— И от Соколова вы с тех пор ничего не получали?
— Ничего.
— Знаете ли вы, под какой фамилией скрывался Соколов?
— Понятия не имею. Он не назывался. Передал указания, похвалил за то, что приехал, вручил шифр и деньги — и все.
— Почему вы оказались в квартире Ковачей после встречи с товарищем майором? — кивнув на Миронова, спросил Яковенко.
— У меня не было другого выхода. Я должен был дождаться темноты и после этого сменить маршрут. Не за границу, а на восток. Потому что Закарпатье стало для меня ловушкой. Это я сознавал. Меня ждут теперь именно на границах. Я не успел все обдумать. Инстинктивно я остерегся идти к Биллингам. Там вы должны были меня ждать. К дантисту тоже не мог. Это друг до первой неприятности. Я еще поражаюсь, как он выполнил поручение насчет Рахова. Я думал только об одном: надо найти машину. Поэтому я и кинулся к Ковачам. Ведь даже машину им когда-то достал я. И когда я позвонил им, на лестнице меня взяли ваши люди.
— Пожалуй, на сегодня кончим… — сказал Миронов. — Мне кажется, его надо пока передать ОБХСС, чтобы они выяснили подробности об их подпольном синдикате.
Яковенко согласился.
И Миронов засел за депешу для Крайска и Москвы.
Вскоре была получена телеграмма. Требовали, чтобы Миронов немедленно вылетел в Крайск. Он попрощался с закарпатскими товарищами, обнял майора Яковенко, с которым успел подружиться, и выехал на аэродром. Через несколько часов Миронов был в Крайске.
* * *
Валера Бутенко каждую среду и пятницу ездил во Дворец пионеров в шахматный кружок. Успехи его были средними. Он не очень-то быстро оценивал позицию, и его часы всегда показывали большее время, чем у противника. Но Валерке нравился шахматный кружок. Нравилось, как и другим ребятам, наблюдать, когда Миша разгадывает какую-нибудь очередную шахматную задачу. Была, правда, еще одна причина, по которой он любил посещать кружок. Туда ходила замечательная девчонка Таня Семичева. Она и в шахматах разбиралась, и столько всего знала, что Валерка даже стеснялся показывать ей свое невежество. Вот и в этот раз, когда они вышли из Дворца пионеров, Валерка помалкивал, ожидая, что Таня, как обычно, начнет что-нибудь рассказывать. Но Таня молчала и, прикусив губу, смотрела под ноги.
Молча они дошли до угла. Валерка думал, что Таня проводит его до автовокзала — она всегда это делала, — но Таня остановилась:
— Ты не сердись, Валер, я домой пойду.
— Иди, конечно, — обиженно сказал Валерка, — разве ты обязана провожать меня… Пожалуйста…
Таня кивнула ему и побрела по улице. Валерка зло посмотрел ей вслед, и вдруг ему стало так жалко себя… Димка погиб, майор Миронов куда-то уехал, матери с отцом не до него… Они целый день на работе, приходят такие усталые, что с ними по-человечески и не поговоришь. Валерка вздохнул и побрел к автовокзалу. Но ему было так грустно и обидно, что Таня не проводила его, что он не выдержал и обернулся. Таня стояла под фонарем. Свет падал на ее ссутуленную спину в желтом плаще.
Что такое с ней?…
Валерке захотелось подойти и спросить ее, что случилось, но потом обида остановила его. Сама не захотела проводить, ну и пусть себе гуляет одна! Но Таня все стояла, и ее тоненькая фигурка в плаще казалась такой бесприютной, что жалость подтолкнула Валерку, и он подошел.
— Ты чего? — спросил он. — Тебе же домой надо!
— А ты чего? — ответила она сердито. — У тебя ж автобус отойдет, а до другого час целый.
— И пусть идет.
Она не ответила и медленно пошла по тротуару. Он немного подумал, обиделся еще больше, но догнал ее и, сопя, пошел рядом.
Вокруг них желтоватым светом осени отливали кроны лип, торопились куда-то нечастые прохожие, а Валерка злился, не зная, что делать. Ему казалось, что он навязался Тане в провожатые.
Неожиданно она спросила:
— Скажи, взрослые всегда правы?
— Сказала! — обрадовался он случаю излить злость. — Если б они всегда правы были, разве бы такое было! Вот дядя Костя…
И он рассказал Тане о том, о чем никому не рассказывал: о дяде Косте, его смерти, о своем дружке Димке и его гибели.
Сначала Таня слушала невнимательно, но потом не спускала глаз с Валерки.
— Какой он смелый, Дима твой! — сказала она, останавливаясь. — А я вот трусливая… Трусливая!
— Да что ты! Ты тоже смелая.
— Не смелая, — заплакала Таня, — я не по-пионерски поступаю…
Растерянный Валерка пытался ее утешить. Но Таня плакала навзрыд, и Валерка испугался. Он чувствовал, что у Тани неладно дома. Но что же он мог сделать? И Валерка только дергал ее за руку и повторял:
— Ну чего ты, Тань! Тань! Ну, все хорошо будет, вот увидишь!
Наконец Таня успокоилась и стала рассказывать ему о том, что мучает ее. Между мамой и отцом конфликт. Есть у мамы сестра Софья Васильевна. Она кажется сердитой, а на самом деле добрая. У нее несколько месяцев назад утонул муж. Мама очень любит сестру, а отец не любит тетю Соню. И еще больше он не любил ее мужа. Из-за этого мама с папой и раньше часто ругалась. Недавно к маме приходил человек и все выспрашивал про тетю Соню и ее мужа, но мама ему ничего не сказала. Да и сказать-то нечего. Мама о своей старшей сестре очень высокого мнения. Тетя Соня ее выходила и спасла во время оккупации. А недавно пришло на имя мамы письмо. Когда она его вскрыла, там было второе письмо, и на нем написано: «Прошу передать лично Софье Васильевне Дороховой». Мама хотела отнести письмо тете Соне, но папа начал ругаться и сказал, что он «из-за этой шизофренички может испортить репутацию». Мама спорила с ним, даже плакала, но папа взял письмо и не разрешил его отнести. И вот уже третий день в доме житья нет. Мама плачет, отец кричит. А сегодня утром он отдал письмо Тане и сказал так, чтобы мама не слышала: «Если не хочешь, чтоб всем было плохо, отнеси это письмо в милицию». Таня согласилась, но потом вспомнила мамины слезы и теперь не знает, что делать. Конечно, папа прав, наверно, это письмо надо сдать в милицию. Но маме это доставит такое горе… Короче, Таня совсем не знает, что ей делать.
Валерка стоял ошеломленный. Какой-то гад пишет письма, от кого-то что-то скрывает, а из-за него Танины папа с мамой ругаются, Таня плачет!.. Что делать? Но тут Валерка вспомнил: ведь записал его в шахматный клуб майор Миронов, он же сказал, чтобы Валерка подружился с Таней, потому что она очень хорошая девочка… Надо пойти к нему.
Они сели на троллейбус и поехали к зданию КГБ. Таня молчала, Валерка был полон решимости. Он знал, что поступает правильно, но понимал, что Тане сейчас не слишком-то легко. Он тронул Таню за рукав.
— Ты только сразу скажи ему. Он поможет.
* * *
Утром Миронов прибыл в Крайск и сразу же поехал в управление. После бурных приветствий Луганов повел его к полковнику.
— Сначала ты нам свои новости выложи, а мы тебе тоже кое-что расскажем.
Скворецкий поднялся им навстречу.
— Загорел, — сказал он, — видно, поменьше нас время в кабинетах проводил.
— Где уж нам! — смеясь, ответил Миронов, пожимая руку полковнику. — Меня вот Василий напугал: успехи у вас тут большие.
— А вот послушаем тебя и расскажем. Излагай, что там у вас.
— Спиридонов, товарищи, навел меня на некоторые мысли, — рассказывал Миронов. — Во-первых, люди, которых использует Оборотень, — это случайные личности. В основном он опирается на тех, кого завербовал еще в лагере. Ярцев или тот же Спиридонов. И оба они — Ярцев в последнее время меньше — занимались темными делишками, что, конечно, исключено для профессионалов-разведчиков. Спиридонов создал целый подпольный синдикат. И это рано или поздно стало бы известно ОБХСС. По-видимому, положение Оборотня было очень затруднительным, раз он воспользовался помощью таких людей. Теперь, что за личность Спиридонов. Это человек морально опустошенный, давно ни во что и ни в кого не верящий, поддавшийся в годы войны обещаниям полковника Соколова обеспечить ему после свершения ряда диверсионных актов в тылу райскую жизнь на Западе. Наступление войск Первого Украинского фронта сорвало его переброску в наш тыл, он был оставлен в лагере, а потом инсценировали его побег. Пленных перебили, и он был уверен, что о его прошлом не знает ни одна душа.
— За ним чувствовалось присутствие кого-либо или он действовал один? — спросил полковник.
— Впечатление, что один. И вообще все это похоже на самодеятельность, хотя связи огромные, знакомства чрезвычайно обширные. К тому же связан с контрабандой, а контрабандисты весьма осведомленные люди. Но, в общем-то, у меня осталось впечатление, что Спиридонов фигура бутафорская. Актер. Дожил до сорока с лишком лет, начитан, неглуп, но… ни убеждений, ни принципов, ни программы. К тому же один раз Родину уже предал и за это не пострадал. Ему надо производить впечатление, надо нравиться женщинам, и, конечно, нужны деньги. Отсюда и уголовщина, и легкое подчинение Дорохову-Соколову при вторичной встрече. Сведения, которые он послал в Москву, пустяковые. Хоть и консультировал его сам Соколов, но работать его не научил. А вместе с тем тип очень изворотливый, ловкий.
— Так. Замечательно, что одно щупальце мы у этого спрута отрубили, — сказал Скворецкий. — Значит, причастных к делу там выясняют?
— Выясняют, но, думаю, большинство из этих людей просто замешаны в темных махинациях и к шпионажу не причастны.
— С вашими делами выяснили. Теперь смотри, что у нас… Василий Николаевич, покажи.
Луганов положил перед Мироновым конверт, на котором быстрым и ровным почерком было написано:
«Прошу передать лично Софье Васильевне Дороховой».
Миронов вынул письмо. Тем же почерком было написано:
«Привет из старинного города. Изучаю исторические памятники. Брожу между плит, помнящих Болотникова и Лжедмитрия. Как костюм? Если не в порядке, то не отвечай. Если получен, сообщи по адресу Марианны».
Подписи не было.
— Неужели он? — спросил, не веря своим глазам, Миронов. — И кому же? Жене. Да что вы, товарищи, он же знает, что она у нас под контролем. Ей-богу, для Оборотня это уж слишком примитивно.
— Не так, как думаешь, — сказал Скворецкий, — это письмо было вложено в другой конверт. И его с обратным адресом следует сегодня же взять. Конверт находится в знакомом тебе семействе. А для начала мы пригласим к нам гражданку Дорохову.
— Может, для начала посмотрим конверт? — спросил Миронов. — Где он?
— У Семичевых. Поедешь вместе с Василием Николаевичем. А Дорохову непременно вызовем. Прошлый раз она что-то утаила.
— Так как же будем действовать?
— Поезжайте к Семичевым. Я вызову Дорохову. А сейчас на задание.
…Когда они позвонили к Семичевым, дверь открыли сразу. Рослый мужчина с испуганным взглядом спросил, что им нужно.
— Мы из Комитета безопасности, — представился Миронов, — хотим поговорить с вами и вашей женой.
— Пожалуйста, пожалуйста. Проходите, — пробормотал мужчина.
— Здравствуйте, — сказал Миронов, входя в гостиную.
Сестра Софьи Васильевны еле заметно кивнула.
— Таня, иди-ка в спальню, — приказала она темноволосой девочке, — готовь уроки!
— В прошлый раз мы говорили с вами о вашей сестре Софье Васильевне, — начал Миронов, принимая ее безмолвное приглашение и садясь в кресло. — Теперь нам опять предстоит небольшой разговор.
Семичев с Лугановым прошли в кабинет.
— Не могли бы вы показать конверт, в котором было письмо, адресованное вашей сестре? — спросил Миронов.
Женщина секунду помедлила, потом взяла с серванта коробку и извлекла конверт.
Миронов отметил, что адрес на конверте написан другой рукой, женской. Буквы вкривь и вкось, как пишут старые люди. На обратной стороне конверта стоял штемпель калужской почты.
— Скажите, пожалуйста, знаете ли вы кого-нибудь в Калуге, кто мог надписать этот конверт?
— Нет, никого не знаю.
— Почему ему понадобилось воспользоваться вашим адресом? — спросил Миронов. — Чем вы вызвали у него такое доверие?
— У кого?
— Вы же знаете, что писал Дорохов.
Женщина опустила голову.
— Я догадывалась.
— Почему же вы не сообщили нам? После нашего разговора вы знали, что мы интересуемся всем, что касается Дорохова.
— Это письмо было написано моей сестре.
— В данной ситуации звучит наивно.
— Пусть наивно, но я так поступить не могла.
— Почему же не передали ей письмо? Вы же понимали, что это необычное письмо.
— Я бы передала…
— Хорошо. Расскажите, пожалуйста, мне вот о чем: как относилась ваша сестра к своему мужу?
Женщина усмехнулась.
— Как вы думаете, как могла относиться к мужу женщина, которая так поздно вышла замуж? Она его боготворила. Из-за него у нас ухудшились отношения. А ведь я для Сони сделаю все, в гроб лягу, если понадобится. И она это знает.
— Так, больше вопросов нет.
…В кабинете Луганов беседовал с Семичевым.
— Я тут ни при чем, — говорил Семичев, перебирая на столе бумаги, карандаши, пресс-папье. — Я его не любил. Я даже просил жену прекратить это знакомство.
— Никто и не говорит, что вы как-то с ним связаны, — спокойно и доброжелательно говорил Луганов, — мы просто интересуемся им как личностью. Вы не могли бы охарактеризовать его?
Семичев вытер лоб и заметно успокоился.
— Человек он был опасный. Да. Это я вам точно могу сказать. С ним лучше было не ссориться, поэтому я прекратил с ним общение не сразу.
— Почему вы думаете, что он был опасный?
Семичев посмотрел на стену и замигал.
— По правде говоря, не знаю. Просто появилось такое ощущение. Однажды мы сидели с ним на вокзале; он тогда провожал одну даму. Подошел какой-то тип и пристал к нам. Понимаете, пьяный, грязный, смотреть тошно. Я уж хотел уйти, а Михаил Александрович… Дорохов то есть… просто посмотрел на него, и, знаете, тот отстал. Очень взгляд у него был угрожающий. Фронтовой, я бы сказал. Мне не нравятся люди с таким взглядом, черт знает что от него ждать… Вот и дождались.
— Чего дождались?
Семичев осекся:
— Так… Недаром же вы интересуетесь им…
— Скажите, вот вы сейчас о какой-то даме говорили.
— Да, была у него одна… Вы только Софье Васильевне не говорите. Он меня для страховки брал. Если кто из знакомых увидит… Приезжала к нему из Владимира одна медичка.
— Не помните, как фамилия?
— Он при мне не называл.
— А как звали?
— Таня. Довольно молодая. Не больше тридцати двух. Полная, светловолосая такая. Интересная женщина.
— Давно она приезжала?
— Да с год назад. Он с ней где-то на курорте, кажется, познакомился. И странно: ведь и не молод, и женат, а она наверняка пользовалась успехом… и вот, очень к нему привязалась. Знаете, не всякая будет каждый год в Крайск и обратно.
— Так из Владимира, говорите?
— Из Владимира.
— А отчество не помните?
— Абсолютно ничего, кроме внешности и имени.
— Так. Ну, спасибо.
— Надеюсь, вы не имеете к нам претензий? Ведь я девочку в милицию сам послал.
— Не имеем, спасибо.
Они вошли в гостиную. Там Миронов уже закончил трудную беседу с хозяйкой.
Оба майора простились и вышли.
В управлении Скворецкий встретил их любопытствующим взглядом.
— Как поход?
— Неплохой, — ответил Миронов. — Дорохов писал из Калуги. Там у него есть какие-то подручные. Надо запросить калужских товарищей.
— Уже запросили. Что еще?
— Узнали еще об одной знакомой, — сообщил Луганов, — медичка из Владимира, светловолосая, полная, красивая. Ездила каждый год в Крайск ради него.
— Фамилия?
— Нет фамилии. Только имя: Таня.
— Тут Софья Васильевна, видно, не поможет, — сказал полковник. — Едва ли ей Дорохов эту Таню показывал.
— Да, она не поможет, — подтвердил Луганов.
— Позовем ее, — решил полковник и позвонил.
Через несколько минут Софья Васильевна была в кабинете. Она за это время сильно изменилась. Похудевшее, изборожденное морщинами лицо придавало ей вид старухи.
— Что ж, Софья Васильевна, — обратился к ней полковник, — не знаю, как мне расценивать ваше поведение, но вы нас явно вводили в заблуждение. Вы разве не советская гражданка?
Лицо Дороховой сморщилось, она еле сдерживалась, чтобы не заплакать.