3. ЭТО СДЕЛАЛ ЧУЖОЙ ЧЕЛОВЕК
Солнечный луч, пробившись сквозь густую листву кустов, упал на лицо Бубенца и разбудил его. Дмитрий сел, потянулся и огляделся вокруг: «Куда это я попал?» Крыша знакомого дома, поднимавшаяся вдалеке за густой стеной вишенника, помогла ему определиться: «А-а! Это я против дома Котовых. Через дорогу от них, в новом скверике. Как же я сюда попал?» В памяти от вчерашнего дня сохранились только, обрывки воспоминаний. Пили вначале на лужайке, около арыка, за старой сушилкой, потом пили у Зинки Маркевич, туда, кажется, приходила Женя с Екатериной Васильевной, а дальше провал… «Неужели я вчера пьяный поперся домой к Жене? Может быть, еще и наскандалил?» При мысли об этом Дмитрию стало не по себе. «И все эта бражка, пьяницы проклятые. Черт меня дернул спутаться с ними. Шпана, а не люди. Каждый раз даю зарок не пить больше пол-литры и никак не могу удержаться. Обязательно напьюсь, как свиньи», — запоздало каялся в душе Бубенец. Но это позднее раскаяние не облегчило его. На душе было тяжело. Потянуло к людям. «Пойду в гараж к ребятам, — решил он, но, взглянув на часы, помрачнел. — Наша смена с девяти, а сейчас семи еще нет. Ладно. Все равно пойду. Надо только отсюда выбраться незаметно, а то люди невесть что подумают».
Дмитрий поднялся, почистился, снял и вытряхнул от пыли китель, причесался. К счастью, он никогда не знал похмелья и сейчас чувствовал себя бодро, как будто всю ночь проспал в мягкой постели, а не на сырой и жесткой траве. О буйно проведенной ночи напоминал только сине-багровый синяк, заливший левую щеку Дмитрия.
Приведя себя в порядок, Дмитрий выглянул из-за кустов. Улица, в эти часы всегда пустая, сейчас была необычайно оживлена. По ней один за другим торопливо и, как показалось Дмитрию, испуганно, шли колхозники, а у дома Котовых собралась порядочная толпа. Несколько минут Дмитрий стоял, пытаясь разобраться в том, что происходит.
Колхозники, толпившиеся перед домом Котова, показались Дмитрию незнакомыми, непривычно изменившимися. Видимо, поднятые с постелей, они были одеты наспех, некоторые просто в ночных рубашках и босые. Не было слышно ни смеха, ни шуток, ни громких разговоров, над толпой не поднимался веселый дымок папирос и самокруток. На лицах мужчин растерянность и печаль, большинство женщин плакало.
«Что ж там такое произошло? — недоумевал Дмитрий. — Не случилось ли чего с Семеном Андриановичем? Человек уже пожилой, а любит разъезжать на горячих лошадях. А на горных тропах долго ли до греха».
Первым побуждением Дмитрия было побежать в дом тестя и узнать, в чем дело, не нужна ли его помощь. Однако вспомнив, как он вчера держался с Женей и Екатериной Васильевной, когда они хотели увести его от пьяной компании, Дмитрий скрипнул зубами от горечи, но идти прямо в дом Котовых не решился. «Пойду по-за кустами на тропинку, к гаражу, а там от ребят узнаю, что случилось у Семена Андриановича», — решил он и направился к гаражу. Но далеко уйти не смог. Едва лишь кусты остались позади и Дмитрий очутился на тропинке, по которой редко кто ходил, как его окликнул один из колхозников, почему-то очутившийся тут.
— Ты куда это, Бубенец?
Тон, каким был задан этот вопрос, удивил Дмитрия. Он больше походил на окрик. Дмитрий остановился и недоумевающе посмотрел на колхозника. Тот, вместо того чтобы подойти к Бубенцу, крикнул в сторону:
— Сюда, товарищи! Он здесь!
Позади послышался топот, и на тропинку выбежало трое здоровенных парней. Всех их Дмитрий знал, был с ними в дружеских отношениях, но сегодня они вели себя странно: окружили кольцом и не один не подал руки, не улыбнулся приветливо. Наоборот, все они смотрели настороженно и даже враждебно.
— Вот ты где, — заговорил колхозник, первым окликнувший Бубенца. — А мы уж и дома у тебя побывали. Ну, пошли!
— Куда? — удивился Дмитрий. — Мне в гараж…
— В гараж тебе сегодня незачем. Пошли, там из района приехали, зовут тебя.
— Кому я в районе нужен? — не поверил Дмитрий. — Да ну вас! Некогда мне.
Но парни схватили Бубенца за руки. Дмитрий почувствовал, что с ним не шутят, что и впрямь произошло какое-то несчастье и в этом несчастии он виноват. Тоска сдавила сердце. Даже свет всходившего солнца показался Дмитрию тусклым, пепельным.
— Что вы, ребята, — испуганно и покорно заговорил он. — Разве я против? Зачем вы меня схватили? Я и так пойду.
Один из парней тщательно ощупал пазуху, пояс и карманы Бубенца. Убедившись, что никакого оружия при нем нет, парни освободили его и приказали:
— Иди! К Семену Андриановичу в дом.
Бубенец шел к хорошо знакомому дому и ломал голову над тем, что же случилось? Неужели вчера пьяный он все-таки был в доме тестя? Как ни пытался Дмитрий, он не мог припомнить, что произошло после того, как жена и теща приходили за ним. Где он был? Что делал? Как очутился среди кустов акации? Дмитрий не мог сам себе объяснить. «Может быть, избил кого-нибудь по пьяной лавочке? — пытался припомнить он. Пьяным- то я иной раз дурной бываю».
Тоска, нахлынувшая на него несколько минут назад, с каждой минутой становилась все злее. «Вот тебе и погулял и теплой компании, — казнился он. — Кончать надо эту блажь. А то так себя ославишь, что за всю жизнь от грязи не очистишься».
Колхозники, толпившиеся у ворот дома Котова, расступались и давали дорогу Дмитрию, но ни в одном лице не видел он участия или привета. Все смотрели на него с нескрываемой злобой и презрением.
— Пригрели гадюку в нашем колхозе, — услышал Дмитрий за спиной сильный грудной женский голос. Среди мужчин, как первый порыв предгрозового ветра, послышались угрожающие голоса. Казалось, еще минута — и дюжие мужицкие кулаки замолотят по груди, голове и спине Бубенца.
Ио дворе тоже толпился народ. Около самого крыльца стояли Екатерина Васильевна и Женя. В глазах жены Дмитрий увидел сострадание. Он было кинулся к ней, но Женя, вытянув руки ладонями вперед, остановила его. Она побледнела, плотно сжатые губы задрожали.
— Иди! — раздался голос Екатерины Васильевны. — Разговор потом будет. Вначале оправдайся. Докажи, что ты невиновен. Иди!
Женя, прикусив нижнюю губу, чтобы не расплакаться, кивнула головой. Бубенец, пошатываясь, почти ничего не видя перед собою, вошел в комнату.
Первым, кого увидел Дмитрий, был секретарь райкома партии Юлдашев. Он только что вошел и закрывал за собой дверь из комнаты, в которой, как знал Дмитрий, обычно останавливался Лобов. За столом сидел человек в милицейской форме и писал. В нем Бубенец узнал начальника районной милиции Гулямова.
— Вот привел, товарищ Гулямов, — сказал задержавший Бубенца колхозник, входя следом за ним в комнату.
— Благодарю, — не отрываясь от бумаги, ответил Гулямов. — Садитесь, Бубенец. А вы, товарищ, можете быть свободны.
Но Бубенец не сел. Когда захлопнулась дверь за колхозником, он посмотрел на секретаря райкома и, заметив его изучающий взгляд, спросил:
— Зачем меня сюда привели? Сказали — я и сам бы пришел. — В голосе Дмитрия звучала обида.
— Скажите, товарищ Бубенец, — не отводя от Дмитрия взгляда, спросил Юлдашев, — где вы были вчера вечером и прошлую ночь? Только говорите честно, как коммунист.
— Вчера вечером? — смутился Дмитрий. — Вчера вечером я был пьян, товарищ секретарь райкома. — Голос Дмитрия от смущения и подавляемого волнения звучал хрипло.
— А что делали между одиннадцатью и двумя часами ночи?
— Не помню, товарищ секретарь райкома, — так же хрипло ответил Бубенец.
— Как это? Совсем не помните? — В голосе Юлдашева послышалось недоверие.
— Ей-богу, ничего не помню, — ответил чистосердечно Бубенец, покраснев, но глядя прямо в глаза секретаря райкома. — Пьян был, как самая последняя сволочь.
Гулямов, еще при первом вопросе Юлдашева отложивший перо, откинулся на спинку стула и, опершись подбородком на ладонь, пристально и недоверчиво смотрел на Дмитрия.
— Пьянство не является смягчающим вину обстоятельством, — раздельно, поучительным тоном заговорил он. — Вам лучше сразу самому во всем сознаться. Рассказывайте.
— Да чего рассказывать? — волнуясь, горячо заговорил Дмитрии. Голос его дрожал. — Я ничего за собой не знаю. Может быть, вчера пьяный чего-нибудь натворил, тогда скажите. Я ничего не помню.
— Нет, это вы сами припомните и расскажете, — повысил голос Гулямов. Юлдашев досадливо, с упреком взглянул на начальника районной милиции, но тот, не заметив этого, продолжал: — Из-за чего вы сегодня в два часа пополуночи выстрелом из пистолета через окошко убили Александра Даниловича Лобова?
Бубенец пошатнулся. Мгновение он, широко открыв глаза, глядел на Гулямова, не переводя дыхания. Довольный произведенным впечатлением, начальник районной милиции торжествующе взглянул на секретаря райкома, ожидая одобрения, но, встретив осуждающий взгляд Юлдашева, потух.
— Полковник убит?! — выдохнул наконец Дмитрий остановившийся в горле крик. Лицо его искривилось. Он успел еще выкрикнуть: — Кто же на него посмел?.. Чего вы городите!.. — и вдруг заплакал, размазывая кулаком катившиеся по щекам слезы.
Юлдашев подставил Бубенцу стул. Дмитрий сел и, облокотившись о колени, закрыл ладонями лицо. С минуту все молчали. Слышались только удерживаемые, рвущиеся из горла Бубенца рыдания.
— Разве вы еще не слышали, что Лобов убит? — спросил Юлдашев, когда Дмитрий немного пришел в себя.
— Честное слово, ничего не знал, — поднял голову Дмитрий. Но лицо его вновь начало кривиться. — На фронте из каких только переделок живым выходил, а тут… — выговорил он глухо и снова уткнулся в ладони.
— Он вам пока больше не нужен? — спросил Юлдашев Гулямова.
Я должен его еще опросить, а потом взять под стражу, — ответил начальник милиции.
— Товарищ Бубенец, — обратился к Дмитрию Юлдашев, — пойдите в сени и посидите пока там. Мы вас позовем.
Гулямов сделал протестующий жест, но секретарь райкома снова твердо повторил:
— Идите, Бубенец. Выпейте воды, умойтесь и посидите.
Гулямов, не желая спорить с секретарем райкома партии, вызвал со двора одного из приехавших с ним милиционеров и приказал:
— Задержанный Бубенец пока будет сидеть в сенях. Смотрите, чтобы он не скрылся.
— Ты точно установил, что здесь произошло: убийство или самоубийство? — спросил Юлдашев начальника районной милиции, когда милиционер закрыл за собою дверь.
Начальник милиции пожал плечами.
— Без экспертизы определенно ничего сказать нельзя, — внушительно заговорил он. — Из пистолета, который лежал около тела Лобова, был сделан выстрел, но когда — в два часа ночи или в два часа дня — может сказать только экспертиза. Но я склонен думать, что экспертиза подтвердит самоубийство.
— Не верю я в самоубийство Александра Даниловича, — негромко произнес Юлдашев. — Такие люди не стреляются.
— Да и я не особенно верю, — согласился Гулямов. — Поэтому и надо отрабатывать обе версии. Допускать и самоубийство, и убийство.
— Но ведь ты не сможешь предъявить Бубенцу конкретных обвинений? — спросил Юлдашев.
— Пока, конечно, не могу, — согласился Гулямов.
— А сам ты его подозреваешь или нет? — добивался прямого ответа секретарь райкома.
— А кто же тогда убил Лобова?
— Ну, это уже твое дело, разыскать того, кто убил Лобова.
— Вот я и думаю прощупать Бубенца. Посажу — он увидит, что деваться некуда, и сознается.
— Нет, — резко ответил Юлдашев, — на арест Бубенца я согласия не дам. Оснований не вижу.
— Но в последнее время он сильно пьет.
— В этом и наша вина есть. Больше всех, конечно, моя. Мало знаю, чем живут мои коммунисты.
— А разве то, что он вчера грозил Лобову, не доказательство? — упирался Гулямов.
— Слабое доказательство. Бубенец был пьян, дебоширил. Лобов в таких случаях излишней вежливостью не страдал. Допускаю, что спьяна и разозленный Бубенец, после того как его Александр Данилович вышвырнул из комнаты, мог грозиться. Но, конечно, он мог это сделать только до бесчувствия пьяный. Ведь они фронтовые друзья. Нет, Бубенца арестовывать не нужно.
— А если он сбежит? — выкинул последний козырь Гулямов. Юлдашев с сожалением посмотрел на Гулямова.
— Нужно тебе научиться разбираться в людях, — уже сердясь, заговорил он. — Бубенец гибель Лобова больше, чем мы с тобой, переживает. Я уверен, что в убийстве Лобова он не замешан. Ведь Александр Данилович его в партию рекомендовал. А ты знаешь, когда это было? В окружении. Люди на смерть шли и хотели умереть коммунистами. И Бубенец такой. Куда он от партии побежит? А кроме того, он жену любит…
Требовательный гудок легковой машины около ворот дома прервал речь Юлдашева. Секретарь райкома выглянул в открытое окно.
— Кажется, из республиканского аппарата приехали, помогут разобраться, — с удовлетворением сказал он.
— А вы разве вызывали? — скрывая под безразличным тоном свое неудовольствие, спросил Гулямов.
— Нет, не вызывал. Я просто звонил в Цека, — ответил Юлдашев, выходя навстречу приехавшим.
Алексей Кретов, познакомившись с Юлдашевым, первым долгом попросил провести его и приехавшего с ним эксперта в комнату, в которой произошло убийство. Не заходя на половину хозяев, они прямо, через отдельные маленькие сенцы, прошли в горницу.
Тело Лобова уже лежало на застланной чистой простыней кровати, усыпанной цветами. У самого изголовья, наклонившись над лицом покойного, сидел седовласый худощавый старик-узбек.
— Кто это? — шепотом спросил Алексей у Юлдашева.
— Абдукадыр Мерген, — так же шепотом ответил секретарь райкома, — старый друг Александра Даниловича. Проводником у него был, когда с басмачами дрались.
Скорбь старика была так по-человечески горька, что Алексей, а за ним и Юлдашев с экспертом остановились на пороге. Вдруг Алексей услышал, что старик негромко говорит по-узбекски. Он прислушался.
— …сабли грязных собак басмачей не могли убить тебя, Искандер, — говорил старый Абдукадыр, вытирая катившиеся по щекам слезы. — Немецкие басмачи-фашисты бежали перед тобой и твоими друзьями, мой Искандер. Как же сейчас ты недосмотрел? Почему позволил какому-то змеенышу подползти и ужалить тебя? Ой-бой, мой Искандер! Моя старая грудь разрывается от горя. Разве можно старику наносить такую боль, Искандер? Ямного старше тебя, мой Искандер, и скоро закрою навеки свои глаза, как это сделал ты сегодня ночью. Но прежде чем это случится, Искандер, я найду тех, кто нанес тебе предательский удар. Это сделал не тот молодой джигит, который женился на дочери нашего друга Сеньки. Сейчас на него упала грязная тень, но ты не верь этому, Искандер. Я разыщу следы твоих убийц, клянусь тебе, Искандер. И если я найду их среди людей, то пусть суд говорит свое слово, а если я встречу их в горах, тогда пусть говорит моя старая винтовка. Ты знаешь, я никогда не даю промаха и обещаю тебе, Искандер…
В сенях послышался топот тяжелых сапог — это спешил к начальству Гулямов. Абдукадыр оглянулся на шум и, увидев Юлдашева, встал. Он еще раз скорбно посмотрел на побелевшее лицо Лобова и медленно пошел из комнаты. Алексей посторонился, чтобы дать дорогу старику.
Проходя мимо секретаря райкома, Абдукадыр остановился и сказал по-узбекски:
— Какое горе свалилось на нас, друзей Искандера! Какое горе…
— Мы все горюем, отец. Александр Данилович был другом каждого честного человека.
— Искать надо, кто убил Искандера. Это сделал чужой нам человек. В «Счастливом» нет таких, в колхозе Кирова нет таких, во всем районе нет таких. Это к нам приходил чужой человек. Искать надо!
— Найдем, отец, — по-узбекски ответил старику Алексей. — От нас они никуда не уйдут. Найдем.
— На подозрении уже есть один, — вставил свое слово Гулямов.
Старик не ответил на слова начальника раймилиции. Пристально, оценивающим взглядом посмотрел он на Кретова.
— Ищи. Мы тоже искать будем, — по-русски ответил он и, скорбно улыбнувшись, добавил:
— Если народ ищет, куда враг спрятаться может? Найдем.
Эксперт, внимательно осмотрев голову Лобова, уверенно заявил:
— О самоубийстве не может быть и речи. Выстрел произведен с расстояния не ближе пяти метров. Подтверждаю факт убийства.