«Если отправлю ее, получит новую травму, — подумала Далила. — Надо просто с ней поболтать, по-женски, без всяких анализов. Сейчас это ей полезней».
Далила частенько становилась подругой своих пациенток, если считала, что это поможет делу. Вот и теперь она оживленно спросила:
— А подробней можно о неудаче?
— Можно, — кивнула Левицкая и снова вздохнула. — Я пыталась давать уроки музыки на дому. Не для денег, от скуки. Муж запретил мне бросать дом, ученики ко мне приходили. Я дала объявление.
— И много у вас набралось учеников? — для поддержания разговора осведомилась Далила.
— Нет, немного. В основном детишки и все бездарные. Если бы не Полина, я забросила бы музыку. А Полина, удивительная девочка. Очень талантливая.
Глаза Левицкой загорелись и мгновенно потухли.
Далила спросила:
— Сколько Полине лет?
— Кажется, двадцать. Или двадцать три. Или двадцать пять. Я не знаю. Я паспорта у нее не спрашивала, а Полина все время врет. Точнее, врала.
— Врала? С ней что-то случилось?
— Поля пропала, — с жалобной безысходностью прошептала Левицкая и разрыдалась. — Полина откуда-то из провинции, — сквозь всхлипывания выдавила она. — Поля очень талантливая, а снимать квартиру в Питере дорого.
— И она жила в вашем доме, — догадалась Далила. Левицкая перестала плакать, вытерла слезы и со вздохом сказала:
— Да. Муж разрешил. Его все равно не бывает дома. Он и ночевать не всегда приходит. Вот Поля у нас и жила. Я была рада.
«Поля жила в их доме и дожилась. Она разбудила материнский инстинкт в Левицкой и половой в Левицком», — оценила ситуацию Далила.
— А сейчас Поля беременна? — спросила она.
Ирина Сергеевна опешила:
— С чего вы взяли? Нет, Поля пропала.
— Как пропала? Куда?
— Я ничего о ней не знаю. Она просто ушла. Вдруг. Ни с того ни с сего.
«Все ясно, — решила Далила, — Левицкий снял Полине квартиру».
Она осторожно поинтересовалась:
— А как ваш муж относился к Полине? Не он ли ее обидел?
— Ну что вы, его дома почти не бывает. Они, считай, и не виделись.
— А как муж отнесся к исчезновению Поли?
После короткого размышления Левицкая сообщила:
— Мне кажется, он тоже переживал, только вида не подавал.
— И после ухода Полины у вас пропал аппетит и наступила бессонница, — заключила Далила.
— Нет, — потрясла головой Левицкая. — Полина не живет у нас уже года три. Или больше. Я переживала, но не слишком. С ней было значительно веселей, наш дом ожил, но дело не в этом. Вы просто спросили, чем я занималась, вот я и вспомнила про Полину. С тех пор, как она пропала, я и сама не хочу работать.
— Почему?
— Не знаю. Появилось отвращение к ученикам, к этим дурацким урокам. Кому нужна сейчас музыка? Родители мучают бедных детей, учат их для престижа, а потом рояли пылятся в домах. Мне теперь кажется, что и Полине не музыка была от меня нужна, хоть она и талантливая.
Далила изобразила удивление:
— Если не музыка, тогда что?
Левицкая пожала плечами:
— Не знаю. Может, ей просто жить было негде. Или она воровка.
— У вас что-то пропало?
— Да так, мелочи всякие. Ерунда. Я про эту Полину почти и забыла. Мое плохое самочувствие к ней отношения не имеет. Не в Полине дело.
— А в чем?
Левицкая снова со вздохом пожала плечами:
— Если бы знать. Я не знаю.
В кабинете повисло молчание. Вошла секретарша.
— Я свободна? — спросила она, протягивая Далиле выданные компьютером результаты тестирования.
— Всего хорошего, — рассеянно бросила та, немедленно погружаясь в чтение.
«Она что-то скрывает, — читая, размышляла Далила. — Явно был стресс. Недавно. Жизнь у нее слишком однообразная: стирка, уборка, готовка. Одиночество — ее проблема, но дело не в том. Был стресс, о котором ни слова. Даже намека нет. О, осуждает женщин, у которых любовники. А напротив вопроса „Были ли любовники у вас?“ поставила такое жирное „нет“, что по одной толщине букв можно определить, что их не было и не будет».
В памяти мгновенно всплыл вчерашний конфуз. Далила подумала: «Надо бы ей пояснить, как-нибудь вскользь, что Матвей не любовник, а мой муж, раз уж она застала нас в таком неприличии».
Левицкая вздохнула и, нетерпеливо поерзав в кресле, спросила:
— Как там?
— Пока все нормально, — не отрывая глаз от листа, успокоила пациентку Далила.
— Да, нормально, — вздохнула та, — как у человека, пролетающего между девятым и восьмым этажом.
— Нет, у вас несколько лучше, — пошутила Далила, мысленно отмечая: «Чувства к мужу у нее сохранились, но есть большая обида».
Взглянув на Левицкую, она вдруг спросила:
— Ирина Сергеевна, чего вы ждете от наших встреч? Чего вам хотелось бы?
Та смутилась от неожиданности и пролепетала:
— Я люблю всякие тесты. Мне интересно знать, какая я. Вы меня потестируете?
«Внимания ей не хватает», — определила Далила.
— Нет ничего проще, — сказала она и два часа возилась с Левицкой.
Не обращая внимание на головную боль и ломоту в позвоночнике, Далила была особенно добросовестна. И чем больше узнавала она Левицкую, тем большей симпатией к ней проникалась. Уже прощаясь, Далила вспомнила, что забыла оправдаться перед ней за вчерашнее.
— Ирина Сергеевна, я хотела вам объяснить… — начала было она, но закончить мысль не успела.
Дверь распахнулась — на пороге появился Матвей. Глаза его щурились в лукавой улыбке.
Далила, вздохнув с облегчением, гордо воскликнула:
— Ирина Сергеевна, познакомьтесь, пожалуйста, это мой муж Матвей.
Левицкая вспыхнула и пролепетала:
— Очень приятно.
Глава 34
— У тебя что, свидание с Левицкой в моем кабинете? — ядовито поинтересовалась Далила, едва они с мужем остались одни.
Матвей широко улыбнулся, показывая ровные белые зубы, и сообщил:
— На Левицкую мне плевать, а вот на стол твой, пожалуй, нет. Стол мне очень понравился. Не отнести ли его домой? Я весь день о нем думал.
Она удивленно вскинула брови:
— О столе? Не обо мне?
— Я думал о вас! — воскликнул Матвей, с распростертыми объятиями бросаясь к жене.
Далила катапультировалась из кресла и, шустро отскочив от стола, предупредила:
— Я сегодня опять на машине.
— Чудесно, зато я на такси.
— Почему?
— У проректора внезапно случился большой юбилей. Пришлось наспех выпить.
— Алкоголик, — рассмеялась Далила. — Ты мои планы попутал. Лучшая подруга на склоне лет родила, а я навестить ее все не выберусь.
— Зато я навестил, — похвастал Матвей и тут же пожаловался:
— Приперся в роддом как старый дурак с апельсинами, а меня не пускают. Вы кто? Отвечаю: «Конечно, отец!» Не признаваться же им, что я единственный в Петербурге мужчина, с которым Галина не переспала.
— Какие твои годы, — успокоила мужа Далила. — Еще переспишь.
Матвей замахал руками:
— Чур, меня! Чур! С меня хватит того, что она от тебя родила.
— Что за глупости?
— Галка записку прислала. Я ей чиркнул: «Кто отец?» А она мне в ответ: «И глазки у девочки умненькие, и волосики разгустые». А внизу приписка: «Вылитая Далилка».
— Узнаю родную подругу. Значит, ты апельсины Галюсику передавал? Разве не знаешь, что роженицам нельзя есть апельсины?
— Почему? — удивился Матвей.
— Аллергия у деток от них.
— Я сегодня у Галины был в первый раз. Так что предыдущие апельсины не от меня.
— От кого же? — удивилась Далила.
— Мало ли от кого.
Матвей с таинственным видом засунул руку в карман плаща и с криком «але-оп!» достал букетик фиалок. Далила пришла в восторг:
— Какое чудо!
— Немного примялись.
— Как ты мог держать их в кармане? — спросила она, нюхая цветы и выходя из кабинета.
— Я и тебя охотно в карман посадил бы, — шагая за женой, признался Матвей. — Мне опять предлагают в Германии лекции читать. Грозятся хорошо заплатить, а как тебя одну тут оставить?
— Никаких лекций! — приказала Далила. — На «Мерседес» заработал и хватит.
— За «Форд» кредит выплатили бы, да и ремонт в квартиру просится.
— Нет! Никаких лекций! Остаешься при мне! Это приказ!
Краем глаза она заметила, как доволен ее приказом Матвей. Он так оживился, что до самого дома травил анекдоты — давно Далила так не смеялась.
— Ну что, алкоголик, — спросила она, въезжая во двор, — протрезвел? В гараж-то машину поставишь? Не промахнешься мимо ворот?
— А что, я похож на пьяного? — наивно хлопая глазами, воскликнул Матвей. — Если и пьян, то от любви.
— Как ты мил, когда нетрезв, — улыбнулась Далила. — Жаль, это редко бывает.
— О чем ты жалеешь? О том, что я мало пью? Это несложно исправить.
— О, нет! — рассмеялась Далила. — Я люблю тебя натуральным.
Слово «люблю» случайно слетело с губ, но она-то знала, что случайно такие слова не слетают.
Матвей сел за руль и направился к гаражу, а Далила вошла в подъезд. Открыв дверь квартиры, она не порхнула, как обычно, в гостиную, а задержалась в прихожей. Далила долго и придирчиво рассматривала себя в зеркале, размышляя, увы, не о муже.
Она думала об Александре: «Уехать бы с ним на недельку, туда, где только он, море и я. Перестаралась с этой его ревностью, самой уже тошно».
Телефонный звонок прервал ее размышления. Звонил Александр.
— А я только что думала о тебе! — обрадовалась Далила.
Он насторожился:
— И что ты думала?
— Хорошо бы уехать куда-нибудь из дождливого Питера. Куда-нибудь поближе к теплу.
— Я за, но ты же боишься оставить семью.
Далила поняла, что получила отказ.
— Хорошо, что ты позвонил, — сказала она, собираясь нанести ответный удар. — Сегодня взяла новую пациентку, и, к сожалению, эту неделю и следующую я вынуждена работать после шести. Наши свидания, видимо, придется слегка отложить.
Александр взорвался:
— Тебе что, на жизнь не хватает?
— Перестань, ты прекрасно знаешь, что дело не в деньгах. У женщины тяжелейшее состояние. В любой момент она может свести счеты с жизнью.
Далила врала, Левицкая уже не производила на нее такого впечатления. Ей просто хотелось допечь Александра.
— Я понял, — зло сказал он. — Предлагаешь мне подождать, пока ты вселишь в нее жизнелюбие. Я согласен. Насаждай оптимизм в души истеричек, я тоже найду себе дело.
— Да нет, ты не правильно понял, — испугалась Далила.
— Я правильно понял. Салют, — сказал Александр, и в трубке раздались гудки.
Взгляд Далилы уперся в зеркало. Она не узнала себя. Затравленно и растерянно на нее смотрела поблекшая женщина лет сорока.
«Это расплата за профессиональный цинизм, который у меня появился, — подумала она. — Нельзя ставить эксперименты на людях. Это отвратительно, больно и заслуживает наказания».
Скрипнула дверь, в квартиру вошел Матвей.
— Что случилось? — спросил он, вешая на гвоздик ключи и одновременно всматриваясь в лицо жены.
— Все в порядке, — вздохнула Далила.
Опустив телефонную трубку, она повторила:
— Все прекрасно.
Но губы ее дрожали.
«Если он сейчас начнет задавать вопросы, — подумала она, — не выдержу и расплачусь».
Матвей не проявил любопытства. Поменяв туфли на домашние шлепанцы, он молча прошел на кухню. Далила поплелась за ним.
— Жрать хочу! Слопал бы и слона, — шутливо прорычал он, распахивая дверцу холодильника.
— А как же юбилей? — удивилась Далила. — Там что, не кормили?
— Там кормили, но больше поили. О, это то, о чем я мечтал! — радостно воскликнул Матвей, извлекая из холодильника засохший кусок колбасы, заплесневелый сыр и майонез, покрывшийся коркой. — Иди переоденься, а я пока «матвейбургер» сооружу. Надеюсь, батон в доме есть.
Далила пожала плечами:
— Вот уж не знаю. Зарабатываем как средний класс, а жрем, как бомжи.
Отправившись в спальню, она упала на кровать и оживила в памяти эпизод, поразивший ее неприятно. Недавно они с Александром лежали в номере, разгоряченные после жарких минут любви. Далила попросила воды. Он поднялся и принес, но сделал это так неохотно, что она о просьбе своей пожалела.
«Мой Матвей не такой, — подумала она, поднимаясь с кровати и стаскивая платье. — Ему не надо ничего объяснять».
Далила с содроганием вспомнила, что еще совсем недавно мечтала выйти замуж за Козырева.
Это желание возникло в ней на втором витке их романа, когда она одержала над Александром победу. Осознание, что добиться этого нелегко, лишь возбуждало в Далиле азарт. Будущее казалось прекрасным. Ради него стоило принести в жертву прошлое. О своем муже и о жене Козырева Далила даже не думала.
Жену Александра она представляла себе нудной, невзрачной и глупой женщиной.
Впрочем, жизнь этой женщины не была ей известна. Александр избегал разговоров о семье, и Далила ценила в нем эту мужскую черту.
Она многое в нем ценила: легкость нрава, спортивность, оптимизм, отсутствие физической и душевной лени. Эти качества, помноженные на необыкновенное везение во всем, за что бы он ни брался, делали Александра привлекательным не только в глазах женщин, но и мужчин.
В этом, правда, таилась и опасность для семейной жизни, но Далила была уверена, что знает, как бороться со всеми опасностями.
Теперь же она во всем сомневалась. Галантность незаметно с Александра слетела. Сквозь образовавшиеся бреши проглядывало лицо самовлюбленного эгоиста.
Стряхнув грустные мысли, Далила надела халат и вернулась на кухню. И сразу получила возможность убедиться, как хорош ее муж. На столе источал аромат громадный (в размер батона) золотистый бутерброд, сооруженный на скорую руку и запеченный в духовке Матвеем.
— Садись быстрей, остывает, — озорно сверкая глазами, сказал он и азартно потер руки.
Далила вспомнила лекцию, которую она прочитала в женском клубе по просьбе Лизы.
«Женщина, цель жизни которой лишить мужчину инициативы, во всем опекая и поучая его, проиграет во всем. Выигрывает лишь та, которая демонстрирует мужу беспомощность, полагаясь на трезвость мужского ума. Восхищаясь достоинствами супруга, мы получаем право на ответное восхищение».
Подруги Лизы, отчаянные феминистки, освистали тогда Далилу.
«Женщина — человек, а не игрушка. Не пристало ей комедию перед мужчиной ломать. Плевать хотим на политику! На мужскую прямолинейность ответим женской прямолинейностью, — галдели пьяные дамочки. — И не смейте мужчинам подсуживать!»
Далила тогда расстроилась, заспорила с ними, сказала, что не подсуживает, что муж вообще оценивает все ее книги как изощренное раздувание межполовой вражды. Оправдаться ей так и не дали: затопали и захлопали.
Теперь же, глядя на своего хозяйственного Матвея, она с усмешкой подумала: «Практика подтвердила теорию. И из мужчины можно сотворить человека, если за дело возьмется женщина. Александр никогда не станет хорошим мужем. Жена за него не взялась, она слишком его испортила. Теперь, даже если сильно постараться, он будет далек от идеала. Время безнадежно упущено».
— Ну, рассказывай, — весело воскликнул Матвей, разливая по чашкам чай, — что поведала твоя Левицкая Ирина Сергеевна? Кстати, простила она тебя?
— Тебя, ты хотел сказать.
— Меня-то она простила. Я увидел это сразу, как только вошел в кабинет.
— Надо же. То-то я смотрю, ты имя ее с налету запомнил. И зачастил на работу ко мне заходить. Да, дорогой, за тобой только глаз да глаз. Но должна тебя огорчить: Левицкая отрицательно относится к любовникам. Просто терпеть их не может.
Матвей уточнил:
— К своим или к чужим?
— Ко всяким, — состроив рожицу, разочаровала его Далила.
— Вот оно что. Теперь мне ясно, почему ты так поспешила ей сообщить, что я муж. Я мгновенно лишился всех очков, набранных в прошлый раз.
— Ты о чем?
— Как только ты объявила, что я муж, Левицкая потеряла ко мне интерес.
Далилу заинтриговал вывод мужа, пусть и шутливый.
— Поясни, — потребовала она.