— Погодите! А как охранник узнал про меня?
— Он видел, как вы проскочили в лифт.
— Но как он узнал, что вошла я в вашу квартиру? Соболев усмехнулся и снисходительно сообщил:
— На табло загорелся этаж, на котором вы вышли, это во-первых. Во-вторых, на моем этаже всего две квартиры. А в третьих, все этажи снабжены видеокамерами. Охранник подошел к монитору, увидел, как вы вошли, и позвонил мне в офис.
— Информация с камер слежения записывается?
— Да. И долго хранится.
Далила подытожила:
— Значит, должна остаться запись того, как Настя проникла в квартиру. Значит, вы не можете это дело замять. Следовательно, ей бесполезно вас шантажировать.
— Вы правы, — слегка ободряясь, согласился Соболев. — Тогда я немедленно вызываю милицию.
— Нет, погодите, — остановила его Далила. — Сначала давайте попробуем понять, зачем Мироновой эти убийства. Может, она из ревности решила Вету подставить?
Соболев опешил:
— Из какой такой ревности?
— Она ревнует вас к старшей дочери, к вашей семье.
— Из ревности хлопнула двух компаньонов? Как вам только в голову это пришло. Дело, которое Настя провернула, — сложное, грандиозное даже. Сами судите: убить двух человек в один день само по себе непросто. Их на ту трассу надо было как-то еще заманить, а потом все так устроить, чтобы на Ветку мою убийства свалить.
— Да, вашей любовнице пришлось потрудиться, — согласилась Далила.
Соболев с укором заметил:
— Нашли время кусаться. И без этого тошно.
— Простите, — ей стало стыдно. — Продолжайте, пожалуйста, мне интересно знать, как вы мыслите.
— А мыслю я следующим образом. Здесь пахнет деньгами и большими. Только из-за денег организуются такие сложные и затейливые убийства. Это я вам говорю, как съевший собаку на этом деле. А ревность…
Соболев покачал головой:
— Нет, для таких сложных конструкций ревность — слишком слабый мотив.
— Плохо вы знаете женщин, — огрызнулась Далила и подумала: «Но он прав».
— Как с Веткой беда случилась, — продолжил Соболев, — голову себе я сломал, размышляя над тем, кто дочку мою подставляет. Чего только не передумал. Перебрал всех своих врагов, с друзьями советовался.
— И что?
— А ничего! Не вижу резона! Теперь же, когда выяснилось, что Настя заказала Киселева и Трахтенберга, я совсем уже ничего не пойму. Зачем это ей, Ветку мою подставлять? Они же подруги. И про отношения наши Вета не знает.
— Странно, — удивилась Далила. — Неужели вы думаете, что Настя только для того и убила двух бизнесменов, чтобы вашу Вету подставить?
Соболев отрезал:
— Именно так я и думаю.
— Но почему?
— Потому что других версий не нахожу. Бизнес этих убогих покойничков здесь ни при чем.
— А слияние? Если бы Киселев и Трахтенберг были живы, они не стали бы в холдинг вливаться.
— Совершенно верно, они расторгли бы с ней договор. Ну и что? Насте плевать на холдинг.
Соболев посверлил Далилу глазами и вдруг спросил:
— Это вы подсылали ко мне ту ушлую даму!
— Лизу?
— Да-да.
— Почему подсылала?
— А что, сами прийти не могли?
— Я действовала в интересах вашей дочери. Вета боялась, что за вами следят. И как только я выйду из вашего офиса, сразу начнут следить и за мной, а я бываю у Веты.
Соболев рассмеялся:
— Поразительная наивность! Неужели вы думаете, что я пустил это дело на самотек? Во-первых, в моем офисе столько народу бывает, что на всех не хватит ментов. А во-вторых, менты эти у меня на содержании. Они докладывают мне все, что касается Веты.
— Выходит, с пистолетом Настя старалась зря? — прозрела Далила.
— Ну, конечно! Нет, те показания, которые в деле возникли раньше, чем я о нем узнал, изъять нельзя. Пока нельзя. А там посмотрим. Дела и горят, и тонут. Не беспокойтесь, дочку в обиду не дам.
— Ну, тогда я вам не нужна.
Соболев удивился:
— Вы что, обиделись?
Далила пожала плечами:
— С чего?
— Значит, вы не правильно меня поняли. Я хотел не только Ветку спасти, но и виновного наказать.
— Хотели, пока не знали, что здесь замешана Настя, — уточнила Далила.
Он рассердился:
— Не придирайтесь к словам. Всего лишь имел в виду, что дорожу каждой мелочью, каждым свидетелем, потому что понимаю: тот, кто это затеял, тоже не беден.
— Точнее, понимали. Теперь вы точно знаете, о ком идет речь.
— Знать-то знаю, — согласился Соболев, — но что это меняет? Вопросов осталось много. Настьке это зачем? Кто ее сбил с панталыку?
— Думаете, Мироновой кто-то руководит?
— Я говорил уже вашей подруге и вам скажу. Нет у Насти мотива Киселева и Трахтенберга убивать. Я ее к Брусницкому в холдинг пристроил, я просил за нее.
— А может, Брусницкий и руководит вашей любовницей. Вы хорошо его знаете? — спросила Далила.
Соболев взорвался:
— Прекратите произносить это слово! Только и слышу от вас «любовница» да «любовница»! Нарочно меня злите? Не пойму, правда, зачем. Вроде, ничего вам плохого не делал, — уже спокойней закончил он.
Далила пообещала:
— Ладно, больше не буду.
— Аркадий Брусницкий — мой друг, — как ни в чем не бывало, продолжил Соболев. — Он тяжело заболел. Онкология. Выкарабкается или нет, никто не знает.
— У него наследники есть?
— Да, есть наследник, Артем. Всего на веку своем повидал я, но такое убожество вижу впервые. Как Аркашка его таким неумехой во всем воспитал, все поражаются. Отец любому даст сто очков вперед; сын — полная противоположность. Какое дело ни поручи — завалит. Брусницкий на смертном одре больше всего переживает за сына, потому меня и просил присмотреть за холдингом. Слезно молил: «Андрюха, не бросай моего лошка-Артема. Умереть не успею, как все у него отберут».
Далила с сарказмом заметила:
— И поэтому вы любовницу свою быстро пристроили управлять холдингом друга. Из великодушия, так сказать. Она что, эта Настя, еще на что-то способна, кроме как в вашу постель нырять?
На этот раз Соболев не обиделся.
— Настя совсем не глупая и хорошо образована. Опыта ей действительно не хватает, но я всегда рядом.
— На соседней подушке, — вставила ядовито Далила и повинилась:
— Ну ничего поделать с собой не могу. Само из меня прет.
Соболев с горькой усмешкой покачал головой:
— Ну, вы, бабы, все же и змеи. Выходит, Настя тоже змея. Я хотел одним махом все проблемы решить: и Настьку к делу пристроить, и другу помочь.
— И себя не обременить.
— Да, а почему бы и нет? Мое собственное дело отнимает все время, все силы.
— Ну, не все, — на этот раз игриво уточнила Далила.
Соболев на ее подколки устал реагировать.
— Пусть не все, — махнул он рукой. — Дело не в этом. По-любому не мог я доверить управление холдингом чужому и опытному человеку. Времена сейчас непростые. Оглянуться не успеешь, ан нет его, холдинга. У опытного он уже. А Настька под полным моим контролем. Кстати, слияние с Киселевым и Трахтенбергом я ей и присоветовал.
Далила была поражена:
— Вы?!
— Ну да. Очень выгодное слияние для Аркаши Брусницкого, а вот Насте одни только хлопоты от этого. Почему и понять не могу, какая муха ее укусила.
— А почему вы не допускаете, что эта муха и есть сам Брусницкий?
Соболев изумленно вскинул одну бровь:
— Аркаша? Да ну! Ерунда! Он тонкий политик, он привык миром решать дела. Тем более сейчас, когда он в двух шагах от могилы. Нет, Аркаша не способен подставить мою дочь.
— А сын его? — спросила Далила.
— Не смешите меня. Я же сказал, Артем — полный лох. Кстати, он сам это знает и не суется давно уже никуда.
— А раньше совался?
— Да поначалу пытался проявлять инициативу. Даже не пытался, отец его все толкал. Нет, Артем живет своей странной жизнью и бизнесом не интересуется.
— Чем же он занимается?
— А он у нас музыкант.
Далила призналась:
— Я хотела бы на него взглянуть.
Соболев удивился:
— Зачем?
— Как психолог хочу убедиться, что этот Артем действительно не причастен к убийствам.
— Артем? Причастен к убийствам? Не смешите меня! Если бы вы его видели…
— Именно этого я и хочу, — перебила его Далила. — Вы можете мне поспособствовать?
Соболев растерялся:
— Даже не знаю. Артем в ссоре с отцом, не живет дома, не ходит в больницу.
Взглянув на часы, он вдруг заспешил:
— Извините, мы заговорились. У меня есть неотложное дело. Могу я обременить вас одной просьбой?
— Пожалуйста, если это в моих силах.
С виноватым видом он попросил:
— Дайте мне визитку свидетельницы, этой вашей банкирши. Я сам с ней договорюсь.
— Да нет никаких проблем, — шаря по карманам, согласилась Далила.
— И больше вам не надо в это дело вникать, — смущенно продолжил Соболев. — Я сам справлюсь.
— Я не против.
— И еще. Если вам не трудно, за Веткой моей присмотрите. Ей сейчас плохо. Ободрите ее, поддержите морально. Вот за это я буду вам благодарен весьма. Чувствую, не зря она к вам пришла. У вас сын есть, наверное?
«Он решил, что его дочь влюблена в моего сына», — догадалась Далила и оскорбилась:
— Я что, так старо выгляжу?
Соболев успокоил ее:
— Нет, конечно. Вашу подругу я принял…
Она уточнила:
— Речь о Лизе?
— Да, ваша Лиза вообще тянет лет на двадцать, не больше. Вот я и предположил…
Далила его огорчила:
— Нет, мой сын с вашей дочерью не знаком.
— А почему тогда Вета к вам за помощью обратилась? — удивился Соболев.
— Мой племянник с ней немного знаком.
— Немного знаком? Всего лишь немного?
— Да, поверьте, ничего серьезного.
— Тогда передайте вашему племяннику, что он очень благородный человек.
Разговаривая, Далила обшарила все карманы, но визитки Филипповой не нашла.
— Вы уж меня простите, — призналась она, — но свидетеля я потеряла. Или ваша Настя ее унесла, эту банкиршу, Елену Филиппову.
Соболев побледнел:
— Без ножа меня режете. И на память не помните ни одного ее номера?
— И на память не помню, но это неважно. В одном роддоме с моей подругой лежит ее родная сестра.
— Уф-ф, — вздохнул с облегчением Соболев. — Тогда найдем. Без труда.
Глава 24
Выйдя из дома Соболева, Далила загрузилась в свой «Форд», но не поехала, а попыталась привести мысли в порядок. Настя Миронова заказала Киселева и Трахтенберга, а стрелку перевела на подругу. Настя имеет сообщницу, девицу, похожую на Вету. Добившись с помощью одежды и куртки «Диор» максимального сходства с Ветой, девица убивает бывших любовников Соболевой. Настя подбрасывает орудие убийства подруге. Наверняка она запаслась и другими уликами.
Мозаика событий сложилась в довольно ладную картину, но отсутствовало главное: мотив.
"Зачем Настя все это затеяла? — размышляла Далила. — Вряд ли она имела цель подставить подругу. Скорее, Вета — случайная жертва. Соболев прав, от этой истории сильно несет борьбой за крупные деньги. В таком случае, цель Насти — убить бизнесменов, которые передумали вливаться в холдинг. После их смерти договор остается в силе, слияние уже и пошло.
А Вету Настя выбрала по трем причинам. Лучшую подругу, да еще тюху, легче подставить. Жизнь подруги как на ладони, что помогает планировать преступление.
Вторая причина: тюха умудрилась пофлиртовать и с Киселевым, и с Трахтенбергом, следовательно, ей можно приклеить мотив: ревность, обида, месть за унижение. Всем известно, что тюху бросили.
И третья причина: Настя — любовница Соболева. Он и мысли не хотел допускать, что его любимая женщина замешана в преступлении против его дочери. Соболев действительно защищал свою Настю, на что она и рассчитывала. Не будь кассеты, попробовала бы Далила его убедить, что его разлюбезная Настя заварила такую горькую кашу. Соболев и сейчас обескуражен, поскольку не видит мотива.
"А я вижу, — решила Далила. — В одном Соболев прав, в истоках этой истории может лежать только один мотив: деньги. Местью, обидой, ревностью и другими эмоциями здесь и не пахнет.
А где забрезжили деньги? В холдинге. Умирает владелец — Брусницкий Аркадий. И наследник, Артем, беспомощный человек. Если Настя его невеста, то мотив очевиден. На холдинг Брусницкого она смотрит уже как на свою собственность, потому что спит и видит себя Брусницкой. Ей ли не защищать интересы холдинга?"
Далилу смутило поведение Соболева. Почему он не дал адрес Артема Брусницкого, сына владельца холдинга? Не потому ли, что сам просчитал мотив Насти Мироновой? Выходит, он хочет дело замять. С помощью денег надеется и дочь спасти, и любовницу обелить. Хочет, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Не получится. Шатунов знает убийцу, сообщницу Насти. Если он не захочет Евгению о ней рассказать, расскажет в милиции.
«И все же зря я кассету Соболеву отдала, — рассердилась на себя Далила. — Интересно, куда он звонил? И по какому поводу?»
Она тронула с места машину, но вскоре затормозила у печатного киоска, вышла, купила конверт, вложила в него фотографию Веты, заклеила конверт, вернулась в свой «Форд» и лишь тогда позвонила племяннику.
— Ты мобилу почему отключила? — набросился на нее Евгений.
Он был так возбужден, что даже про свою «коронку» забыл — «Бонд! Джеймс Бонд» опустил и сразу начал ругаться.
— Не ори, — осадила его Далила, скептически рассматривая себя в зеркальце заднего вида. — И без тебя голова раскалывается. Что случилось?
— Встретиться срочно надо.
— И всего-то? Говори, где ты, встретимся.
Когда племянник и тетка друг друга увидели, оба ахнули. Далила после «шокера» и удара по голове выглядела очень помято, Евгений и вовсе был украшен фингалами.
— Что с тобой? — пришла в ужас Далила.
— Все, как ты хотела, а я предполагал. Поговорили с глазу в глаз.
— С Шатуновым?
— Нет, пока только с его охраной, — криво ухмыляясь, сообщил Евгений и осведомился:
— А ты что такая серая и помятая?
— Твоими молитвами, — рассердилась Далила.
Когда она рассказала о своих приключениях, Евгений ее отчитал:
— Позоришь нашу семью. Не могла справиться с какой-то девчонкой.
— Я справилась, но кто знал, что она меня «шокером» приголубит. А потом еще приласкает тяжеленьким по башке.
— Голова-то болит?
— Да сейчас уже меньше. Только то место, которое приняло на себя удар. Чувствую, будет там шишка.
Пощупав темечко, она констатировала:
— Шишка растет. А что же ты, качок? Не мог уже справиться с какой-то охраной?
Евгений, ошалело тараща глаза, воскликнул:
— Ни фига себе! Да там во такенные рыла!
— И за что они тебе накостыляли? — снисходительно усмехнулась Далила.
— Как всегда, ни за что. Пришел к Шатунову в офис. Спрашиваю: «Где шеф?» Отвечают: «Нет его, ждите». Ладно, сижу. Час сижу, два. А Шатунова все нет. Но я-то упрямый, ты меня знаешь.
— Я знаю.
— Сижу, не ухожу. Вдруг ни с того ни с сего бугаи Шатунова на меня налетают. Скрутили, отметелили, а потом вежливо интересуются: «Ты кто?» Будто сразу спросить не могли.
Далила продолжила:
— А ты им: «Бонд! Джеймс Бонд!» А они: «Не ври, гад, не ври! Слышь, Вован, этот гад еще издевается!» И снова костылять, на этот раз ногами.
Евгений хмыкнул:
— Ну, где-то примерно так. За исключением одного: «Бонд» я не кричал.
— Почему? Что случилось? — с издевкой испугалась Далила.
— Ха, она еще спрашивает! Ты мне запретила. На вопрос «Ты кто?» я представился: «Конь в пальто». А дальше все, как ты нарисовала. Меня избили по новой, уже за милую душу, и начали разбираться. Разобрались, заскучали и отпустили.
Она подытожила:
— Значит, Шатунова ты не видел и ничего не узнал про девицу.
Евгений ее «обрадовал»:
— И никогда уже не узнаю.
— Почему? — удивилась Далила.
— Ласты склеил твой Шатунов.
— Что сделал?
— Отбросил коньки. Слепил себе домик. Окочурился. Скопытился. Загнулся. Сыграл в ящик. Короче, много чего сделал твой Шатунов, но трагический результат отразился на мне фингалами и ушибами.