случилось что-то необычное. Вместо того чтобы уйти, он сел на старое место перед столом Голубкина.
— Ясно, товарищ комиссар! — заканчивал полковник разговор по телефону. — Все ясно. Может быть, мне самому выехать? Да, конечно, нити должны сойтись здесь. Тогда лучше всего послать майора Кретова. Слушаюсь. С Комитетом госбезопасности буду держать связь. Ясно. Будет исполнено, товарищ комиссар.
Голубкин положил трубку, сел и несколько секунд сидел молча, хмурый, словно забыв о присутствии Кретова.
— Что случилось, Иван Федорович? — встревоженно спросил Кретов.
— Сегодня перед рассветом, — негромко заговорил Голубкин, — в колхозе «Счастливое» выстрелом из пистолета убит крупный работник, депутат Александр Данилович Лобов.
— Убит! — вскричал пораженный Алексей. — Кем?! За что?
— За что? — переспросил Голубкин. — За то, что был большевиком. Кем? Недобитой нами гадиной. И вот эту гадину мы должны поймать и добить без пощады.
Наступила длинная пауза. В тишине Кретов ясно слышал, как тикают часы на руке полковника. Но вот Голубкин провел ладонью по лбу, как бы стирая мешающую думать печаль, и заговорил уже ровным обычным тоном: — Тебе нужно выехать туда, Алеша. Возьми с собой эксперта и проводника с собакой. Разработку по банде «Три вальта» передай старшему лейтенанту Кариеву. Остальное подождет. Обстоятельства гибели Лобова таковы, что местные работники подозревают два варианта: убийство и самоубийство. Все может быть, но… Если даже и убийство, то внешне оно выглядит как простое уголовное преступление. Никаких предварительных соображений я сейчас не хочу высказывать. Разбирайся сам, на месте. Доброго пути!