— Прямо здесь?
Я понимаю, что пороть он намерен в библиотеке.
— Сюда никто не войдет. — Ларс спокойно поворачивает ключ в двери и требует: — Давай руки.
— Зачем руки?
— Свяжу. Давай руки, Линн.
Я протягиваю.
— Сложи ладони. Вот так.
Мои руки связаны, не жестко, но не развяжешь.
— Зачем связывать, я же не сопротивляюсь?
— Чтобы ты не попыталась прикрыться и не сунула руку под удар. Это будут не шлепки рукой. А чтобы не задавала глупых вопросов, вот это. Открой рот.
Кляп… Глаза Ларса строги, повинуясь, я распахиваю рот. Его заполняет кожаный шарик с ароматом ванили.
— Ты любишь ваниль в качестве запаха? Кивни.
Я киваю.
— Расположи его языком удобней. Хорошо, — Ларс застегивает кожаную полоску на моем затылке. Теперь шарик заполняет рот плотно.
— Дыши носом. Дышишь?
Я снова киваю.
— Теперь помычи три раза. Это будет знак, если тебе станет невтерпеж. Ты меня поняла? Если не сможешь терпеть или вообще захочешь прекратить, промычишь. Просто стонать или плакать от избытка чувств не запрещается.
Он поворачивает меня к столу и командует:
— Поставь локти на стол, можешь опустить голову на руки.
Теперь я стою в полушаге от стола, опершись на него, плечи чуть опущены, потому грудь слегка касается края. Это возбуждает.
Ларс расстегивает мои джинсы и спускает их, но не до колен, а снимает совсем.
— Для порки нижняя часть тела должна быть обнажена. За надетые трусики сейчас получишь. — Трусики разрезаны и отброшены. Рубашка задирается до плеч. — Рубашку сегодня оставим, только задерем повыше, потом будешь снимать и ее. — Я в ужасе, потому что его взору открыто все, что должно быть скрыто, но при попытке хоть как-то выпрямиться Ларс спокойно возвращает ноги на место. — Ноги привязывать не стану, но если будешь крутиться, пристегну. Смажем, чтобы не пострадала кожа…
Он священнодействует, а я с трудом сдерживаюсь, чтобы не извиваться просто от его прикосновений.
— Поставь ноги чуть шире плеч и не меняй положение. Я не зря предупреждаю, потому что каждый мой удар будет точно рассчитан, дернешься, получится не запланировано больно. А теперь я буду тебя пороть и рассказывать, что делаю, чтобы в следующий раз ты знала, чего ждать…
Какой следующий раз, мне кажется, что я умру уже сегодня.
— Флоггер может вот так, — он медленно проводит кожаными хвостиками по ногам, внутренней стороне бедер, мои ягодицы невольно сжимаются. Что за сладкая мука!
Сдерживаться и не пытаться увильнуть от нее очень трудно. Я слышу, как Ларс тихонько смеется.
— Молодец. Терпи. А может так! — Следует удар. Но он не просто переносимый, а вообще не приносит боли, просто неожиданно. Я дергаюсь.
— Не дергайся, я же предупреждаю о следующем движении. Вот так… — теперь хвостики пробегают по спине, опускаются к ягодицам и задевают промежность. — У меня перехватывает дыхание не из-за кляпа, а потому, что он нарочно играет хвостиками. У него в руках два флоггера, они действую поочередно.
— И…
Я замираю в ожидании удара, но он все равно неожиданный и на сей раз куда болезненней.
Ларс снова и снова дразнит меня флоггерами, обводя им спину, бока, бедра, касаясь груди, и шлепает, мне кажется, что вся кожа тела возбуждена до предела не только там, где касаются кожаные полоски. Я вся один возбужденный нерв, это невыносимо приятно. А удары с каждым разом становятся все ощутимей.
— Терпишь? Кивни.
Я киваю.
— Тогда без щекоток, только порка. Можешь стонать, даже плакать, но не забудь о том, как прекратить, если невтерпеж.
Теперь он работает быстро и одновременно двумя флоггерами, потому что шлепки наносятся почти без остановки с двух сторон. Они обжигают с каждым ударом сильней и сильней. Сила и хлесткость увеличиваются. Ощущение, что с меня заживо сдирают кожу. Если бы не кляп, орала на весь остров или прокусила губы до крови.
— Как ты?
Ягодицы горят огнем, но я сдаваться не собираюсь. Ларс с моим телом получают удовольствие, гордость свернулась клубочком внутри и тихо скулит. Но я киваю, стараясь спрятать поневоле выступившие слезы. Рука Ларса ласково гладит пострадавшие места.
— Хорошо, тогда еще… Поплачь, если хочется.
Он добавляет на тело масло, видно флоггеры его сняли, и повторяет. Слева, справа, слева, справа… Ларс перестал играть, он порет. Потом снова смазывает. Я читала в Интернете о флоггере и помню, что это скорее игрушка, а не инструмент для порки. Если он умеет флоггером вот так, то что же он может плетью? Кожаные кончики обжигают, словно настоящий огонь, я пытаюсь считать удары, но на четвертом таком подходе не выдерживаю и все же виляю бедрами.
— Почему ты не даешь знать, чтобы я остановился?
Я снова киваю. Ничего, потерплю.
Но Ларс отбрасывает флоггеры, смазывает пострадавшие области, прикладывает к ним что-то холодное, отчего я испытываю неземное блаженство и даже издаю томительный стон.
— Что?
Я мотаю головой, давая понять, что все в порядке. Ларс оборачивает низ туловища чем-то мягким и прохладным, быстро освобождает руки и поднимает со стола:
— Вот твоя первая ошибка: героизм мне не нужен. Лучше выпороть дважды за день без синяков, чем раз в неделю со шрамами. Запомни это, пожалуйста.
От перспективы быть поротой дважды за день я прихожу в ужас. Может, не стоит позволять Ларсу вот так серьезно, не то войдет во вкус?
Он расстегивает кляп, осторожно вынимает изо рта.
— Как ты?
— Хорошо…
Ягодицы блаженствуют, потому что им прохладно, кожу, конечно, саднит, но боль постепенно стихает. И это действительно приятно. Черт возьми, неужели мне понравилась порка?!
— Я же говорил, что тебе понравится.
Он укладывает меня в кресло на бок и присаживается рядом на пол.
— Линн, какое блаженство наблюдать, как ты ждешь следующего движения! Как реагирует твое тело на прикосновение флоггера, как сжимаются и расслабляются мышцы!
— Неужели это красиво?
— Еще как. Кстати, очень помогает держать попу подтянутой. Я еще жажду помучить твою грудь, но до этого очередь дойдет. Знаешь, завтра надо заехать, сделать тебе пирсинг.
— Что?
— Пирсинг на сосках. Это лучше, чем зацепы, и не так больно.
— Ты извращенец!
— Конечно. И ты тоже, только пока об этом не знаешь. Я же обещал совратить тебя окончательно и научить потакать своему телу. Хочешь, покажу снимки с пирсингом на сосках? Нарочно для тебя приготовил.
Ничего себе подготовка! Значит, он знал, что я соглашусь быть выпоротой?
Ларс приносит стопку картинок, подает мне одну за другой. Я чувствую… легкую ревность. Вот бред, я ревную Ларса к изображенным на фото бюстам! А он сам начинает прикидывать, какой тип пирсинга и какое украшение мне подойдет. Для этого, конечно, грудь обнажена, сосок слегка выкручен, чтобы встал торчком.
— Ларс, — жалобно пищу я. Это уже слишком, он не просто ласкает мою грудь, а разглядывает ее, прикладывая разные картинки.
— Когда ты перестанешь меня стесняться? Смотри, я хочу для тебя вот так. Как раз в духе викингов.
На фотографии на сосок надет миниатюрный щит с отверстием посередине, а он сам проколот крошечным мечом, который этот щит закрепляет. Я чувствую, что моя грудь вздымается дыбом и без всяких прикосновений.
— Нравится? Завтра проколем, недели за две заживет, у меня есть хорошее средство. И к Рождеству можно будет вставить украшение. Сделаешь мне такой подарок?
— Слышал бы кто-нибудь, о чем ты просишь!
Он смеется.
— Линн, твое тело очень хочет иметь игрушки в сосках. Их же, как сережки, можно менять под настроение. Я тебе столько игрушек покажу в Стокгольме… Завтра сделаем пирсинг, а через пару дней поедем в комнату страха. Надо же испугать тебя окончательно, а то все обещаю, обещаю… Я потом еще кое о чем попрошу, и ты выполнишь.
Наверное, у меня вытягивается лицо.
— Трусиха. — Он вздыхает. — Все равно завтра придется уезжать, остров на десять дней оккупируют киношники. Потом, как обычно, не успеют, а там праздники, аппаратуру оставят на каждом шагу… Придется встречать Рождество в городе.
Он переворачивает меня на живот, снимает то, что приложил и снова обильно смазывает ягодицы.
— Ну вот, а ты боялась. К утру даже красноты не останется. Послезавтра можно пороть по-настоящему.
— А это как было?
— Это, дорогая, игрушки.
— А как насчет добровольности?
— Добровольно ты согласилась только встретиться со мной, все остальное делала, делаешь и будешь делать по моей воле. Я давно мог не только выпороть тебя, но и сделать вообще все, что угодно. Но я хочу, чтобы ты сначала испытала весь сладкий ужас предвкушения, чтобы заранее мысленно пережила все, что с тобой случится потом. Хочу, чтобы твое тело взяло верх над твоим разумом и заставило вытерпеть все.
— Ларс, я не буду заниматься БДСМ.
— БДСМ? Нет, это не то, но кое-какие приспособления в комнате страха есть. Ни пыток, ни крови, ни обжигающего воска, тока или чего-то зверского не будет. Кроме того, часто предвкушение интересней самого действия. Теперь если я вдруг закрою дверь в библиотеке на ключ, ты поймешь, что предстоит порка, и от одного осознания этого адреналина выбросится в кровь не меньше, чем от самой порки, правда?
Я вынуждена согласиться. Да уж…
— И если ты увидишь все, что есть в комнате боли, узнаешь, что я могу при помощи всех этих приспособлений с тобой сделать, ты испытаешь еще какие эмоции от одних фантазий… Прошу только об одном: не смотреть никакие ролики в Интернете, их слишком часто снимают дилетанты, мастера не всегда выставляют свое умение и свои эмоции напоказ. Можешь встать? Нам пора.
— Дай мне, пожалуйста, джинсы.
— Ты меня стесняешься? Это после того, как я тебя выпорол?
— Дай джинсы.
— Держи, я даже отвернусь, только посмотреть все равно должен. Кстати, учти, что это не настоящая порка, а только разогрев. В следующий раз будет жестче.
— Зачем ты меня пугаешь?
— Побойся немножко, это полезно. Мысленно покрутись, представляя, как по тебе гуляет плетка.
— Ларс!
— Да, дорогая?
Вот и весь разговор. Мне определенно не могут помочь никакие Принципы привлекательности. Мужчина, у которого я в руках, признается, что безумно меня хочет, но при этом мы не занимаемся сексом с утра до вечера и с вечера до утра, как могли бы; он хлещет меня пусть пока и флоггером и обещает отходить плеткой, но заботлив, как наседка; готов для меня на все, но при этом требует беспрекословного подчинения.
Ну, и чьи советы тут могут помочь? Ничьи!
Я вдруг понимаю, что только советы самого Ларса, вернее, один: когда мы вдвоем за закрытой дверью, отбросить все соображения приличий и слушать свое тело. Ей-богу, он прав, мое тело хочет вовсе не того, что диктует голова…
Я сложила сумку и позвонила Оле с сообщением, что с завтрашнего дня буду жить в своей квартире.
— Почему? Что случилось?
Пришлось сказать о киношниках.
Давно ли сам предлагал мне возвращаться?
Снова полночи не спала, но уже не пытаясь разобраться в себе, а фантазируя, какой будет наша жизнь в Стокгольме и что Ларс станет со мной делать. Будет связывать? Подвешивать? Пороть? От всех этих предположений становилось страшно и… сладко.
Я вспоминала все, что знала о БДСМ, пытаясь представить себя на месте тех, кого видела на фото или в роликах, и ужасалась:
— Нет, только не это!
Им не могло не быть больно, они рыдали, извивались под плетью, кричали, хотя потом плакали благодарными слезами. Неужели я такая же сумасшедшая?! Или такой стану рядом с Ларсом в попытке завоевать его или его попытке совратить меня окончательно? Тогда лучше бы вовсе не встречаться.
Я уже не верила, что Ларс виноват в гибели девушки, можно бы закрыть все вопросы, Ларса в тот день видел не только Свен, но и привратник Жан, его жена Мария, капитан яхты… Но главное — данные записи видеокамер. Потому полиция и не заинтересовалась Ларсом Юханссоном вопреки сомнениям БДСМщиков.
Слежку, во всяком случае, с моей стороны можно бы и прекратить, но теперь уже я сама не желала расставаться с Ларсом, несмотря на то, что была выпорота им флоггером. Даже двумя.
Ой-ой! Какая важность — получила пару шлепков по толстому заду! И даже не болит. Я потрогала ягодицы, нет, ничего, почти не саднило. Вполне терпимо, зато какая забота… а еще при одном воспоминании о порке у меня поднималась волна желания, начинали играть гормоны.
Обругав себя дурой, перевернулась на живот и попыталась заснуть.
Утром Ларс привычно позвал меня на пробежку.
— Как ягодицы?
— В порядке, — мрачно буркнула я, но не потому что болели, а потому что не выспалась и еще глаза Ларса откровенно смеялись.
— Сидеть можешь?
— А что, бывает, что невозможно?
— Смотря как пороть. Бывает, спят на животе несколько ночей. Но я показал тебе только разогрев, самой порки еще не было. Ты даже не поплакала.
— А я должна была плакать?
— Конечно, реветь счастливыми слезами.
— От порки?
— Да. Ничего, еще испытаешь и настоящую боль, и счастливые слезы.
Ой… может, мне все же лучше домой и забыть этого сероглазого красавца, как страшный сон? Нет уж, если это и сон, то такой, который хочется повторять снова и снова.
Конечно, после пробежки он явился проверить состояние пострадавшей части тела, снова смазал и спокойно констатировал, что я способна выдержать и не такое.
— Пороть будет одно удовольствие.
— Вот еще!
— Не советую огрызаться, я поставил зарубку. — Ларс вдруг поднимает мое лицо за подбородок: — Линн, скажи честно, тебе же понравилось?
— Но больше не хочу.
— Куда ты денешься, еще как захочешь. Просить будешь, чтобы прошелся плеточкой.
Я с ужасом подумала, что он прав, но признавать этого не хотелось.
— Ну, поиграй в сопротивление, поиграй… Чем дольше будешь играть, тебе дороже оно тебе обойдется.
Я испытываю сладкий ужас.
Потом мы позавтракали, распрощались со Свеном и поднялись на яхту. Вовремя, потому что навстречу уже двигались три катера киношников.
— Вот саранча! — рассмеялся Ларс. — Только бы дом не разнесли.
— Свен не позволит, — спокойно откликнулся капитан.
— Петер, ты вернись потом в дом, помоги ему.
— Ладно…
Когда сошли с яхты в Стокгольме, оказалось, что машина уже ждет. Но перед тем как садиться, Ларс остановил меня:
— Линн, нам нужно заехать к мастеру тату и сделать пирсинг. Потом будешь свободна до завтра. Мы отвезем тебя домой.
Мне было страшно, видно, заметив это, Ларс улыбнулся:
— Николас настоящий мастер, больно не будет.
Салон тату шикарен, нам рады, словно его только для того и открыли, чтобы Линн Линдберг пришла сюда дырявить свои соски. Пригласили присесть:
— Николас освободится через минуту.
Я огляделась. На стенах фото разных татуировок, всевозможных изысков на теле. Ларс подвел меня к ряду снимков с пирсингом сосков. М-да… Вот откуда у него картинки. Одна грудь шикарней другой, правда, мне не слишком понравился пирсинг на мужской груди, зато женский…
И вдруг я ловлю себя на том, что ревниво сравниваю свою грудь с теми, что на фото. И рождается желание издырявить ее вдоль и поперек, только чтобы превзойти вот этих!
Мой змий-искуситель это заметил, руки ложатся на плечи, а губы шепчут в ухо:
— У тебя лучше. Жаль, что я не помучил твою грудь вчера, теперь придется воздерживаться, пока перестанет болеть.
Вот уж спасибо за напоминание о боли!
— Испугалась? Смотри, сколько игрушек. Мы будем менять их каждый день.
Я только успеваю подумать, что означает это «каждый день», он намерен быть со мной долго? Ларс показывает еще одну игрушку:
— А вот колокольчики, будем подвешивать, чтобы звенели, когда… ммм… ну, ладно, об этом потом. И сделаем пирсинг еще кое-где, так, чтобы знали только мы с тобой, да?
Я полыхаю до самой макушки, он шепчет тихонько на ухо, но то, какие мы теперь рассматриваем картинки, сомнений в намерениях Ларса не вызывает. Замечаю, с какой завистью смотрят на меня два администратора салона, даже большей, чем тогда продавцы в магазинах. Да уж, самый красивый в мире мужчина привел меня прокалывать соски, показал кучу всяких безделушек, которые он намерен вешать в прокол, и обещал… Ладно, об этом потом, как говорит сам Ларс.