— Мы сегодня закончим или будем так стоять до завтра?
— Погодите, старина. Мне нужно разобраться что к чему.
И твердой походкой шотландец вошел в отель. Дежурный администратор подскочил при виде такого верзилы.
— У вас найдется одноместный номер?
— Вы... Вы уверены, что поместитесь в одноместном?
— Я что-то не уловил...
— Простите. Да, у нас есть одноместный номер с туалетом. Один фунт десять шиллингов в день, включая утренний завтрак, естественно.
— Как вы сказали? Один фунт десять шиллингов только за то, чтобы переночевать одну ночь и получить утренний завтрак?
— Совершенно верно.
— Сохрани меня, Боже! У нас в Томинтоуле за такие деньги можно прокормиться целую неделю!
— Вам там явно повезло. Но здесь мы в Лондоне, сэр.
Не удостоив дежурного ответом, Макнамара повернулся и пошел к такси. Подойдя, он спросил у Армитейджа:
— Скажите, старина, вы что, приняли меня за миллиардера? Целый фунт десять шиллингов! А что, в Лондоне так легко зарабатывать деньги, да?
Шофер простонал:
— Не мне, во всяком случае!
Они поехали наугад. На Лексингтон-стрит Джон решил, что довольно невзрачный вид отеля «Заросли вязов» мог обещать клиенту сносные цены. Там с него запросили один фунт два шиллинга за номер с утренним завтраком. Шотландец не задержался, и Джон решил, что он уже никогда не избавится от своего неудобного пассажира. В ярости он рванул с места, вспомнив об одном жалком отеле на Ворвик-стрит под громким названием «Шик-модерн». Если он и был когда-то модерновым, то, очевидно, так давно, что никто в квартале об. этом уже не помнил. В крошечном вестибюле грязный пол был покрыт дырявым ковром, а за стойкой находился человек, напоминающий улитку в раковине, которая так и ждет, чтобы захлопнуть свою очередную зазевавшуюся жертву. Не дожидаясь, что там решит шотландец, Армитейдж схватил оба чемодана и поволок их, приговаривая:
— Надеюсь, вас это устроит, потому что вы не найдете дешевле отеля во всем Лондоне! — Потом он вернулся и сел в свою машину.
Когда Макнамара узнал, что может получить номер за восемнадцать шиллингов, он объявил, что это его устраивает, а затем заметил, хитро усмехаясь:
— Кое-кто хотел меня подловить, но еще не родился тот, кто бы охмурил парня из Томинтоула!
Хозяин взглянул недоверчиво и попросил уточнить:
— Где это? У нас в Великобритании?
— В Шотландии, уважаемый, в графстве Банф.
— А чем там занимаются?
— Там разводят овец, уважаемый. У меня их почти восемь сотен! Моя отара занимает второе место, сразу нее за отарой Кейса Макинтоша.
Джон Армитейдж прервал его излияния, крикнув с порога:
— Вы со мной Думаете рассчитываться, чтобы я мог уехать?
Шотландец начал смеяться:
— А еще говорят про нас, что мы любим деньги! Я вижу, что в Лондоне их любят не меньше! Как по-вашему?
Шофер предпочел смолчать. Шотландец догнал его на тротуаре:,
— Сколько там?
— Один фунт восемь шиллингов.
— Сколько, сколько?
— Один фунт восемь шиллингов. Посмотрите на счетчик.
— Послушайте, старина, один фунт, и по рукам!
Армитейдж закрыл глаза и призвал Всевышнего избавить его от удара.
— Сэр, я вынужден получить с вас столько, сколько набил счетчик, иначе мне придется платить разницу.
— Ну конечно, а вы не хотите?
Джону пришлось крепко стиснуть зубы, чтобы не выскочило застрявшее в глотке ругательство.
— Вы правильно догадались, сэр, я не хочу.
— А мне вот кажется, что с фунта вы еще получите навар.
Сэм Блюм, владелец «Шик-модерна», выкарабкался из-за стойки и пошел послушать, о чем там спорят. Он подошел как раз в тот момент, когда шофер швырнул свою каскетку под ноги и начал в ярости ее топтать. Потом, видимо, остыл, надел ее на голову, и сказал:
— Я не проходил военную службу. Меня освободили по болезни, У меня вроде сердце не очень крепкое. Я бы не хотел умереть до того, как увижу своего нового малыша и дам ему благословение от его старого отца. Вы поняли меня, сэр? Тогда платите мне, и я уезжаю.
— Ну, если вы хотите меня пронять...
Макнамара вытащил большой черный бумажник на кожаном запоре и два раза принимался пересчитывать деньги, прежде чем отдать Армитейджу названную сумму.
— И все-таки осатанеть можно, до чего дорого!.. Держите, старина, и поцелуйте за меня малыша.
— Простите, сэр, но мне положены еще и чаевые.
— Вы считаете, что один фунт восемь шиллингов — это мало?
— Это то, что пойдет моему хозяину... А что же мне?
Вокруг них стал собираться народ.
— У нас в Томинтоуле никогда не требуют чаевых.
Несмотря на все усилия сдержать себя, Джона еще раз прорвало:
— Да чтоб ты лопнул к черту со своим Томинтоулом! Плевать я на него хотел! Мы не в Томинтоуле, мы в Лондоне! В Лондоне, столице Великобритании! Усек? А в Лондоне шоферу положено давать чаевые!
Какой-то пастор влез в разговор и обратился к Джону:
— Сын мой! Стыдно ругаться так, как вы ругаетесь! Подумайте, какой дурной пример вы подаете!
Армитейдж вовсе не был расположен внимать голосу разума:
— А вы, пастор, катитесь отсюда!
— О!.. Хулиган! Безбожник! Креста на тебе нет!
— Ты что, захотел понюхать мой кулак?
— Только попробуйте меня тронуть, и я вас потащу в суд!
Тут же объявился сектант (из тех, что верят в возвращение Христа на землю), его привлек разгорающийся спор, и он счел своим долгом возопить к небесам:
— Настало время, чтобы тщился Христос и навел порядок в этом безумном мире! Он скоро придет, братья! Он уже здесь! Он идет! И тогда придет конец вашей самозваной церкви! Это предрек сам Джон Дарби!
Пастор обратил свой гнев на него:
— Вы, вы — еретик! И не совестно вам публично обращаться к людям?
— Это вы впадаете в грех, и вы в нем пребываете! Потому что Господь возлюбил нас!
— А где мои чаевые?
Какая-то зеленщица, сторонница унитарной церкви, вмешалась в разгоревшийся спор:
— Полюбуйтесь, куда заводят их сказочки о тройном лике Божьем! Бог есть только один, он — один! И он превратит вас в пыль!
И вдруг священник и сектант объединились против унитаристки:
— Сгинь, безумная! Сгинь, исчадие ада!
Сэм Блюм вернулся в отель в сопровождении своего клиента. Ну а Армитейдж никак не мог взять в толк, как могло произойти, что его простое требование получить свои законные деньги могло вызвать целый теологический диспут. К нему подошла женщина из Армии спасения:
— Брат мой, вспомните о голодных и сирых... Пожертвовать для несчастных — это открыть свое сердце Богу...
Уже не соображая, что он делает, Джон дал два шиллинга активистке, которая его поблагодарила и была такова. Появление полисмена тут же развеяло метафизические тучи, и каждый убрался восвояси. Оставшись один, Армитейдж застыл на тротуаре, вперившись в свою раскрытую ладонь, где уже остался один фунт шесть шиллингов... Совершенно отупев, он напрасно вопрошал себя, как могло случиться, что он не только не получил чаевые, но еще и вынул два шиллинга из своего кармана. Полисмен его спросил;
— Вы ждете кого-то?
— Нет.
— Тогда проезжайте.
— Да, сейчас уеду. Но я должен вам сказать одну вещь: когда-то сотворили потрясную штуку и правильно сделали — отрубили голову Марии Стюарт! Жалко только, что не поотрубали головы всем шотландцам!
Малькольм Макнамара поведал Сэму Блюму свои злоключения, начиная с того момента, когда он высадился с поезда. Сначала два проходимца, потом этот полудурок шофер, который чуть не устроил аварию из-за того, что он заиграл ему «Пройдите мимо, черные дни» на своей волынке в честь его будущего младенца.
— А вы что, таскаете с собой свою волынку?
— Всегда! У нас в Томинтоуле говорят так: Малькольм без своей волынки — это все равно что ампутированный без протеза.
— А где же вы ее держите?
— У меня в чемодане.
— В вашем?..
И как бы в подтверждение своих слов он открыл один из своих гигантских чемоданов и,, вытащив оттуда волынку, торжественно показал ее Сэму, а к ней прибавил и бутылку виски, сопровождая ее словами:
— А если мы к ней приложимся, старина, за знакомство?
— С удовольствием, но у меня нет стакана.
— Да неважно, выпейте, как я, из горла.
Говоря это, шотландец поднес бутылку к губам и выдул треть содержимого под восхищенным взглядом хозяина.
— А потом этот недоумок повез меня в какой-то «Шахматный рай», где имели наглость запросить с меня один фунт десять шиллингов! Ясное дело, в этой шараге меня приняли за мужлана! Потом он меня привез в «Заросли вязов», а там запросили один фунт два шиллинга. Я этим ворюгам даже ничего не ответил! О Господи!
Пока Сэм пытался сообразить, изображает ли этот тип идиота или он вправду идиот, тот вдруг подпрыгнул как ужаленный.
— Что с вами стряслось?
— Я вижу самую красивую женщину, какую только встречал за свою жизнь! Провалиться мне на этом месте! У нас в Томинтоуле таких нет!
Блюм обернулся и увидел, как по лестнице спускается Люси Шеррет. Несмотря на то что ей уже стукнуло сорок пять, ее считали одной из самых бойких женщин, которые к вечеру выходили пофланировать на тротуары Сохо.
— Н-да! Видно не очень-то вы в Томинтоуле избалованы особами прекрасного пола!
Люси подошла к конторке.
— Хэллоу! Сэм, напомните Эдмунду, что у меня течет кран... Этот шум изнуряет, а мне нужно отдыхать, сами понимаете... Так я рассчитываю на вас, Сэм?..
И не успел хозяин ответить своей клиентке, как шотландец побагровел:
— В честь самой прекрасной дамы в квартале Сохо!
И тут же он взвыл на своей волынке «О цветы нашего леса!».
Вытаращив глаза, Люси посмотрела на шотландца и, обращаясь к Сэму, спросила:
— А это что еще за тип?
— Поклонник, моя дорогая!.. А вы бы не могли, мой друг, заглушить вашу штуковину?
Малькольм согласился приостановить этот поток гармонии и объявил:
— Я пойду следом за этой женщийой, в пяти шагах от нее, и буду играть «Быстрый танец»! У нас в Томинтоуле мы всегда так делаем, когда нам нравится какая-нибудь девушка и мы бы хотели к ней захаживать.
С большим трудом им удалось разубедить его и отказаться от своего плана, а также объяснить, что работа мисс Шеррет не очень вяжется с таким шумом. Под грозным взглядом Блюма Люси смылась, и не без сожаления, ибо она уже так давно не вызывала восхищения у мужчин. В свои сорок пять лет она бы не отказалась обрести семейный покой, а этот шотландец воистину был прекрасен. Но ведь есть такие мечты, когда только притворяешься, что в них веришь, а на самом-то деле до Конца в них поверить нельзя. Для Люси, как и для большинства ее товарок, все уже было позади. И все-таки такой прекрасный парень, с которым она увиделась впервые, сыграл в ее честь «О цветы нашего леса!», и она об этом никому не скажет, это будет ее личный секрет.
Сэм Блюм проявлял все больше интереса к шотландцу. Он чувствовал, сам еще толком не понимая почему, что может сорвать с него довольно большой куш. Этот уроженец Хайленда прислан самим его ангелом-хранителем, который, должно быть, сошел с пути праведного, как и он сам.
— Так, значит, сэр, у вас восемьсот штук овец?
— Как минимум!
— Они должны вам приносить неплохую прибыль к концу года, да?
— Жаловаться не приходится!
— Так вы приехали в Лондон поразвлечься?
— Не совсем... Я приехал, главное, для того, чтобы купить кое-какие инструменты... Должен вам сказать, что я казначей одного кооператива... по части шерсти. Вроде бы у австралийцев есть машинка для стрижки овец, говорят, потрясная! Ну вот, наш председатель Грегор Фрезер и сказал: только Малькольму Макнамаре из Томинтоула я могу доверить столько денег и спать спокойна,
— Столько денег?
— Пять тысяч фунтов стерлингов, старина, у вас в Лондоне это считается много?
— Да, сэр, конечно... И вы обнесли их в ближайший банк там, у вас?
— Нет, у нас в Томинтоуле не очень-то доверяют банкам... У вас берут деньги, а отдают чек. Я считаю это ненормальным и предпочитаю держать денежки у себя в кармане, получая за них товар.
У Блюма перехватило дыхание..
— Вы... Вы хотите сказать, что носите .эти пять тысяч фунтов с собой?
— Ну да, вон в том зеленом чемодане.
.Сэм много повидал чудиков за свою пеструю жизнь, но чтобы таких... Он как-то не мог в это до конца поверить.
— Но... не кажется ли вам, что это очень неосмотрительно?
Малькольм только пожал плечами:
— Тот, кому взбредет в голову меня обокрасть, может сразу заказать себе место в больнице или на кладбище. Вы не судите обо мне по виду, старика, это обманчиво, я кажусь добродушным, этакий свой парень. Ну, может, в глубине души я такой и есть, да только не всегда, ясно? А сейчас я бы поднялся к себе в номер, так, слегка привести себя в порядок...
— Конечно...
Хозяин нажал кнопку звонка, и явился Эдмунд.
— Семнадцатый для мистера Макнамары.
Слуга, узрев два чемоданища, разинул от удивления рот, а потом тихо спросил:
— Вы случайно меня не принимаете за грузчика?
— Оставьте при себе ваши замечания, Эдмунд, и поторопитесь отнести багаж!
Эдмунд с большим рвением схватился за ручки чемоданов, но смог приподнять их лишь на несколько сантиметров и снова опустил.
— Вот что, хозяин. Если бы я мог таскать такие штуковины на третий этаж, я бы сразу побежал в федерацию тяжелой атлетики, чтобы принять участие в следующих Олимпийских играх!
Шотландец сам поднял чемоданы и только попросил:
— Просто покажите мне мой номер, старина.
Не успел Малькольм поставить ногу на первую ступеньку лестницы, как Блюм окликнул его:
— Мистер Макнамара!
Великан оглянулся.
Мне простo хотелось вам сказать, что вы мне очень симпатичны и я счастлив, что вы избрали мой отель
Увидев, что слуга спустился, Сэм буквально набросился на телефон:
— Алло, Пом?.. Говорит Сэм, позовите мне Дункэна Это срочно... Дункэн? Говорит Сэм... Послушайте, у меня поселился одни тип, спятить можно... Он приехал из Томинтоула, это место такое, в Шотландии находится и послушайте внимательно, он таскает с собой пять тысяч фунтов стерлингов, потому что банкам не доверяет, бред какой-то... Вы такое слыхали? Он собирается покупать машинки для стрижки овец для одного кооператива, он у них казначей... Как он ко мне пошл? Это умора! Он объездил несколько отелей, но ему все было дорого. Вы бы слышали как он спорил с шофером такси! Он все-таки умудрился не заплатить ему чаевые... Короче, Джек, с этим типом никто в одиночку не справится, даже если будет держать в каждой руке но пистолету и нож в зубах. Вы хоть приблизительно поняли меня?.. Но, Джек, пять тысяч фунтов представляете? Двадцать пять процентов комиссионных, договорились? Проще всего отправить сюда Патрицию, он в нее втрескается с ходу. Этот парень просто сосунок в пеленках. Да нет, я вам точно говорю! Ну послушайте, вы знаете такую Люси Шеррет, старую калошу? Да? Так вот! Он нашел, что такую красавицу он еще в жизни не встречал! Он собирается ее сопровождать по Сохо, играя на своей волынке. Потому что, видите ли, в его местности таким манером дают понять девице, что она нравится. Так что же с ним будет, когда он увидит Патрицию?.. Договорились Джек, думаю, нас ждет неплохой денск, но найдите парней покрепче и, как минимум, троих.
Когда шотландец спустился в вестибюль, Патриция еще не пришла. Блюму нужно было его задержать на какое-то время.
— Мистер Макнамара, вы должны меня успокоить, вы не оставили свои деньги случайно наверху?
— А что? Здесь водятся воры?
— Я не думаю, но не могу ручаться за всех. Такой соблазн...
— Но кроме вас, старина, больше никто не знает, что v меня в чемодане пять тысяч.
— И все-таки мне было бы спокойнее...
Малькольм похлопал его дружески по плечу.
— Не волнуйся зря! Я все-таки не такой идиот и свои деньгиношу с собой. Не люблю с ними расставаться. Вот где самый лучший сейф!
И он хлопнул себя что есть мочи по груди. Именно этот момент Патриция подгадала для своего появления. Она улыбнулась Сэму: