— Соболев! — поразилась Далила.
— Ну да, он же ее папа, если мама не врет. На Днях магнитофон он принес, поставил на тумбочку и просил не убирать. Девчушка сама удивляется, где папа такой хлам раскопал.
Далила воскликнула:
— Я так и знала! Инсценировка, начиная с сообщения о предстоящем обыске!
Лиза удивилась:
— Думаешь, он с обыском нас дурил?
— Да, теперь я уверена, — ужаснулась Далила. — Страшный он человек.
— А зачем он притащил в комнату дочери старый магнитофон?
— В надежде, что я…
— Ты?! — поразилась Лиза.
— В данном случае я, но вообще-то Соболеву безразлично было, кого дочь пошлет за фотографией. Ему нужен был свидетель. Он надеялся, что этот свидетель догадается записать разговор с Настей.
— Да, для этой цели «кассетник» удобней всего. Поэтому он и поставил его на самое видное место.
— И я, глупая, не обманула его ожиданий, — огорчилась Далила.
Глава 32
Сибирцев рассказывал свою историю неторопливо, со всеми ненужными подробностями, явно наслаждаясь собственной речью. Далила слушала его с отвращением. Будь ее воля, она вообще отказала бы этому пациенту, но за него просил очень влиятельный человек.
— Меня удивляет ее глупость и черствость, — с чувством утюжил Сибирцев жену, любовно потирая свою рыжую плешь. — Как она не поймет, что я тонкий, рафинированный человек, что ко мне нельзя с общими мерками. Вот не верит она в мое благородство. Тут психолог не нужен, я сам вам скажу, почему у нас не получается.
— Почему? — с неожиданно проснувшимся любопытством осведомилась Далила.
— Жена грубая, как все бабы.
— Вы зря обобщаете, Анатолий Маркович, — напустив на себя недовольство, посетовала она.
Сибирцев понял, что увлекся, виновато улыбнулся и неуклюже поправился:
— Я хотел сказать, как все жены.
— Еще лучше.
— Простите, я не хотел вас обидеть, но вы меня поняли. Вы же не баба.
«А кто же я?» — мысленно вопросила Далила, но промолчала.
— Скажите, почему она не верит в мое благородство? — с энтузиазмом воскликнул Сибирцев.
«Потому что у тебя его нет», — про себя усмехнулась Далила.
— Да потому, что ей удобней считать меня подлецом, — с чувством обиды отрезал Сибирцев. — Я — подлец, она — святая, и только потому, что жертва.
Далиле в общем все было ясно. Сибирцев имел две семьи: двух жен и детей от каждой. Его это очень устраивало, а потому он старательно убеждал жен, что и они безвыходно счастливы.
Судя по всему, жены оказывали сопротивление. Законная жена — активное (и потому была в проигрыше), незаконная — пассивное. Поскольку пассивное сопротивление есть скрытая форма нападения, незаконная жена выигрывала по всем статьям. Сибирцев не видел в ней своего врага и почти проиграл ей войну за свою независимость. Любовница превратила его в раба.
Все это было Далиле ясно, непонятно было одно: зачем этот неприятный человек пришел к ней? Какой ждет от нее помощи? Или он хочет хоть кого-то убедить в своем благородстве?
«Он, верно, думает, что за хорошие деньги я соглашусь признать его великодушие, — решила Далила. — А может, у него есть другие резоны?»
— Анатолий Маркович, давайте на минуту прервемся, — мягко предложила она, — и подумаем, почему вы пришли ко мне. Скажите, какой помощи вы от меня ждете?
Вопрос застал Сибирцева врасплох. Он раскрыл рот и растерянно замигал своими маленькими кругленькими глазками, от чего стал похож на выброшенную из воды рыбину.
— Мне рекомендовали вас как прекрасного специалиста, — наконец сказал он.
Далила заверила:
— Анатолий Маркович, я хочу вам помочь и обязательно помогу. Я знаю, как это сделать, но мне интересно, чего вы от меня ждете?
Сибирцев важно кивнул и принялся длинно и путано излагать. Далила поняла, что ему надо выговориться. Она перестала слушать Сибирцева и унеслась мыслями к Соболеву. Далила поймала себя на том, что ей нравится отец Веты. Хотелось найти ему оправдание, но все размышления приводили к неизбежному результату: Соболев — опасный преступник. Он не пощадил даже дочь.
Сибирцев, не замечая ее задумчивости, продолжал изливать свою душу. До ушей Далилы вдруг донеслось:
— Как же я подлый, если жена сама говорила, что даже Соболев обо мне положительно отзывался. Если уж Соболев меня хвалит…
— Простите, — встрепенулась Далила, — о ком идет речь?
— О Соболеве Андрее Петровиче, — сердито сообщил Сибирцев.
— Вы его знаете?
— Кто же его не знает. И приходилось сотрудничать, и мы с ним дружны. Он кем вам приходится?
Далила смутилась:
— Видите ли, моему родственнику тоже предстоит с ним сотрудничать. В связи с этим хотелось бы знать, что он за человек, этот Соболев?
Взгляд Сибирцева потеплел.
— Андрей Петрович — благороднейший человек. — сообщил он с нотками умиления. — Сколько раз я к нему обращался, столько раз он мне помогал. Добрейшей души человек. В наше время мало на кого положиться можно, но Соболева я вам рекомендую как честного бизнесмена. И отменного политика в безнадежно сложных делах. Даже в самые кровавые времена он умел договариваться с конкурентами. За это все его уважают. Помните, Петербург захлестнула волна разборок? Что ни день, то убийство.
— Еще бы, — кивнула Далила.
— Так вот, из окружения Соболева никто не пострадал. И в этом заслуга Андрея Петровича. И надо же, теперь, когда вроде стало потише, именно ему не везет. Вы слышали, — Сибирцев понизил голос, — какая у него случилась беда?
— Вы говорите про дочь?
— И про дочь, и про компаньона его, Шатунова. Дочь оболгали, компаньона убили. Все напасти разом свалились на Андрея Петровича.
Скрывая свое изумление, Далила спросила:
— Анатолий Маркович, вы опытный человек. Мне интересно, что вы обо всем этом думаете?
— Кто-то крепко взялся за Соболева, что тут еще можно подумать.
— Вы считаете, что дело в самом Соболеве? Я слышала, вроде погибли Киселев и Трахтенберг. Кажется, эти дельцы к бизнесу Соболева отношения не имели.
— Но с ними сотрудничала его дочь. Я уверен, Киселева и Трахтенберга убили с одной только целью: хотели нанести удар по Андрею Петровичу. И нанесли. Одна смерть Шатунова принесла ему колоссальнейшие убытки! — Сибирцев повысил голос и закатил глаза.
Далила подумала: «Неужели я перемудрила? Если Соболев — жертва, тогда кто же топит его? Неужели Настя Миронова рискнула схватиться с таким бизоном? Тогда понятно, зачем он принес магнитофон в комнату дочери».
— Анатолий Маркович, а что вы думаете о Брусницком? — спросила она.
— Брусницкий — друг Соболева. Жаль, умирает. Приличный вполне человек.
— Но после смерти Брусницкого Соболев, верно, возьмет бразды правления холдингом в свои руки. Наследник, Артем Брусницкий, я слышала, к бизнесу не пригоден.
Сибирцев с интересом уставился на Далилу и констатировал:
— А вы, я вижу, неплохо осведомлены.
Она пояснила:
— Был случай познакомиться с этим запутанным делом.
— Тогда вынужден вас огорчить, ваш анализ неверен. Вы ошибаетесь. Соболев дорожит своей репутацией. Конечно, холдинг Брусницкого — лакомый кусок. Именно поэтому Андрей Петрович и контролирует его работу. Заметьте, контролирует явно во вред своему бизнесу.
— Вы так думаете?
Сибирцев снисходительно покачал головой и возразил:
— Не думаю, Далила Максимовна, знаю. В нашем российском бизнесе думать о партнерах ох как недостаточно. О них нужно точно знать. Желательно все. Поэтому могу вам сказать: несомненно, если Брусницкий умрет, Соболев ляжет костьми, но не позволит обидеть сына покойного друга. До сей поры Андрей Петрович играл только по правилам. На том и стоял. Оттого все и поражены его бедами. Кого он обидел?
«Если этот пройдоха поет дифирамбы Соболеву, значит, отец Веты и в самом деле порядочный человек. Но тогда я зашла в тупик», — загоревала Далила.
Сибирцев, нервно поерзав в кресле, спросил:
— Надеюсь, я достаточно вас просветил?
Далила намек поняла и заверила:
— Анатолий Маркович, я ваша должница. Давайте наконец проанализируем, ваши проблемы.
— Давайте, — обрадовался Сибирцев.
Далила откинулась на спинку кресла и спросила:
— Вы не обидитесь, если я буду откровенна настолько, насколько требуют ваши же интересы?
— Разумеется.
— Тогда поясните, пожалуйста, в чем состоит ваше благородство, о котором вы сейчас говорили? Мне оно, как и вашей жене, как и многим окружающим, неочевидно.
Анатолий Маркович с обиженным видом принялся объяснять.
— Ну, как же, — с чувством стыда за Далилу воскликнул он, — у меня есть вторая семья, где я счастлив. Скандалов мне там не закатывают, оскорблений не наносят и не зудят. Другой на моем месте бросил бы истеричку жену и пошел туда, где ему хорошо. А я так не поступаю. Я благородно несу свой крест.
«Два креста, — мысленно уточнила Далила. — Бедняга не понимает, но, видимо, чувствует: как только он уйдет от жены, скандалы начнутся там, где все было просто отлично. Убеждать его бесполезно. Теория здесь бессильна, а вот практика, пожалуй, снимет его головную боль хотя бы на время».
— Анатолий Маркович, а почему бы вам не решиться на маленькую перестановку? Как я поняла, вы живете в новой семье, а спите дома.
— Да-да, — скорбно поджал губы Сибирцев, наполняясь брезгливостью.
— А вы попробуйте, не бросая законную жену, уйти к новой. Все равно женщины знают друг друга. Уверяю, мало что в вашей жизни изменится.
Далила прекрасно понимала, что перемены свалятся на Сибирцева грандиозные, но он сам их хотел — пусть получает.
Он осторожно спросил:
— Уйти? А меня не осудят? Думаете, это будет порядочно с моей стороны?
— Во всяком случае, честно. За что вас осуждать? Ответственности за первую семью вы с себя не снимаете?
— Ни в коем случае!
— А в чувствах своих вы не вольны. Я не могу вам вернуть любовь к первой жене.
— И не надо, — испугался Сибирцев.
— Значит, договорились, вы из семьи уходите, но с ощущением вины.
— С каким еще ощущением вины? Я не согласен! Она всю жизнь мне испортила, а теперь я должен прощения у нее, что ли, просить?
— Ну, зачем же так, — вздохнула Далила. — Всего лишь постарайтесь компенсировать утрату. Вы же понимаете, что она в этой жизни теряет?
— Что? Мой кошелек!
— Вы же говорили, что будете ей помогать.
Сибирцев нехотя подтвердил:
— Конечно, буду, а куда мне деваться.
— Значит, дело не в кошельке.
— А в чем?
Далила с пафосом сообщила:
— Конечно же, в вас! Ваша жена вас теряет! Только за вас она и цепляется, а не за кошелек.
— Ну да, — фыркнул Сибирцев, — не знаете вы мою жену. Это хищница. И змея. А меня она и в грош не ставит. С утра до вечера только о том и твердит, какое я у нее ничтожество.
— А что ей еще твердить, если она вас теряет?
— Да потому и теряет, что докричалась, — рассердился Сибирцев и мстительно сообщил:
— А вторая жена меня ценит.
Далила строго на него посмотрела и спросила:
— Как я наведу в вашей жизни порядок, если вы отказываетесь выполнять мои рекомендации? Или вы полагаете, я наивная девочка? Думаете, не знаю, о чем жены мужьям кричат, когда те им изменяют?
— Я так не думаю, — буркнул Сибирцев.
— Значит, смягчите удар. Проявите великодушие, вы же мужчина. Она пусть кричит, а вы окружите ее заботой.
Он вскочил и с ужасом воскликнул:
— Заботой?! Кого?!
— Жену, — невозмутимо просветила его Далила. — Она же брошена. Ей же сейчас плохо, не вам. У вас как раз назревает счастье. Пожалейте ее хотя бы по-христиански.
— С тех пор, как женился, в бога не верю!
— Ну тогда проявите сочувствие по-человечески. Пускай женщина видит, что вам ее жалко.
— Вы сами не знаете, чего от меня хотите, — забегал по кабинету Сибирцев. — Невозможного требуете! Ха! Уму непостижимо! Заботой ее окружить!
Далила удивилась:
— Неужели это так сложно?
— Сложно? Да у меня крыша, простите, едет от вашего предложения, так это невозможно! Ха! Мою жену заботой должен я окружить! Да она мгновенно на голову взгромоздится!
— Как? Вы от нее уходите.
— Вы не знаете моей жены. Она склочная баба! Мегера! Если я вдруг начну ей угождать…
Сибирцев, представив такой фантастический вариант, опешил и призадумался.
— И что жена, по-вашему, сделает? — поинтересовалась Далила.
— Даже не знаю, — ошеломленно признался Сибирцев. — Если жене брякну: «Заботой пришел тебя окружать», она, пожалуй, в обморок хлопнется. Или на месте меня убьет. Нет, Далила Максимовна, при всем уважении к вам следовать рискованным рекомендациям я не могу.
— А если попробовать? Вы же сильный мужчина. Стоит вам захотеть, и у вас все получится.
Он взорвался:
— Да в том-то и дело, что я не хочу!
Далила, сложив на груди руки, заявила:
— Тогда я отказываюсь вам помогать. Я бессильна. Поймите, психология — это наука. Вам же не придет в голову ругать врача за то, что он мажет рану йодом. Вам больно, но вы терпите. Вот и здесь потерпите, ради вашего же счастья.
— Так и быть, потерплю! — в отчаянии махнув рукой, решился Сибирцев.
Глава 33
Проводив строптивого Сибирцева, Далила уставилась на часы — ее волновало, придет ли Левицкая?
«А вдруг она уже приходила!» — осенило Далилу.
Она выглянула в приемную и с надеждой спросила у секретарши:
— Даша, Ирина Сергеевна за своей сумочкой не приходила?
— Нет пока. А зачем ей раньше времени приходить? Вы же на шесть вечера ей назначили. Осталось десять минут. Эта Левицкая пунктуальная, вы же сами мне говорили.
— Ты права, — согласилась Далила, возвращаясь в свой кабинет.
«Странно, — удивилась она, — почему я зациклилась на этой Левицкой? Подумаешь, видела она нас с Матвеем. Мы взрослые люди, все понимаем. Матвей не любовник, а муж. Тогда возникает вопрос: а Левицкая это знает?»
Далила на себя рассердилась: «Знает, не знает — какое ей дело. Давно пора выбросить эту Левицкую из головы. Будто нет у меня настоящих проблем. До шести подожду и ухожу. Я о ней просто забыла! Все! Ее нет!»
Далила снова вышла в приемную. Секретарша, не отрывая глаз от монитора, по-свойски спросила:
— Что-то хотели?
— Дашенька, приготовь, пожалуйста, кофе. Покрепче, — попросила она.
В этот миг дверь офиса распахнулась, на пороге появилась Левицкая. Встретившись с Далилой растерянным взглядом, она вспыхнула и спросила:
— Я опоздала?
Даша глянула на часы и сообщила:
— Вы пришли минута в минуту.
— Проходите, я вас жду, — пригласила Далила, с удовольствием отмечая, что неловкость прошла. — Вы, кажется, сумочку забыли вчера, — невозмутимо сказала она.
— Точно, забыла, — подтвердила Левицкая.
— Дашенька, пожалуйста, два кофе, — попросила Далила, принимая из рук секретарши сумочку и передавая ее Левицкой.
В кабинете, устроившись в кресле, она с любезной улыбкой спросила:
— Вы анкету заполнили?
— Да, — смутилась Левицкая.
— Отлично. Оставляйте, Даша ее обработает.
А сейчас, Ирина Сергеевна, мы еще побеседуем. Скажите, давно у вас дискомфортное состояние?
— Около года.
— Оно всегда одинаковое или меняется?
— Ухудшается. Теперь вот появилось отвращение к пище.
Далила скользнула взглядом по фигуре Левицкой в кресле, отметив про себя, что истощенной ее не назовешь.
— Вы работаете? — спросила она, хотя этот вопрос (да и предыдущие) был в анкете.
Левицкая потрясла головой:
— Нет. Я не работаю, нет.
— Почему?
— Нет необходимости.
Подумав, она добавила:
— И муж не разрешает.
— Чем же вы занимаетесь?
— Домашним хозяйством, — вздохнула Левицкая. — Я музыкальный педагог, пробовала вернуться в профессию, но неудачно.
Вообще-то Далила собиралась изучить опросник Левицкой дома, но она не решилась опять отложить прием. Было очевидно: женщине надо выговориться. Она чувствует себя брошенной и никому не нужной.