* * *
Утром в окно заглядывает солнце, которого давненько не было, а потому настроение сразу улучшается. Ларс за мной на пробежку не заходит, выбегаю сама. Жан машет рукой, приветствуя, я отвечаю. В конце концов, что произошло? Ларс Юханссон дал понять, что у него есть (или была) другая, что он тоскует, жалеет о чем-то случившемся давно, потому плакала его скрипка. Я просто подвернулась под руку, потому и было оказано внимание, все разговоры Свена о моей неординарности или уговоры, что Ларс хороший, ничего не значат. Свен просто очень любит Ларса и хочет, чтобы тот смог забыть или хотя бы на время забыть о своей прошлой любви. Для этого годится и такая дурочка, как я.
Проблема только в том, что я в этой роли выступать не хочу. И не могу.
Что делать?
Оставалось одно: завязать саму себя в те самые узлы, которые Ларс умеет вязать, и остаться с ним в приятельских отношениях. Чтобы мое бегство бегством не выглядело, я постараюсь изобразить страшную занятость, не стану удирать с утра пораньше, хотя погода позволяет Петеру отвезти меня в Стокгольм. Нет, я должна как-то осторожно намекнуть Ларсу на наши отныне нормальные дружеские отношения и границы, которые переходить не стоит. Ларс для меня отныне недоступен, каким был и раньше. Только раньше я краснела и бледнела, теперь такого себе позволить не могу.
Но я знаю, что он не убивал ту девушку, а если и подозревает, кто это сделал, то это преступление уже другого рода. Ничего разбалтывать не буду, и как бы мне ни было хорошо в этом замке, отсюда надо удирать. А чтобы это действительно не выглядело бегством, нужно назначить отъезд, например, на завтра. «Подбить» итоги с темой викингов, чмокнуть Ларса в щеку и помахать ручкой.
Все, решено — завтра уезжаю! Сейчас у меня есть возможность и повод развязаться с Анной и Оле, никаких других заданий выполнять не буду, ничего разузнавать о друзьях Ларса или ком-то еще тоже. В конце концов, скоро Рождество, лучше отправиться к бабушке, там сердечные раны залижутся легче.
От этого решения вдруг становится легко и спокойно, словно я очнулась от тяжелого сна под названием Ларс Юханссон. Ничего, некоторыми болезнями нужно переболеть обязательно. Я не смогу забыть эти глаза цвета стали, не смогу забыть его руки, его губы, но я должна держаться от них подальше. Это даже хорошо, что разговор произошел вчера, а не тогда, когда я уже совсем не смогла бы пережить разлуку. Безответная любовь все равно любовь.
Я уже не сомневаюсь, что не нужна ему сама по себе, а клином быть не желаю. Нет, я не отдушина, я сама по себе, и если чем-то похожа на эту Паулу, то не виновата в том.
Настроение после таких размышлений даже поднялось, как ни удивительно. Да, я смогу справиться с собой. Пусть Ларс Юханссон сам разбирается со своими давними сердечными ранами, а Анна с Оле ищут нового кандидата в преступники. Все это без меня, пожалуйста.
Ларса так и не видно, бегаю, завтракаю и даже обедаю без него, на мой вопрос Свен отвечает, что скоро придет. Куда ушел, мне, конечно, не докладывают. Дернул меня вчера черт завести философскую беседу! Но я уже решила, что это к лучшему, и теперь не переживаю.
Пусть Ларс от меня прячется, заниматься без него есть чем, его библиотеку по теме викингов с дедушкиной не сравнишь. Я уже боюсь, что действительно придется писать на тему берсерков диссертацию, жаль будет набранного материала.
Но Мари, кажется, намерена вытереть пыль с книг с помощью Жана, я в библиотеке буду мешать. Помогать мне не дают, Мари смеется:
— Да тут и самим делать нечего.
Свен советует:
— Бери книги и перебирайся в малую гостиную, там тепло.
Ладно, подождем, пока явится хозяин, и поставим его перед фактом предстоящего отъезда.
Час честно сижу за книгами, но меня так и манит рояль. Вчера я играла Сенневиля, но сейчас настроение иное, почему-то хочется шалить. Интересно, можно ли в этом замке шалить или здесь играют только грустные мелодии? А я вот не хочу грустные!
Сборник Клайдермана так и лежит на рояле, как я его оставила.
Но из Клайдермана мне хочется сыграть «Леди Ди» — довольно лукавое произведение, одно из трех, которое я умею играть из этого репертуара. Играть — громко сказано, барабанить по клавишам, но мне неважно.
Есть ли такое в этом сборнике? Да, вот оно. Беря первые аккорды, вижу, что Ларс уже не просто в комнате, но у рояля. Я задорно киваю головой, у этого произведения четкий ритм. Ларс смотрит в ноты, потом на меня, а потом просто двигает меня вправо, присаживаясь на половину банкетки. Подстраивается, словно отбивая ритм, и… мы играем уже вдвоем. Ларс безжалостно вытеснил меня к верхним октавам, но это не мешает, он поймал ритм, с удовольствием поддержал, ловко перевернул страницу. И мы шалим в четыре руки, единение удивительное, как и тогда со скрипками, словно сливаемся в единое целое, не нужно договариваться, это нетрудно при ритме «Леди Ди», но все же.
— Эй, ты фальшивишь!
Я понимаю, что он прав, фальшивлю и довольно сильно, но все равно возражаю:
— Нет!
— Как это нет?! Вот тут, — Ларс останавливает игру и показывает, где я в очередной раз соврала.
Даже убедившись, что он прав, все равно продолжаю вредничать:
— Ну и что? Проехали.
— Нет, повтори правильно.
Ларс заставляет меня повторить, потом мы повторяем вместе.
— Может, концертировать начнем?
— До Нового года я совершенно свободна, пяток концертов дать успеем.
— Убедила. Не получится в Бервальда Холле, дадим прямо здесь, дома. Только придется репетировать. У меня есть еще один рояль, может, перетащить его сюда? Или скрипку возьмешь?
— Я лучше скрипку, не так часто играю на рояле.
— А училась?
— На скрипке.
— Почему играть не стала?
— Не мое. Одно дело для себя, и совсем иное концертировать.
— Давай действительно каждый день играть понемногу вдвоем?
— Согласна.
Боже, что я несу?! Я же завтра утром уезжаю. Но об этом думать почему-то не желаю.
— Хочешь, познакомлю с интересной парой? Они здесь на острове.
— Если ты называешь интересными, то хочу.
— Ты ездишь верхом?
— Н-нет… лучше нет.
— Понятно. Придется тебя отвезти.
— Как?
— Ну, на руках я уже носил, теперь посажу перед собой в седло.
— Ларс, а пешком далеко?
— Чтобы ты явилась в гости с красным носом?
Это моя беда — при температуре чуть ниже плюс пятнадцати нос совершенно неприлично краснеет.
— Но нос все равно будет красным, даже если я просто выйду на крыльцо.
— Трусишь?
— Нет, лошадь жалко.
Он смеется:
— Уговорила, пойдем пешком.
Мы идем по той самой тропинке, по которой я бегала в первый день на острове. Погода прекрасная, солнышко уже садится, но оно было целый день, забывать об этом не хочется…
Самое время сказать, что мне пора отбывать восвояси. Но я ничего не успеваю.
— Линн, вчерашний разговор забудь.
— Ты жалеешь, что был откровенен?
— В некоторой степени да.
— Хорошо, считай, что я ничего не слышала. Не беспокойся, никто и никогда не узнает, о чем ты говорил. Я не из болтливых и чужих секретов не выдаю.
Он морщится:
— Да нет никакого секрета, это известно всем, тому же Оскару…
— Но это не предназначалось для моих ушей? Хорошо, я уже забыла. Понимаю, что в число доверенных лиц не вхожу. Не переживай, все в порядке.
— Да не то! Постой! — Он хватает меня за руку и притягивает к себе. — Я просто не хочу, чтобы ты думала, что прошлое так сильно меня держит.
Это было худшее, что он мог сказать.
— Куда сильней, чем ты думаешь, Ларс. И не стоит это игнорировать. Разве это преступление — быть однолюбом? Ларс, пожалуйста, я уважаю твои чувства и даже по-хорошему завидую той девушке. Только прошу об одном… — я иду задом наперед, отступая, он на расстоянии вытянутой руки, кусает губы, заметно волнуясь, — …не делай из меня никакого заменителя, ладно? Я го…
Договорить не успеваю. Рывок, и я в его руках, глаза горят бешенством.
— Хуже ничего не придумала?!
— Почему же хуже?
— Линн, я тебя ни с кем никогда не сравнивал. Ты сама по себе, понимаешь?
Хочется верить, но меня поражает другое: Ларс снова мягкий и ласковый, он убеждает, а не приказывает. А ведь только что был в бешенстве. Неужели у него вот такие перепады настроения всегда? Это плохо.
Не знаю, чем бы закончилась эта беседа, но вдруг совсем недалеко раздается собачий лай. Собственно, назвать это лаем не повернется язык, «бухает» огромная собака. Я замираю от ужаса, собаки и коровы — что может быть страшней?
Ларс смотрит с веселым изумлением:
— Испугалась? Это Бой.
К нам подлетает нечто ростом и объемом больше похожее на теленка, чем на собаку и тычется огромной мордой в руки Ларса и… мои!
— Погладь, он же ждет.
Погладить и остаться без руки? Нет уж, руки мне еще пригодятся. Но пес уселся и смотрит. А Ларс смеется:
— Бой, она тебя боится.
Собака, пока он говорит, внимательно, даже с обожанием смотрит в лицо Ларсу. Вот так, его даже местные псы обожают. Потом Бой поворачивает голову ко мне и перебирает лапами на месте, кажется, все его существо просит: ну погладь, чего же ты?
Я протягиваю дрожащую руку, касаюсь шерсти надо лбом (черт возьми, где их там гладят, чтобы не разозлить?). Шерсть на удивление мягкая и ухоженная. Появляется желание запустить в эту шерсть руки, что я и делаю, ужасаясь сама себе. Попросту тереблю пса за ушами, он, довольно ворча, подчиняется рукам, а потом вдруг, коротко взвизгнув, лижет меня в нос!
В любое другое время меня бы уже собирали по частям с земли и отпаивали лекарствами, но сейчас почему-то смешно. Я усаживаюсь на корточки и… обнимаюсь с огромным псом, который в таком положении одного со мной роста.
— Эй, разобнимались тут! Пойдемте, нас ждут. Ждут, Бой?
Пес, освобожденный от моих рук, взвизгивает и галопом мчится обратно, откуда прибежал.
Ларс ворчит:
— Как Боя, так обнимать, а мне только: «Ларс, перестань!»…
Я мотаю головой:
— Впервые в жизни обнимала собаку, да еще такую огромную.
— Правда? Геройский поступок.
— Тебе смешно, а я боюсь собак и коров.
Ларс довольно хохочет:
— Придется подарить тебе маленького вредного сенбернара.
Пара, с которой Парс меня знакомит, действительно интересна. Их небольшой сказочный домик на лесной полянке в окружении заснеженных деревьев кажется чем-то нереальным. Увидев эту красоту, я замираю, как вкопанная.
— Что?
— Ларс, так не бывает…
— Рядом со мной все бывает. Ты еще не поняла, что я волшебник?
— Поняла.
На крыльце нас ждет Бой. Он протискивается в дверь рядом со мной, словно понимая, что без этого не пустят. Так и есть:
— Эй, а ты куда? Ну ладно, сиди у порога.
Бой переступает лапами, но двинуться дальше не решается. Я наклоняюсь к собаке:
— Сиди уж тут…
Хозяйка дома Инга слепа. Совершенно, и, видно, очень давно. Как все слепые, она держит голову приподнятой и слышит великолепно. Уверенно берет мои руки в свои:
— Как тебя зовут? Произнеси свое имя так, как ты хочешь, чтобы его произносили, и я все про тебя пойму.
Я невольно смеюсь:
— Ли-инн… так зовет меня бабушка.
Инга поворачивает голову к Ларсу:
— Тебе повезло. Торстен, принеси моего вина.
Ларс чуть наклоняет голову к плечу, насмешливо глядя на меня, мол, вот так-то!
Пока я помогаю хозяину дома Торстену накрыть на стол, Инга что-то тихонько говорит и говорит Ларсу, тот слушает с непроницаемым видом, но его глаза, не отрываясь, смотрят на меня.
А потом мы сидим, разговаривая обо всем на свете, и мне кажется, что я всю жизнь знаю этих людей.
— Бабушке бы очень понравилось у вас.
За это время Бой тихонько-тихонько, двигаясь по сантиметру, подобрался ко мне и уселся почти вплотную. Заметив это, Ларс хохочет:
— Вы посмотрите на этого хитреца!
Бой честно смотрит ему в глаза, мол, я ничего, Линн же не против. Я кладу руку на шею собаки, словно беря Боя под свою защиту, тот тихонько взвизгивает от избытка чувств. Теперь смеются все.
— Сиди уж!
В ответ раздается «Гав!», от которого я подскакиваю на месте.
— Только молча! — приказывает Инга, и Бой сконфуженно опускает голову.
Так хорошо мне бывает только у бабушки, когда папа возвращается из очередной поездки.
Когда приходит время возвращаться домой, Инга подзывает меня к себе, теперь Ларс стоит в стороне и наблюдает, как Инга беседует со мной.
— Я слепа, девочка, так давно, что не помню, как выглядят солнечные блики на воде, но я вижу сердцем. Вам с Ларсом повезло, что вы встретились. Ты любишь его… Не возражай, это так, и ты это знаешь. Он любит тебя, даже если не говорил пока этого. Знаешь, вы будете вместе, но перенесете столько трудностей, что временами будет казаться, что это невозможно. Но запомни: Бог не дает человеку испытания, которые тот не способен вынести. За счастье нужно платить, чем оно дороже достается, тем большим будет. Ты только верь Ларсу, тебе он не опасен. Иди, и будьте счастливы…
— Спасибо…
Бой провожает нас примерно до того места, где встретил, я снова долго тереблю его за ушами, потом целую в нос и отпускаю. Собака с восторженным лаем мчится обратно домой. Ларс возмущенно фыркает: