— Сдаюсь, гражданин чекист.
Миронов опустил пистолет.
— Выверните карманы.
Спиридонов полез в карманы. Вывернул сначала один, потом второй. И вдруг… сильный удар. Миронов упал. Но тут же вскочил. Его пистолет был вышиблен новым ударом, и они, сцепившись, покатились по траве.
Кто- то закричал, и скоро их оторвали друг от друга. Вокруг толпились посетители тетушки Моники.
— Ты как смел? — кричал новый знакомый Миронова, напирая на Спиридонова. — Это кореш мой! Понял? Нет?
— Гляди — пушка! — крикнул кто-то.
Миронов рванулся было к Спиридонову, но в него уже вцепились:
— Стой! Ты кто такой будешь?
Стараясь освободиться, Миронов вытащил из кармана брюк удостоверение. Двое немедленно склонились над ним, читая. Миронов отстранил их и увидел, что Спиридонов исчез.
— Где он?! — крикнул Миронов, чувствуя страшную ярость. Что они наделали, эти гуляки!
— Да он туда вроде побежал, — растерянно сказал один.
Миронов бросился к полю. Было темно. Сзади бежала вся компания. Миронов повернул к стогу. Сотрудники были там. Еще издали Миронов крикнул:
— Он здесь! — Отдышавшись, сказал спокойнее: — Я только что имел с ним дело, вот эти помешали, — кивнул он на подбежавших туристов. — Вы, — обратился он к парню в тенниске, — немедленно пойдите к тетушке Монике. Вам, — он обернулся ко второму, — взять этих людей и обыскать все вокруг.
Два часа оперативная группа вместе с подоспевшими пограничниками обыскивала местность, обходили каждое дерево и каждый куст.
Подошел чехословацкий офицер, представился Миронову, сказал, что на их стороне приняты меры к задержанию перебежчика.
«Куда он мог пойти?» — терялся в догадках Миронов. И вдруг вспомнил.
— Вызови управление, — приказал он сотруднику с рацией. Через секунду управление откликнулось.
— Что с Раховом? — спросил он. — Вернулась оперативная группа?
— Вернулась, товарищ майор. Сейчас с вами поговорит «сто восьмой».
Послышалась напевная речь Яковенко.
— Я — «сто восьмой», я — «сто восьмой». Рапортую. Девушка безрезультатно просидела в кафе три часа, потом встала и пошла к автобусу. Мы провожали ее до города. Сейчас она доставлена к нам. Заявляет, что разговора, о котором сообщил вам мальчик, не было. К ней звонил один знакомый и сказал, что их общий друг просит предупредить, что завтра с утра до пяти дня будет ждать ее в кафе в Рахове. Она и поехала.
— Ясно, — сказал Миронов. — «Сто восьмой», слушайте внимательно. Необходимо проверить наблюдение за квартирой Биллинг и квартирой друга Спиридонова, который ей с утра звонил.
- «Сто третий», «сто третий», вас понял.
Поиски продолжались. Все население окрестных домов было взбудоражено. Приходили какие-то люди. Пограничники их опрашивали. Оказалось, что не менее десяти человек только что видели подозрительную личность.
По сумеречному полю ходили пограничники и добровольные помощники. Осматривали кусты, трещали хворостом…
Миронов ждал.
Наконец радист тронул его за плечо. Вызывало управление.
- «Сто третий», «сто третий», кончайте операцию. Задача выполнена.
В управление Миронова уже ждал Яковенко. В ответ на вопрошающий взгляд майора он улыбнулся:
— Взяли, Андрей Иванович.
— Где? У Биллингов? — спросил Миронов. — Или у их друга?
Яковенко засмеялся:
— Ни там, ни там. Сейчас расскажу.
Они прошли в его кабинет и сели.
— Детектив по всем правилам, Андрей Иванович, — начал Яковенко, — с неожиданностями. Ход вашей мысли был логичен. Конечно, после того как его спугнули у границы, он должен был броситься к кому-то и переждать. Но к кому? После вашей команды мы уже собрались к Биллингам и зубному врачу — этот человек, по словам Ирены, звонил к ней, — как вдруг звонок. Я беру трубку и слышу захлебывающийся голос: «Он идет меня убивать!» Это наш знакомец Ковач. Я говорю: «С чего вы взяли?» А Ковач кричит: «Он идет по нашей улице, я вижу его из окна!» Посылаю туда ребят, а сам прошу, чтобы Ковач продолжал репортаж. Тот полумертвым от страха голосом сообщает, что звонят к нему в дверь. И на этом разговор кончается. Через минуту наши ребята сообщили, что Спиридонова взяли. Действительно, Спиридонов явился к Ковачу. Видно, в панике ему изменили умственные способности.
— Как он выглядел?
— Возбужден, но внешне спокоен.
— Хорошо. Ведите его сюда.
Яковенко позвонил. Через несколько минут раздались шаги, и в комнату вошел Спиридонов. Одежда его была в беспорядке, видно, от схватки с Мироновым. Часть воротника он потерял.
— Садитесь, — сказал Яковенко. — Начнем, Андрей Иванович?
Миронов кивнул.
— Давайте с самого начала, — он обратился к Спиридонову. — Рассказывайте как на духу.
Спиридонов глянул на Миронова:
— С чего начинать?
— У вас в армейских анкетах написано, что происхождения вы пролетарского, отец хлебопек. А на самом деле?
— И на самом деле почти так, — сказал Спиридонов. — Отец мой был священник, но когда в селе закрыли церковь, мы переселились в город. Я поступил учиться. А отец в ту пору уже выпекал хлеб, я и стал писать в анкетах, что являюсь сыном хлебопека. Ни отец, ни я не были антисоветчиками. Отец по натуре был русским националистом. Он не выносил представителей других народов, так как считал, что в тяжкий момент они предадут Россию, и потому он приветствовал любую сильную власть. Я все это усвоил. Я вступил в пионеры. Вступил искренне. Отец считал, что я всегда должен быть на службе России. Я так и делал. К началу войны — я уже второй год был в армии — окончил школу младших командиров, получал награды по службе. Собирался поступать в офицерское училище. И тут война. Мы дрались в Молдавии, и дрались хорошо. Я не был трусом и уже командовал эскадроном. Но немцам удалось отрезать нашу часть. Мой эскадрон оказался в окружении. Пока были патроны, мы дрались, а потом я оказался в плену. Дальше три года страшной жизни, освобождение…
— Минутку. Умалчивать не стоит. Что было в Львовском спецлагере?
Спиридонов съежился:
— Так вот что вас интересует?
— И попрошу подробнее.
Спиридонов закурил.
— В спецлагерь я попал за попытку к бегству, — начал он, — хотя этому вы едва ли поверите. Я не хотел служить немцам рабочей скотиной. Они не кормили нас, а на работы гоняли. Я сбежал, меня поймали, избили и перегнали в Львовский спецлагерь. Для пленных это был ад — мучили, убивали… На третий год моего пребывания в лагере появился один человек. Он вел себя независимо, и поэтому нравился мне. Скоро он это заметил.
— Это был полковник Соколов?
Спиридонов помрачнел.
— Да, — сказал он. — Полковник РОА Соколов. Он вызвал меня на беседу, узнал, что я сын священника, и вскоре завербовал меня. Однако Красная армия была уже на подходе. Готовилась эвакуация. Мне был организован побег. На прощанье Соколов сказал: «На этот раз, может быть, наша карта бита. Но через несколько лет все повторится: и война и все прочее. Мы тогда понадобимся. Ждите и готовьтесь!» Мы расстались. Я совершил побег. Он был, конечно, подстроен. Я укрылся у лесника, но тот хотел меня выдать оуновцам, и пришлось его убить. Наконец пришли наши.
Яковенко и Миронов переглянулись.
— Верьте не верьте, — нахмурился Спиридонов, — я их считал нашими, своими.
— И собирались работать на абвер, против них! — сказал Миронов.
— Я вышел к танкистам. Меня приняли в часть. Потом прошел контрольную проверку. Данных не доверять мне не было. И я оказался рядовым в танковых частях. Войну кончил под Прагой. Кстати, сам принимал участие в ликвидации власовских частей и все ждал: не попадется ли Соколов. Не попался!
— А если бы попался?
— Поучил бы его жить, как он меня учил… В то время казалось, что он был не прав.
— Только в то время?
Спиридонов раздраженно дернул головой и замолчал.
— Продолжайте, — сказал Миронов.
— Я устал, — ответил Спиридонов, — не лучше ли завтра?
— Что ж, так и сделаем. Но последний вопрос: где сейчас Дорохов?
Спиридонов недоумевающе вытаращил глаза.
— Кто?
— Вы не слышали этой фамилии?
— Нет, вы тут что-то путаете.
— Идите, — сказал Миронов.
Спиридонова увели.
— Какое у вас впечатление? — спросил Яковенко.
— Хитер и неглуп. Будет говорить правду, если ему сказать, что нам все известно.
— Андрей Иванович, передохните до утра, — посоветовал Яковенко, вглядываясь в усталое лицо майора. — А завтра приступим со свежими силами.
Миронов не спеша направился к гостинице. Сквозь усталость медленно пробивались мысли. Несмотря на ряд ошибок, операция выполнена. Спиридонов взят. Похоже, Соколов под другой фамилией не известен Спиридонову. Это неважно. Завтра он все скажет. А майор Яковенко хороший парень. Умный, исполнительный, тактичный.
…Утром, едва переступив порог кабинета Яковенко, Миронов сказал:
— Я вот о чем думаю, Прокопий Семенович: зачем меня мальчик обманул?
— Биллинг? — Яковенко задумался. — Кто его знает. Может быть, Спиридонов настроил его против нас, может быть, это семейное… Эти Биллинги могут нас не любить, они же бывшие домовладельцы. Советская власть их многого лишила.
— Но зачем он врал, что Спиридонов приходил и говорил с сестрой?
— Да, похоже, по чьей-то указке. Кто-то через него добивался большей достоверности того, что Спиридонов будет ждать в Рахове.
— Или наоборот. Я остался в городе именно потому, что решил: раз Спиридонов заходил, значит, из города он не уедет. Тут переходить границу легче, чем где-либо.
Через полчаса привели Спиридонова.
— Как вы жили после войны? — спросил его Миронов.
— После войны я объездил чуть не всю страну. Работал в культпросвете, в кинофикации. Потом перешел в торговлю.
— Почему вы так часто меняли места? Была какая-нибудь опасность?
— Какая опасность? Я ничего дурного не делал. Но никак не мог найти своего места в жизни. Не получалось. Кроме того, я обладаю натурой беспокойной и не особенно склонен задумываться об источниках дохода. Поэтому время от времени возникали неприятности финансового характера. Однако к суду ни разу привлечен не был и финансовых недоимок за мной не числится. В конце пятидесятых годов случайно оказался здесь. Мне эти места очень понравились. Понравилась светскость местного общества — такой архаизм, и я решил сюда перебраться. Вот, собственно, и вся моя одиссея.
— Будто бы? — усмехнулся Яковенко.
— А вы о чем? — невинно спросил Спиридонов. — О чулках? Так это все придумал Ковач. Здесь люди очень способны ко всяким комбинациям.
— Ковач утверждает, что принцип чулочного синдиката развили перед ним вы.
— Может быть, и я, — согласился Спиридонов, — нужны были деньги. Здесь, знаете, жизнь настолько интенсивна, что всегда нужны деньги.
— Каким же образом вы их добывали?
— С помощью внеплановых чулок. У меня были комиссионеры — нужно будет, я назову их фамилии, — они распродавали чулки. От тех, кто их продавал, до тех, кто это организовывал, все получали свою долю, свой процент… Это был мой основной источник доходов. Кроме того, был знаком с теми, кто привозил разные товары от родственников из-за границы. Это тоже шло через меня. Зарабатывал комиссионные.
— При обыске у вас обнаружили восемь тысяч долларов, — сказал Яковенко. — Это вы тоже получили в результате таких вот махинаций?
— Конечно, — кивнул Спиридонов.
— Когда вы снова встретились с Соколовым? — спросил Миронов.
Спиридонов резко вскинул голову.
— С кем?
— Говорите правду, — предупредил Миронов.
— Что? Вы считаете меня шпионом? Я никого не видел! Никаких Соколовых!
— Давайте по существу! — приказал Миронов. — Как вы связались с Соколовым?
Спиридонов секунду молчал.
— Я на чужую разведку не работал.
— Скажите, какой был смысл вмешивать в ваши дела Ирену Биллинг? — спросил Яковенко.
— Я позвонил из Берегова знакомому дантисту и попросил, чтобы он, не называя моего имени, предупредил Ирену, что я ее буду до пяти дня ждать в кафе в Рахове. Он передал. И все. Это я сделал нарочно, знал, что вы будете за ней следить…
— Откуда вы знали? С кем поддерживали связь?
— Да ни с кем особенно. Я позвонил дантисту, он сообщил мне, что вызывали на допрос Ковачей и Ирену. Значит, решил я, вы поставлены в известность о моих личных делах. Поэтому я и захотел отвлечь вас. Сам я решил перейти в Словакию в городе — мне казалось, что именно здесь меня не ждут, — добраться до Остравы. Там всегда полно австрийцев, их машины даже не осматривают на контрольно-пропускном пункте, дать кому-нибудь из них пятьсот — тысячу долларов, и я уже на Западе. Они бы провезли меня в багажнике или как-нибудь еще до Вены или Зальцбурга. Вот мой план. Вы его разгадали.
— Почему же вы действовали так неосторожно, — спросил Яковенко, — оказались в городе еще засветло?
— Я по натуре нетерпелив. Опасность понимал, но не выдержал. К тому же не у кого было укрыться надолго. Как только приютивший меня человек в Берегове почувствовал что то неладное, он сразу попросил меня уйти. Я тут прожил пять лет, но друзей, кроме Ирены и ее братишки, не приобрел. На плаху сейчас ради дружбы не ложатся…
— Вы были в Крайске последние годы? — спросил Миронов.
— Нет, — сразу поднял голову Спиридонов, — что мне там делать?
Миронов недаром спросил об этом. Среди книг Спиридонова одна заинтересовала его. Это была «Партизаны Крайщины», изданная Крайским облиздатом два года назад. Она особенно выделялась среди старых фолиантов библиотеки Спиридонова.
— Неправда! Вы были в Крайске два года назад.
Спиридонов молчал. И молчал довольно долго.
— Ну, ладно, — наконец произнес он, — был, и что?
— Виделись с Дороховым?
— Я уже сказал, что не слышал этой фамилии!
— Он сам вас вызвал туда? Или вы встретились с ним случайно?
— С кем?
— С полковником Соколовым.
Спиридонов побледнел и опять долго молчал, потом вздохнул и сказал:
— Хорошо. Соколов нашел меня и вызвал в Крайск действительно два года назад. Вызвал письмом. С его стороны это было самонадеянностью, я мог и не откликнуться; кроме того, мог сменить место жительства, сменить паспорт. Но он, видно, хорошо знал меня. Я приехал. Зачем? Сам не знаю. Но к тому времени бессмысленная жизнь мне надоела…
— И вы решили придать ей смысл, участвуя в шпионаже против своей страны? — спросил Миронов.
Спиридонов нахмурился.
— Ладно. Моя песенка спета. Я вам все скажу. Я даже был рад связаться с Соколовым. Я хотел что-то делать. Делать что-то опасное. Понимаете?
— Где и как вас встретил Соколов?
— Он встретился со мной в парке, у фонтана. Мы говорили с ним полчаса. Он вручил мне десять тысяч долларов и приказал выяснить точные цифры грузооборота на пограничных станциях, узнать размещение крупных заводов, установить связь с военпредами и сказал, куда и каким образом посылать сведения.
— Куда же?
— В Москву, на Главпочтамт, некоему Викентьеву Виктору Владимировичу. Дал шифр.
— Какой?
Спиридонов долго набрасывал на бумаге цифры и буквы. Миронов взял у него лист, сложил его и опустил в карман.
— Виделись ли вы еще с Соколовым?
— Нет, ни разу. И даже после этого ни разу не писал ему. К тому же и сведения, которые я доставал, были не очень достоверными. Два раза я получал указания, написанные тем же шифром. Из Москвы. В одном рекомендовалось выяснить наличие аэродромов на территории Закарпатья, их технические данные, пропускную способность. Этого я сделать не сумел. Второй запрос касался железных дорог, и опять требовались их пропускные возможности. На этот вопрос я ответил. У меня было много знакомых железнодорожников. Я старался черпать сведения из их разговоров с военпредами. С последними познакомиться не удалось. Я, правда, не терял надежды.
— Сколько времени прошло с момента вашего последнего донесения в Москву?
— Месяцев пять.
— Больше запросов не было?
— Нет.