— Стив! Стив Куртис! — Майлз тряхнул головой, отгоняя преследовавшее его видение. — Да, — подтвердил он, — верно.
— Как воспринял ваши слова этот самый Стив Куртис?
— В свете того, что нам стало известно, — сухо отвечал Майлз, — мало сказать, что это ему не понравилось, однако он ограничился тем, что не поехал с нами в Грейвуд.
— До этого он говорил, что не собирается с вами ехать?
— Нет! Помню, его слова удивили и меня, и Марион. Стив вдруг заговорил о неотложных делах в министерстве.
— Упоминали ли вы раньше имя профессора Риго? Куртис знал, что вы с ним знакомы?
Майлз потер виски, пытаясь мысленно воспроизвести сцену. Начинала опять побаливать голова, перед глазами возникал Стив, поигрывающий трубкой; Стив, надевающий шляпу; Стив — с недоброй усмешкой на лице…
— Нет, — ответил Майлз. — Я не говорил ему о том, что ходил на заседание «Клуба убийств» и что это вообще за общество. Я, кажется, упоминал о некоем профессоре, но имени Риго не называл.
Доктор Фелл повернул к нему голову и с благожелательной улыбкой на розовощеком лице мягко сказал:
— Фэй Сетон все еще обладала материальной уликой, грозившей Гарри Бруку смертной казнью. Если бы Фэй Сетон перестала существовать, кто бы мог доказать, что Стивен Куртис и Гарри Брук — одна и та же персона?
Майлз рывком отодвинулся назад вместе со стулом.
— Господи Боже! — воскликнул он. — Вы думаете…
— Все может быть! — Доктор Фелл поправил толстыми пальцами перекосившееся пенсне. — Но мне нужно, чтобы вы напрягли свою память. В той беседе, которую вели вы, ваша сестра и Стив Куртис, заходила речь о комнатах?
— О комнатах?
— О спальнях! — Доктор Фелл не спускал с Майлза глаз, как охотник, взявший дичь на мушку. — О спальнях! Ну?!
— Кажется, да. Марион сказала, что поселит Фэй в своей спальне, а сама переберется в комнату на первом этаже, только что отремонтированную.
— Вот! — воскликнул доктор Фелл, мотнув головой. — Я вроде бы и сам слышал, как она в Грейвуде что-то говорила о комнатах. Значит, ваша сестра хотела поселить Фэй Сетон в своей спальне! Ага!.. Но она этого не сделала?
— Нет. Она хотела, но Фэй отказалась и предпочла первый этаж, сославшись на свое больное сердце. Чтобы меньше ходить по лестницам.
Доктор Фелл ткнул в воздух мундштуком трубки.
— Предположим теперь, кто-то уверен, что Фэй Сетон находится в верхней спальне, рядом с холлом. Предположим, что этот кто-то наблюдает за домом, чтобы еще раз в этом убедиться. Он прячется за деревьями возле дома, смотрит на окна второго этажа, не закрытые гардинами, и незадолго до полуночи видит, в окне… кого же? Он видит Фэй Сетон, которая прохаживается по комнате, к тому же — в халате. Вашей сестры Марион он не видит: она сидит в кресле около ночного столика в другом конце спальни. Ее не видно и с торца дома, так как там окна занавешены. Зато Фэй Сетон видна отлично… Предположим также, что в полуночный час кто-то пробирается в темную спальню, полный решимости совершить преступление, неординарное по замыслу и артистичное по исполнению. Он подходит к кровати со спящей женщиной и улавливает слабый аромат духов, всегда сопровождающий Фэй Сетон. Он, конечно, не может знать, что Фэй подарила флакончик своих духов Марион Хеммонд и что духи стоят на ночном столике. Этого он не знает и лишь вдыхает знакомый запах. Имеются ли у вас сомнения по поводу сказанного?
С первых же слов Майлз понял ход мыслей доктора Фелла, теперь же картина совсем прояснилась.
— Да! — с горячностью воскликнул доктор Фелл. — Гарри Брук, он же Стивен Куртис, планировал хитроумное убийство, но получилась осечка — вместо намеченной жертвы пострадала другая женщина.
Никто не проронил ни звука.
— Однако!.. — Возглас доктора Фелла сопровождался широким взмахом руки, задевшей кофейную чашку, кофе выплеснулся на скатерть, но никто не обратил на это внимания. — Однако я снова последую своей достойной сожаления привычке: предварю реальные события своей гипотезой. Вчера ночью, после того как прозвучал выстрел, признаюсь, я был несколько сбит с толку. Картина убийства Говарда Брука в целом была уже ясна: я полагал, что это сделал Гарри; я полагал, что Фэй Сетон взяла портфель вместе с его злополучным плащом и прячет вещи у себя. Я даже пытался вызвать ее на откровенность, намекнув на подводное плавание. И тем не менее я не мог связать одно дело с другим, не мог объяснить загадочное нападение на Марион Хеммонд. Даже инцидент, происшедший утром, не открыл мне глаза. Я говорю о своей первой встрече с мистером Стивеном Куртисом. Он вернулся из Лондона и вошел в комнату, как мне показалось, бодро и весело, элегантный, даже щеголеватый, вошел в тот момент, когда вы, — доктор Фелл снова строго посмотрел на Майлза, — говорили по телефону с мисс Морелл, помните?
— Да, — сказал Майлз.
— Я помню этот разговор, — вставила Барбара, — но…
— Что касается меня, — голос доктора Фелла набирал силу, — я вошел вслед за ним с чашкой чаю на подносе. — Брови доктора Фелла почти сошлись на переносице. — Ваши слова, адресованные мисс Морелл и услышанные Куртисом, были… кхм!.. звучали, помнится, так: «Ночью случилось нечто страшное. То, что произошло в комнате моей сестры, выше человеческого понимания». Вы прервали разговор, когда появился Стивен Куртис. Вы принялись его утешать и успокаивать. Все в порядке, сказали вы, Марион чуть не отдала Богу душу, но сейчас вне опасности. Это вы тоже помните?
Совершенно отчетливо Майлз видел перед собой Стива в его безупречном сером костюме, со свернутым зонтиком под мышкой, видел, как бледнеет его лицо.
— Лица его я видеть не мог, — словно прочитал мысли Майлза доктор Фелл, — но услышал, как на пару октав повысился его голос, когда этот джентльмен произнес: «Марион?..» И каким тоном!.. Сэр, если бы мои мозги тем утром работали более интенсивно, чего, увы, не случилось, одно это слово ответило бы на все вопросы. Куртис был буквально потрясен. Но чем он был потрясен? Помните? Он услышал от вас, что произошло нечто ужасное в комнате вашей сестры… Представьте себе — я возвращаюсь домой и слышу, как кто-то говорит по телефону, что нечто ужасное приключилось в комнате моей жены. Моя первая мысль — мысль о жене: что с ней? И вдруг, представьте, я страшно удивляюсь, когда слышу, что несчастье случилось именно с моей женой, а не, скажем, с моей тетушкой Мартой Хекни Уик! Итак, Куртис потерял над собой контроль. К сожалению, тогда я этого не заметил… А помните, что он сделал потом? В неописуемой ярости разбил свой зонт о край стола. Стивен Куртис был или хотел казаться человеком невозмутимым. Но Гарри Брук именно так бил в гневе ракеткой по мячику. Это был Гарри Брук, не получивший того, что хотел.
Майлз Хеммонд мысленно сравнивал знакомую физиономию Стива с воображаемым портретом Гарри. Белокурые волосы — да, но лысина! Профессор Риго сказал, что бывает облысение на нервной почве. Поэтому-то Стив и выглядел старше своих лет. Ему можно было дать все сорок, но они никогда не спрашивали его о возрасте. Они — это он, Майлз, и его сестра Марион.
Майлза вернул к действительности голос доктора Фелла.
— Этот джентльмен, — жестко продолжал доктор Фелл, — увидел, что его план провалился. Фэй Сетон осталась жива и находится тут, в доме. И невольно вы его огорошили еще раз. Вы сказали, что профессор Риго, то есть второй человек, хорошо знающий Гарри Брука, тоже находится в Грейвуде и в данный момент спит наверху, в его, Гарри-Стива, собственной комнате. Ему оставалось только бежать в библиотеку и зарыться в какую-нибудь кучу книг. Беды обрушивались на Куртиса одна за другой. Он пытался убить Фэй, а чуть не убил Марион Хеммонд. После этой неудачи…
— Доктор Фелл! — робко проговорила Барбара.
— А? Что такое? — недовольно отозвался доктор Фелл, прерывая цепь своих умозаключений. — Мисс Морелл! В чем дело?
— Простите, что я вас прерываю… — Барбара нервно поглаживала пальцем сложенную салфетку. — Я — посторонний человек во всей этой истории, мне только хотелось по мере сил помочь Фэй, да и то не вышло. Но пожалуйста, — ее серые глаза просили и умоляли, — пожалуйста, до того как Майлз и все остальные умрут от нетерпения, скажите нам, как удалось этому человеку так сильно испугать Марион?
— Хм! — буркнул доктор Фелл.
— Гарри Брук, — заметила Барбара, — хитер и опасен, но не умен и не образован. Как он мог додуматься до того, что вы называете «артистически исполненным преступлением»?
— Мадемуазель, — произнес профессор Риго торжественно и скорбно, как, вероятно, говорил Наполеон на острове Святой Елены, — он додумался до этого с моей помощью. Я рассказал ему похожий эпизод из жизни Калиостро.
— Понятно, — сказала Барбара.
— Мадемуазель, — встрепенулся профессор Риго, ударив по столу ладонью, — будьте любезны, не судите так легко о вещах, в которых вы мало разбираетесь. Объясните, пожалуйста, — тут ладонь профессора Риго шумно забарабанила по столу, — что же вам понятно, если существуют вещи, которые вообще понять невозможно?
— Извините, — робко покосилась Барбара на окружающих, — я только хотела сказать, что не слышала, чтобы вы просвещали Гарри Брука в области криминалистики и черной магии…
— При чем тут черная магия? — оборвал ее Майлз. — До вашего, доктор Фелл, прихода наш друг Риго наговорил тут кучу забавных вещей. Сказал, например, что Марион испугалась чего-то такого, что «слышала и уловила», но не видела. Это же чушь, такого не может быть!
— Почему не может быть? — спросил доктор Фелл.
— Да потому, что хоть что-нибудь да можно увидеть! К тому же она выстрелила…
— Нет, она не стреляла! — резко произнес доктор Фелл.
Майлз и Барбара переглянулись.
— Но ведь мы сами, — возразил Майлз, — слышали выстрел в ее комнате.
— О да!
— Тогда, значит, стреляли в Марион?
— О нет!
Барбара мягко дотронулась до руки Майлза.
— Может быть, — примирительно сказала она, — мы послушаем доктора Фелла?
— Хорошо. — Доктор Фелл поерзал на стуле и поднял глаза на Майлза. — Полагаю… кхм!.. Я слишком долго испытываю ваше терпение, — сказал он, не то извиняясь, не то сожалея.
— Если угодно, да.
— Видите ли, в мои намерения вовсе не входило интриговать вас. Я должен был с самого начала понять, что ваша сестра стрелять не могла. Она находилась в состоянии полной прострации и релаксации, как это бывает при нервных потрясениях; ее тело было абсолютно расслаблено, но вопреки всему ее пальцы сжимали, как мы видели, рукоятку револьвера. Этот факт невероятен и противоестествен. Если бы она даже успела выстрелить до того, как потеряла сознание, тяжелый револьвер выскользнул бы из ее пальцев. Сэр, все это означает, что револьвер был аккуратно вложен ей в руку, чтобы нас всех окончательно запутать. Вероятно, я так никогда бы и не разгадал этот фокус, если бы не стал вдруг опять размышлять о Калиостро. Мне вспомнились некоторые эпизоды из его жизни. Например, его посвящение в члены тайного общества в погребке «Королевская голова» на Джерард-стрит. Откровенно говоря, я питаю слабость к тайным обществам. При этом хочу заметить, что тайные собрания восемнадцатого века значительно отличаются от нынешних чаепитий на Челтенхэме. Там неофиты всегда подвергались испытаниям, иногда очень опасным. Если Главный Магистр отдавал приказ казнить или миловать, кандидат никогда не был уверен — говорится ли это в шутку или всерьез. Вот вам пример! Калиостро на коленях с завязанными глазами уже прошел главное испытание. И вдруг ему говорят, что он должен доказать преданность ордену, возможно, ценой собственной жизни. Ему дают в руки пистолет, предупреждают, что оружие заряжено, велят целиться себе в голову и спустить курок. Посвященный в члены общества думал, конечно, — как каждый на его месте, — что речь идет об очередном испытании и что ему вручили незаряженный пистолет, но в тот самый момент, когда он нажал на спусковой крючок… В общем, Калиостро выстрелил, и вместо осечки, вместо сухого щелчка прогремел выстрел, огонь ослепил его и пуля оцарапала ему лоб. Конечно, его пистолет был разряжен, но в тот самый миг, когда он спускал курок, кто-то другой выстрелил над самым его ухом. Он всю свою жизнь помнил ту долю секунды, когда ощутил — вернее, когда ему показалось, что он ощутил, как его череп разлетелся от выстрела на куски. Не мог ли этот эпизод кое-что подсказать преступнику?
Навести на мысль о том, как прикончить женщину с больным сердцем?.. Итак, среди ночи некто пробирается в дом, каким-то образом не дает жертве позвать на помощь и тут же приставляет холодное дуло револьвера к ее виску, а затем в течение нескольких минут, долгих и страшных минут, она слышит зловещий шепот. Ей говорят, что она сейчас умрет. Свистящий шепот велит ей проститься с жизнью: «Ты умрешь, ты сейчас умрешь, это конец». Нервы напряжены до предела, она уже теряет всякую власть над собой и, понятно, не видит второй, заряженный револьвер. В свое время, как и было задумано, у ее головы раздастся выстрел, но на таком расстоянии, чтобы волосы не пропитались пороховым дымом, а потом револьвер будет вложен в руку жертвы: люди должны предположить, что она стреляла в какого-то воображаемого грабителя, хулигана или привидение и что в комнате никого не было. А между тем в кромешной тьме рядом с ней шелестит леденящий душу шепот, несущий смерть… Щелкнул взводимый курок… Вот, вот… Бах!
Доктор Фелл грохнул рукой по столу. Всего-навсего ударил рукой по столу, на котором звякнули кофейные чашки, но трое его слушателей подскочили на месте, будто увидели вспышку и услышали выстрел. От движения воздуха дернулись и запрыгали язычки свечей. Барбара, побледнев, отодвинула стул, встала и отошла от стола.
— Хватит! — сказал Майлз. — Ко всем чертям!..
— Я… прошу прощения, — сокрушенно проговорил доктор Фелл и поправил пенсне. — Я не хотел портить вам настроение, но мне надо было раскрыть дьявольский фокус этой затеи. Расчет был точен, если иметь в виду женщину с больным сердцем. Простите, дорогой Хеммонд, но вы сами видели, как это подействовало на такую крепкую женщину, как ваша сестра. Ныне у всех нас, надо признаться, нервы пошаливают и не выдерживают, особенно когда слышишь выстрелы и взрывы. Вы сами говорили, что ваша сестра не выносила воздушных налетов и боится атомной бомбы. Испугать ее могло только нечто подобное… Сэр, если вам действительно дорого здоровье вашей сестры, если вы потрясены происшедшим, если беспокоитесь о том, как воспримет она эту кошмарную правду, — спросите себя, как бы ей жилось, выйди она замуж за этого так называемого Стивена Куртиса!
— Да, — сказал Майлз, поставив локти на стол и опершись на руку подбородком. — Да, понимаю. Продолжайте.
— Так вот. Теперь объясню все по порядку. Зачем, подумал я, кому-то понадобилось готовить такое замысловатое покушение на Марион Хеммонд? И тут я вспомнил странную реакцию мистера Куртиса, когда он услышал, что именно Марион оказалась потерпевшей. Вспомнил ваши слова о двух спальнях, о силуэте женщины в халате, мелькавшем в не закрытых шторами окнах. Вспомнил о флаконе духов. И ответ явился сам собой: никто и не хотел пугать Марион Хеммонд, собирались покончить с Фэй Сетон. Но в таком случае… Прежде всего, как вы знаете, я направился в спальню вашей сестры. Я хотел выяснить, не оставил ли преступник каких-либо следов. Признаков насилия я не заметил. Бандиту даже не пришлось связывать жертву. Я убедился, что он ее пальцем не тронул и мог взять в обе руки по револьверу — заряженный и без патронов: дуло к виску — и порядок. Едва ли он намеревался ее кусать, разве что подчиняясь гипотезе о вампирах, и, конечно, никаких следов укусов на шее я не обнаружил. Ничего подозрительного не оказалось и на полу возле кровати… Итак, ночью в этой спальне разыгралась жуткая сцена с участием мистера Стивена Куртиса. Но почему Стивен Куртис был так заинтересован в смерти совершенно чужой ему женщины, Фэй Сетон, да еще прибегнул к трюку, заимствованному из приключений Калиостро?.. Калиостро вдохновил профессора Риго. Профессор Риго вдохновил Гарри Брука, рассказывая ему эпизоды из… Черт возьми! Не может ли этот Стивен Куртис оказаться Гарри Бруком? Вздор, абсурд! Гарри Брук умер. Об этом нечего и думать… В то же время, осматривая комнату в поисках следов преступника, я не переставая об этом думал. И вдруг понял, что улика у меня перед глазами, перед самым носом! Итак, в комнате прозвучал выстрел; преступник использовал для этого револьвер «ив-грант-32», который, как он знал, лежит в ночном столике Марион, а в качестве пугающего оружия применил какой-нибудь старый пистолет. Хорошо! Спустя какое-то время после выстрела мисс Фэй Сетон поднялась на второй этаж и заглянула в спальню Марион. Она увидела нечто такое, что ее обескуражило и ошеломило. Она не испугалась, нет! Она…