— Нет, вы на него посмотрите, мне даже «до свиданья» не сказал! Предатель.
Издали несется мощное «Гав!», «предатель» вспомнил и попрощался.
— Что тебе сказала Инга?
— Вот еще! Ты же мне не говоришь, что она тебе сказала.
— Она сказала, что ты меня любишь, — в глазах Ларса вызов. В ответ я пожимаю плечами:
— Мне тоже.
— Инга не ошибается…
— А еще она сказала, что нам с тобой предстоит много почти невозможных трудностей.
— Линн, ты испугалась?
— У меня такое же предчувствие.
Он обнимает меня, прижимает к себе, словно желая защитить от всех бед и невзгод на свете:
— Ничего плохого не случится, девочка. Ты только люби меня. Просто люби, с остальным я справлюсь сам.
Хочется крикнуть:
— С чем остальным, Ларс?!
Но я молчу, боясь спугнуть птицу счастья, которая села совсем рядышком на дерево и прикидывает, стоит ли опускаться нам на плечи.
Свет в доме горит во многих окнах. Ларс морщится:
— Явился…
— Кто?
— Сейчас увидишь.
Что-то неуловимо изменилось, Ларс, только что бывший мягким и ласковым, внезапно напрягся, стал жестче даже по отношению ко мне.
* * *
* * *
В холле нас встречает Свен:
— Мартин наверху.
Ларс смеется:
— Да пусть себе.
В это время сверху раздается визгливый фальцет:
— Ла-арс? Ла-арс, ты уже верну-улся-а?
— Да. Я не один.
— Ты с девушко-ой? Ой! Как интере-есно-о… Я иду-у…
Так разговаривают капризные женщины или… или мужчины, пытающиеся говорить женским голосом — гортанно и заканчивая фразу на подъеме.
Я в изумлении таращу глаза сначала наверх, где говорящего пока не видно, только слышно, потом на Ларса. В глазах Ларса чертенята выплясывают зажигательную джигу. Он склоняет голову к плечу, уголки губ подрагивают в улыбке.
— Это мой двоюродный брат Мартин, в комнату которого ты умудрилась сунуть любопытный нос. Только не вздумай сказать ему об этом.
Меня пронзает понимание, даже дыхание перехватывает. Я беззвучно раскрываю рот, не в состоянии что-то вымолвить, потом осиливаю пару слов:
— А я… думала…
— Знаю, потому и интересовался, есть ли у тебя вопросы.
Меня охватывает неудержимый смех.
Внезапно Ларс хватает меня за плечи и прижимает к себе лицом, шепча на ухо:
— Не смей смеяться! Наживешь себе смертельного врага.
— Не могу…
Я смеюсь, уткнувшись в грудь Ларса, а он прижимает меня к себе, чтобы не были слышны всхлипы.
С лестницы раздается все тот же капризный голос:
— Девушка плачет? Ты обидел ее?
— Нет, насмешил. Она у меня смешливая. Линн, это Мартин. Мартин, это Линн.
Я с трудом отрываюсь от Ларса и киваю Мартину:
— Добрый вечер…
Ростом он ниже Ларса, но выше меня, лицо женственное, манеры жеманные.
— Ой… Ну сегодня и погода! — Его «г» гортанное до тошноты.
— Мартин, мы переоденемся к ужину.
Ларс хватает меня в охапку и тащит наверх, потому что я едва не заливаюсь неудержимым смехом снова. Затолкав в мою комнату, плотно прикрывает дверь и… начинает хохотать сам.
Мы падаем на постель и смеемся, уткнувшись друг в дружку.
— Па-агода-а…
— Ларс прекрати, это же хуже щекотки!
— Ты еще не слышала, как он по телефону воркует со своими «девочками».
— Я не пойду ужинать. Не смогу не смеяться.
— Ты же могла не хохотать, представляя меня в его тряпках?
— Не представляла, а вот теперь пытаюсь представить и не могу удержаться.
Ларс вдруг нависает надо мной.
— Как ты могла подумать, что это мои шмотки?! Или представить меня с накладной грудью?! — его глаза мечут притворные молнии.
— Не смогла, — честно признаюсь я.
— Правда?
— Угу, сколько ни старалась.
— Значит, все-таки старалась?
— Это единственная секретная комната?
— Не-ет… есть еще одна, — руки Ларса уже расстегивают пуговицы рубашки, оголяя мою грудь. — Комната страха и боли. Но туда я затащу тебя сам, и буду делать там с тобой все, что захочу.
От этой угрозы внутри у меня все сладко замирает, тем более, он разложил мои руки в стороны, прижал их к постели и принялся нежно целовать грудь.
— Ларс…
— Да, дорогая…
От его ласки я выгибаюсь дугой.
— Неприятно?
— Приятно…
— Тогда не крутись. А впрочем, крутись, так даже интересней.
— Ах… — я опять выгибаюсь от сладкой муки.
Ларс покусывает соски, ласкает их языком, потом его губы опускаются ниже, доходят до живота… Руки уже оставили мои запястья и взялись за молнию джинсов. Еще чуть, и я потеряю сознание.
И молния уже расстегнута… Но губы останавливаются на животе!
Ларс вдруг поднимается, его глаза потемнели явно от желания.
— Пора спускаться на ужин, не то этот урод явится сюда сам.
Он поднимает меня на ноги, я едва успеваю подхватить спадающие джинсы. Ларс прижимает меня к себе и шепчет на ухо:
— Линн, старайся держаться от меня подальше.
Вот уж нет! Но я не успеваю спросить почему, он разворачивается и уже у двери, обернувшись, неожиданно добавляет:
— А от Мартина и того дальше.
— Почему?
— Увижу тебя рядом с ним — убью обоих.
За Ларсом закрывается дверь, а я стою, поддерживая расстегнутые джинсы. Вот так! Хозяин велел не приближаться к своему двоюродному брату.
Нет, я и без его требования не стала бы иметь с этим обладателем капризного фальцета никаких дел, но какое он имеет право мне указывать?!
И вдруг поняла, что имеет, потому что я влюблена в него по уши, потому что он действительно хозяин моей души, моего тела. Угу, хозяин, за которым я явилась сюда следить и которого подозревала в убийстве. Почему же мне не верится в его способность убить?
Ох, хорошо, что меня не слышат Анна или Оле. Доверили козлу капусту…
— Линн, ты уже одета?
От голоса Ларса я вздрагиваю и обнаруживаю себя в гардеробной, с задумчивым видом стоящей перед большим зеркалом. Он становится рядом.
— Надень платье, которое мы купили.
— Из-за Мартина? — ляпаю я и немедленно об этом жалею, потому что рука Ларса поворачивает мою голову за косу, а глаза впиваются в глаза. В голосе слышна угроза:
— Для меня! Еще раз услышу такое — убью. Чтоб не смела думать ни о ком другом! Пока я рядом, для тебя существую только я. Понятно? Одевайся, как я сказал.
— Хорошо, выйди.
Он качает головой:
— Не дождешься. Одевайся.
— Но, Ларс…
— Какого черта! Я видел твою грудь, от того, что увижу бедра, не растаешь.
— Нет, я толстая.
— Что у женщин за идиотские заботы по поводу идеального веса? Он для каждой свой, тебе, например, не пойдет худоба. У тебя и без диет все в норме. Раздевайся.
— Не буду!
Я тоже в бешенстве. Меня трудно вывести из себя, предпочитаю отступать и уступать, но все же бывает. В конце концов, все имеет свои пределы. Одно дело топлес… Видно, мой тон действует, он идет на попятную.
— Жду в комнате две минуты. Не вздумай упаковать грудь в бюстгальтер, сниму прямо в столовой.
Я поспешно натягиваю платье, поправляю волосы, обуваю босоножки и направляюсь к выходу. Непривычно ходить на каблуках…
Ларс оглядывает меня критическим взором, потом решительно затягивает пояс платья потуже:
— Ты все равно ничего не ешь.
Берет за руку и ведет вниз в столовую. Но еще перед лестницей вдруг проводит по спине рукой, видно проверяя наличие или отсутствие бюстгальтера. Однако, контроль!
Я вздергиваю подбородок, кажется, пора показывать зубки. В конце концов, что за хозяйский тон?! Если бы не огрызнулась, так и смотрел, как я переодеваюсь. И грудь не надо давать ему целовать, не то подумает черт-те что. Хотя о таком решении я тут же жалею, вспомнив, насколько это приятное мучение.
Ну, ладно, грудь пусть, но не больше!
Ларс с интересом наблюдает за моими душевными переживаниями.
— Ну, твердо решила не допускать меня до своего тела?
Я задыхаюсь от возмущения, а он смеется:
— Дурочка! Ты же не знаешь, на что я способен… Захочу и возьму сам. Но я не буду тебя насиловать, я тебя буду дразнить до тех пор, пока ты сама не придешь. — Вкрадчивый голос, обещание неземного блаженства и угроза одновременно. — А к Мартину не приближайся и не вздумай смеяться, он действительно опасен.
И все, словно не было этих переговоров, Ларс спокойно держит меня за руку, помогая спуститься по лестнице. Я осторожно перебираю ступеньки, ругая себя за малодушие и безволие.
Увидев меня, Свен за его спиной восхищенно качает головой и закатывает глаза, мол, красотка, да и только! Издает вопль восторга и Мартин:
— Вау! Какая красивая у тебя девушка! Стоило так долго воздерживаться, чтобы заполучить этакую красотку.
Ларс, не обращая внимания на его восторг, усаживает меня рядом с собой. Мы с Мартином оказываемся в разных концах довольно длинного стола. Видно, это привычно, потому что Мартин не возмущается.
— Ла-арс, съемка будет, как договаривались. — Похоже, он просто разучился нормально разговаривать.
— Я знаю. Придется уехать на это время.
— Ты звонил тете Энн?
— Да, звонил.
— Как ее картина?
— Пока не продана.
Разговор о предметах и людях, мне незнакомых. Ларс продолжает говорить с Мартином о каком-то Джерими.
На сей раз я, конечно, не напиваюсь и даже не допиваю свой бокал.
— Вино не понравилось?
— Нет, не хочу повторять предыдущий опыт.
Ларс серьезно кивает:
— Достойный урок. Но как только Мартин уедет, я напою тебя до беспамятства.
— Зачем?
Он спокойно пожимает плечами:
— Чтобы воспользоваться твоей беззащитностью сполна.
— Ларс…
— Да, дорогая? — В его глазах опять пляшут чертики. — Ты не допускаешь меня в свою гардеробную, не позволяешь увидеть нагишом, не зовешь с собой в душ… Что мне остается делать? Придется влезть в окно твоей спальни ночью и изнасиловать.
Все это произносится тихо и серьезно, словно речь идет о викингах, а не о наших отношениях.
Я привлекаю на помощь чувство юмора, не сидеть же дурочкой?
— И когда ты собираешься это сделать?
— Сегодня ночью тебя устроит? Кстати, у меня есть ключи от всех дверей, разбивать окно не придется.
Глаза смотрят внимательно, и непонятно, шутит он или говорит серьезно. В любом случае я смущаюсь:
— Ларс!
— Хорошо, не сегодня. Побойся еще немного, пары дней тебе хватит, чтобы привыкнуть к мысли, что принадлежишь мне и только мне?
Господи, да что к ней привыкать, если я уже привыкла с первой минуты первой встречи?! Но я держу марку.
Ларс улыбается:
— Мы трусим, но не боимся, правда?
Его рука стискивает мое колено.
— Ларс, перестань.
— Запомни: чем дольше ты будешь меня держать на расстоянии, тем сильнее потом я тебя накажу.
— Какое расстояние, ты делаешь со мной все, что захочешь!
Его глаза округляются:
— Ты всерьез полагаешь, что только этого и хочу — поцеловать твою грудь? О, нет, дорогая! Уверяю, ты даже не подозреваешь, что я хочу. — Его голос это голос змия-искусителя. — Ладно, ты права, всему свое время. И громко: — Мартин, а ты давно звонил тете Энн?
— Она не желает со мной общаться.
— Неудивительно. Но хотя бы с Рождеством тетушку поздравь.
— Чтобы она поспала меня к черту?
— Не велика беда, сходишь. Там тебя давно заждались…
Мартин смеется неприятным смехом мужчины, имитирующим женский голос. У таких и смех становится визгливым.
Ужин заканчивается довольно быстро и, похоже, ни у кого нет желания продлевать его. Встав из-за стола, Ларс снова крепко берет меня за руку.
— Мы с Линн еще в библиотеку, у нас остались дела с утра.
— Ну да, ну да, — противно хихикает Мартин.
Плотно прикрыв за собой дверь в библиотеку, Ларс интересуется:
— Целоваться будем или сразу к викингам?
Я вскидываю голову, решая не сдаваться этим серым глазам и настойчивым рукам вот так запросто. Он будет меня дразнить, пока я сама не приду? Если этого ждать, и весна пройдет, не то что зима, я не из тех, кто делает первый шаг. К тому же меня еще нужно заслужить!
Каким образом он догадывается о моих мыслях, не знаю.
— Понял, не будем. Это надо заслужить.
Пытаясь разжечь камин, он шутливо ворчит:
— Какие-то берсерки тебе дороже меня. А я так стараюсь заслужить твое доверие…
— При чем здесь доверие?
Его глаза вдруг становятся серьезными.
— Мне очень нужно твое доверие, Линн, очень. Настоящее. Нужно, чтобы ты не вздрагивала от каждого прикосновения, то есть, сначала можешь вздрагивать, но подчиняйся. На каждом шагу, во всем.
— Почему?
— Потому что ты принадлежишь мне.
— Я не вещь, Ларс.
— Конечно, нет. Но ты моя, абсолютно, совершенно. Каждой клеточкой своего тела. Внутри и снаружи. Ты пока этого просто не поняла. И я терплю твое сопротивление только пока приручаю.
— А… что будет, когда приручишь?
— Увидишь.
— А если нет?
Он только пожимает плечами. Я понимаю, что ничего хорошего.
— Пойдем отсюда. Камин разогреется нескоро.