– Лиэм, простите, что беспокою вас в такое время, но это очень важно. Мне нужен Филипп Крэйл. Вы не знаете его домашний телефон?
– Я…
Саттертуэйт подождал, пока Макнили сможет сосредоточиться на новой мысли. Наконец тот ответил все тем же отсутствующим тоном:
– Подождите на линии, я попробую его найти.
Спустя некоторое время Макнили снова взял трубку. Он назвал Саттертуэйту семь цифр, которые тот записал на обложке справочника, лежавшего рядом с телефоном.
– Это все, что вы хотели, Билл?
– Да, спасибо. Простите, что вас побеспокоил.
– Все в порядке. Все равно я не засну этой ночью.
– Погодите минутку, Лиэм… Я думаю, вы можете мне помочь.
– Помочь вам? В чем?
– Я не могу говорить об этом по телефону. Вы одеты?
– Да.
– Я в здании управления. В конференц-зале – в том, что в холле, напротив зала заседаний Совета национальной безопасности. Вы можете приехать сюда прямо сейчас? Мне нужен помощник на телефоне. Надо будет сделать много звонков.
– Не знаю, гожусь ли я сегодня на то, чтобы с кем-нибудь разговаривать, Билл. Не хочется вас разочаровывать, но…
– Это для Клиффа Фэрли, – перебил Саттертуэйт, – и это очень важно.
К тому времени, когда приехал Макнили – невероятно элегантный в своем костюме из шерсти ангорской козы и итальянских туфлях, – уборщики уже закончили свою работу. Саттертуэйт завел его в зал заседаний и закрыл дверь.
– Я рад, что вы пришли.
– Все это выглядит очень загадочно. Что у вас на уме?
Они не были настоящими друзьями, но много общались со времени последних выборов. Само собой подразумевалось, что в новой администрации Макнили займет место Саттертуэйта.
– Полагаю, вы думали о Фэрли.
– Да.
– Появятся слухи, что это Брюстер убил Фэрли.
– Возможно. Так бывает всегда, когда смерть одного человека выгодна другому.
– Эти слухи не имеют под собой никакой почвы, – сказан Сатттертуэйт. – Я хочу, чтобы это было ясно, прежде чем мы пойдем дальше.
Макнили вежливо улыбнулся одним уголком рта:
– Во время предвыборной кампании мы называли его разными словами, но среди них не было слова «убийца».
– Он на редкость честный человек, Лиэм. Если использовать устаревшее выражение – он человек добродетельный. Понимаю, что для вас он выглядит скорее политиком, находящимся в плену старомодных ценностей, но вы не станете отрицать его честность.
– Зачем вы мне все это говорите?
– Затем, что я все больше прихожу к одному определенному убеждению. Ситуация, при которой президент, потерпевший поражение на выборах, наследует собственную власть, совершенно недопустима.
– Значит, опять все сначала?
– Снимайте пальто и садитесь. Я постараюсь все как следует объяснить.
Крэйл – сутулый мужчина в помятом пальто – приехал без двадцати два.
– В чем дело, Билл?
– Полагаю, вы знакомы с Лиэмом Макнили.
– Конечно. Мы вместе вели кампанию.
– Я не специалист по деятельности конгресса, – сказал Саттертуэйт. – Меня интересуют факты, связанные с его работой: структура, схема организации, механизм управления. Главой палаты является спикер, не так ли?
– Совершенно верно.
Крэйл выглядел очень усталым. Он сел в кресло, потер руками лицо и поставил локти на длинный стол.
Саттертуэйт взглянул на Макнили. Худощавый ньюйоркец с большим вниманием смотрел на обоих.
– Это может быть чрезвычайно важно для всех нас, – сказал Саттертуэйт. – Скажите, когда погиб Милтон Люк, почему не был немедленно выбран его преемник? Почему вас сделали только исполняющим обязанности?
Крэйл покачал головой. Его губы слегка покривились.
– Я вижу, к чему вы клоните. Странно, что об этом меня спрашиваете вы, человек Брюстера.
– Продолжайте, – сказал Саттертуэйт.
– Что ж, наверно, потому, что я новичок в этой работе. Им было нужно назначить кого-нибудь временно на этот пост, и я оказался под рукой. На самом деле для такого поста у меня не хватает квалификации. Если смотреть по старшинству, то впереди меня стоит еще множество людей. В основном южан.
– Но почему они сразу не избрали Люку постоянного преемника?
– По двум причинам. Во-первых, у нас не было кворума. Мы потеряли много людей во время взрывов, если вы помните. – Крэйл произнес это очень сухо. Раньше он никогда не славился саркастической манерой разговора; вероятно, это была его личная защита, которую он выстроил против цепи трагических событий, обрушившихся в последнее время на каждого из них. – Наверно, вы не знаете всего, что произошло за последние двадцать четыре часа, – сказал Крэйл. – Нам пришлось срочно вернуть в Вашингтон около сотни конгрессменов. Многие из них разъехались по домам на похороны своих друзей. До сегодняшнего вечера в палате не было кворума. Мы потеряли семьдесят два конгрессмена. Четырнадцать все еще находятся в больницах. К счастью, их состояние нельзя назвать критическим. Но так или иначе, в палате не хватает восьмидесяти шести человек, причем большинство убитых были демократами. Понимаете, о чем я говорю?
– Вы хотите сказать, что демократы не смогут наскрести большинства, если вы попытаетесь стать спикером прямо сейчас?
– Вроде того. По этому поводу в палате были большие волнения. Некоторые южане угрожали покинуть зал, если мы не согласимся на компромисс при избрании нового спикера. Этот вопрос долго обсуждался в кулуарах и на заседаниях обеих партий, особенно у северян. В конце концов мы решили, что лучше подождать специальных выборов или правительственного указа, чтобы заполнить вакантные места. Скорее всего, это восстановит в палате то большинство, которое было у демократов до сих пор. А нас никто не будет обвинять, что мы протащили через конгресс какие-то решения, воспользовавшись отсутствием кворума.
– Однако это не помешало вам переизбрать Говарда Брюстера прошлой ночью.
– Господи, но никто ведь не ожидал, что Фэрли умрет. А кроме того – вы знаете, какая у нас была альтернатива.
Саттертуэйт покачал головой:
– Я все еще не удовлетворен вашими объяснениями. Спикер палаты представителей, если бы он сейчас существовал, должен был бы стоять первым в списке преемников президента. Впереди Холландера и впереди Брюстера. Так почему вы не избрали нового спикера и не позволили ему стать президентом?
– Эта было первое, что пришло нам в голову. Но все дело в том, что такой акт противоречил бы закону. Линия преемственности учитывает только лиц, которые занимали свое место – позвольте мне процитировать – «до того, как произойдет смерть, или отставка, или отстранение от должности в результате физического отсутствия, неспособности или дисквалификации». Понимаете, о чем я говорю? Невозможно просто взять и избрать нового спикера палаты представителей, который в силу свершившегося факта станет президентом. Единственный спикер палаты, который действительно мог бы унаследовать место Клиффа Фэрли и который занимал свой пост до того, как Фэрли похитили, – это Милтон Люк, а он мертв.
Макнили заметил:
– По-моему, во всем этом очень мало смысла.
Крэйл взглянул на него:
– Почему?
– Потому что я не знаю ни одного закона, который запрещал бы избирать нового спикера сразу после смерти или отставки старого. Для этого совсем не нужно ждать начала следующей сессии конгресса.
– Разумеется, мы можем избрать спикера в любое время, однако кого бы мы сейчас ни избрали, все равно это будет человек, который занял свою должность после свершившегося факта. Понимаете? Фэрли уже умер. Закон говорит: «До того, как произойдет смерть» – и тому подобное.
– Но Фэрли не являлся президентом. Он никогда им не был.
– Закон в равной степени распространяется и на новоизбранного президента, то есть президента, еще не вступившего в должность. Глава вторая, Двадцатая поправка к Конституции. Смотри так же закон о преемственности власти президента, третий том Свода законов США, год тысяча девятьсот семьдесят первый. Как видите, мы выполнили свои домашние задания.
Макнили откинулся на спинку кресла. Он махнул рукой Саттертуэйту:
– Что ж, по крайней мере, мы попробовали.
– Вам следовало ожидать, что такая идея придет в голову многим и помимо вас, – пробормотал Крэйл. – Какого черта.
Саттертуэйт возразил:
– Я еще не собираюсь сдаваться. Мне кажется, что закон относится к людям, которые занимают свою должность к тому времени, когда место президента становится вакантным. А вакансия появится только завтра в полдень, когда истечет срок полномочий Брюстера.
– Но в этом утверждении есть одно слабое место, – устало ответил Крэйл. – Согласно законодательству страны, новоизбранный президент занимает несколько квазидолжностей. Когда он умирает, на его место автоматически встает новоизбранный вице-президент. Когда умирает и он, новоизбранным президентом становится действующий спикер. Это происходит в момент смерти, а не тогда, когда в Белом доме появляется вакансия. Конечно, я не могу сказать, что эта процедура идеально понятна и проста, но в действительности именно так все и происходит. В ту минуту, когда умер Декстер Этридж, Милтон Люк стал новоизбранным президентом Соединенных Штатов. Так говорит закон.
– В таком случае я не понимаю, каким образом вы можете соединять две взаимоисключающие вещи. Если то, что вы сказали, верно, то в ту минуту, когда умер Люк, новоизбранным президентом автоматически стал Уэнделл Холландер. А раз так, Брюстер уже не может оказаться в списке впереди него – закон не имеет обратной силы.
Усталый взгляд Крэйла немного оживился.
– Тут вы, пожалуй, правы. И, как мне кажется, это никому еще не приходило в голову.
– Теперь представьте, что это придет в голову Холландеру в ближайшие четыре года. Тогда у нас будет большая заварушка – дело о незаконном присвоении власти президента.
– К чему вы клоните?
Саттертуэйт почувствовал на себе тяжелый взгляд конгрессмена. Глаза Крэйла горели, как два карбункула. Макнили еще глубже погрузился в свое кресло и с живым интересом следил за всем происходящим.
Саттертуэйт ответил:
– Налицо противоречие в законах, это очевидно. До сих пор никто не оказывался в подобной ситуации – не было соответствующих обстоятельств. Поэтому какое бы решение мы ни приняли, оно окажется одновременно и легальным и противозаконным.
– Верно. Продолжайте.
– Я хотел бы принять вашу интерпретацию закона о преемственности. Похоже, с ней согласны и все остальные. Но вы также должны признать, что если вы начнете действовать прямо сейчас и выберете себе нового спикера, то у него будут все законные права на кресло президента.
– Вы хотите сказать – если мы изберем спикера до сегодняшнего полудня?
– Вот именно.
– Начнутся большие разногласия. Возможно, в результате ситуация станет только хуже.
– Но это будет правомочное решение, не правда ли?
– Можно сказать и так. Закон может быть истолкован таким образом. Однако это вызовет жаркую дискуссию.
– В качестве альтернативы мы будем иметь новый президентский срок Брюстера, невзирая на то, что он подрывает основы Конституции.
– То же самое можно сказать и об избрании нового спикера. – Крэйл покачал головой. – Нет, я не могу с вами согласиться. Вы игнорируете тот факт, что Брюстер будет драться за свое место зубами и когтями, а у него огромная поддержка в массах, которой не имеет старина Уэнди Холландер.
Лиэм Макнили заметил:
– Возможно, значительная часть этих масс повернется в другую сторону, если мы предложим им привлекательного кандидата.
Крэйл не согласился:
– Страна и так готова к взрыву – что произойдет, если мы вдобавок разделим ее на два лагеря, ввязав нацию в предлагаемую вами схватку? Я скажу вам еще кое-что – конгресс сыт этим по горло. Он не потерпит нового нажима с вашей стороны. Если вы решили выступить против Брюстера, то почему не сделали этого немного раньше?
– Потому что я не видел достойной альтернативы Холландеру. И никто не видел. Поймите, Крэйл, я не против Говарда Брюстера, я против того опасного прецедента, который мы можем создать. Я думаю, что мы должны этого избежать, если есть хоть маленькая возможность.
– Нет такой возможности. Слишком поздно.
– Я в это не верю, – сказал Саттертуэйт.
– Вполне вероятно, – вставил Макнили, – что президент пойдет на это добровольно. Особенно если ему придется бросить вызов популярному политику. Он знает, что, если в подобной ситуации он попытается удержать в своих руках кабинет еще на четыре года, это бросит тень на его репутацию. Никто не забудет, каким путем он пришел к власти во второй раз. И это будет его мучить. Диссиденты его уже ненавидят, позже к ним присоединится множество других людей.
Прежде чем продолжить, Саттертуэйт выдержал паузу; когда он снова заговорил, его голос звучал негромко, но уверенно.
– Я знаю Говарда Брюстера. Он не захочет, чтобы его ненавидели. Думаю, нам удастся убедить его отказаться от своих прав и оказать поддержку новому кандидату на место спикера палаты представителей.
Крэйл вздохнул:
– Тогда мне придется просить вас простить мне мой скептицизм.
– Я уверен, что это сработает. Но вы даете мне такую возможность, не правда ли?
– В политике нет ничего невозможного, Билл.
– Вот и хорошо. Тогда я перейду к нашей главной просьбе. Нельзя допустить, чтобы члены конгресса снова разбежались кто куда. Вы не могли бы собрать их вместе и держать наготове, скажем, между этим часом и серединой завтрашнего дня?
Крэйл откинул голову и прищурился на собеседника:
– Полагаю, вы уже приготовили нам кандидатуру?
– Конечно.
– Кто он?
– Человек, который и так уже был близок к креслу президента. Человек, которого хотел сам Фэрли. Человек, которого Декстер Этридж объявил своим вице-президентом.
– Эндрю Би, – пробормотал Крэйл. – Господи, Билл, это будет как взорвавшаяся бомба.
09.45, восточное стандартное время.
Большой авиалайнер приземлился в Эндрюс; когда он вырулил на стоянку, Лайм отстегнул ремни и вышел из самолета, почти не взбодренный шестичасовым сном во время перелета через Атлантику. Шифрованный звонок от Саттертуэйта застал его в Гибралтаре, и он выполнил его инструкции, прилетев раньше других в пустом самолете и поручив Чэду Хиллу доставить домой все остальные тела – как живые, так и мертвые.
День был пасмурный. Над аэродромом висел легкий туман, поверхность бетона чуть лоснилась от сырости. Все тонуло в серых сумерках. Джип ВВС подкатил к трапу самолета – рядом с шофером сидел Саттертуэйт.
В Белый дом они прибыли к половине одиннадцатого. Люди из Секретной службы кивнули Саттертуэйту и с серьезным видом приветствовали Лайма. Множество настороженных глаз следили за их приближением к президентскому святилищу. Там и сям по углам стояла деревянная тара: несколько недель назад Брюстер упаковал свои вещи и пока не собирался распаковывать их снова.
Маргарет заставила их прождать в креслах двадцать минут, прежде чем пустить в кабинет. Кто бы ни был у президента в это время, он исчез за боковой дверью раньше, чем они оказались в комнате.
Брюстер встретил их с плохо скрытым раздражением. Закрыв дверь за собой и Саттертуэйтом, Лайм взглянул на президента и в первый момент, как всегда, поразился его физическим размерам. Брюстер возвышался посреди комнаты, наполняя собой весь кабинет, как тигр наполняет своим телом клетку.
– Что это за таинственный визит, Билл?
– Мы должны с вами поговорить, господин президент.
– По поводу Эндрю Би, надо полагать?
Саттертуэйт не мог удержаться от улыбки:
– Когда вы узнали?
– Несколько часов назад. У меня повсюду уши – кому это знать, как не вам.
Президент остановил взгляд на Лайме: он хотел понять, что делает здесь Лайм и почему он пришел вместе с Саттертуэйтом. Потом его внимание снова переместилось на Саттертуэйта.
– Полагаю, сейчас самое подходящее время сказать: «И ты, Брут?» Ведь это была ваша идея, не так ли? Или мои источники меня обманывают?