– В котором часу это было?
– Понятия не имею. На часы не смотрел.
– А вы не подумали, что вернулся Жако?
– Не подумал. Я... снова погрузился в работу.
– Еще один вопрос, мистер Аргайл. Вам ведь и в голову не приходило, что ваш сын женился?
– Нет, конечно!
– А миссис Аргайл тоже об этом не знала? Или, может быть, знала, но не говорила вам?
– Уверен, что она тоже ничего не подозревала. Она бы тотчас мне рассказала. Когда жена Жако здесь появилась, я был просто потрясен. Мисс Линдстрем мне говорит: «Тут молодая женщина... девушка... утверждает, что она жена Жако. Но ведь этого не может быть». По-моему, вы были ошеломлены, правда, Кирсти?
– Да, я ушам своим не поверила, – сказала Кирстен. – Ей пришлось дважды повторить, и только тогда до меня дошло. Невероятно!
– Насколько я понял, мистер Аргайл, вы проявили истинное великодушие по отношению к этой женщине?
– Я сделал то, что мог. Она снова вышла замуж, чему я очень рад. Кажется, ее муж приятный и достойный молодой человек.
Хьюиш кивнул. Потом повернулся к Эстер.
– Теперь вы, мисс Аргайл. Что вы делали в тот день после чая?
– Не помню, – хмуро ответила девушка. – Разве можно все это помнить? Два года прошло.
– Вероятно, вы помогали мисс Линдстрем убирать посуду после чая.
– Ну да, именно так, – подтвердила Кирстен. – А после ты поднялась к себе в спальню. А потом ушла, помнишь? В театр, на любительский спектакль «В ожидании Годо»[22]. Эстер держалась замкнуто и отчужденно.
– Вы же все это уже записывали, – сказала она Хьюишу. – Сколько можно твердить об одном и том же?
– А вдруг обнаружится что-то важное? Итак, мисс Аргайл, в котором часу вы ушли из дома?
– В семь... примерно в семь.
– Слышали ли вы разговор вашей матери и брата Джека?
– Нет, не слышала. Я была наверху.
– Но до того, как уйти в театр, вы видели миссис Аргайл?
– Да. Мне понадобились деньги. Я уже вышла и вдруг вспомнила, что у меня бензин на нуле. Надо было заправиться по пути в Драймут. И я вернулась, чтобы попросить у матери денег... всего пару фунтов. Больше мне не надо было.
– И мать вам их дала?
– Кирсти дала.
Хьюиш немного удивился.
– Не помню, чтобы вы раньше об этом говорили.
– Как было, так и говорю, – с вызовом ответила Эстер. – Я вошла и сказала, что мне нужно немного денег. Кирстен услышала и крикнула мне из холла, что у нее есть и она мне даст. А мама сказала: «Да, возьми у Кирсти».
– А я как раз собиралась пойти в женский клуб, отнести книги о составлении букетов, – добавила Кирстен. – Я знала, что миссис Аргайл занята и не хочет, чтобы ее отвлекали.
– Какое имеет значение, кто именно дал мне деньги? – раздраженно проговорила Эстер. – Вы хотите знать, когда я последний раз видела мать живой? Тогда и видела. Она сидела за столом, просматривала какие-то бумаги. Я сказала, что мне нужны деньги, и Кирстен крикнула из холла, что сама даст их мне. Я взяла у нее деньги, снова вошла в комнату к маме и пожелала ей доброй ночи, а она мне – приятного вечера и еще попросила, чтобы я была осторожна за рулем. Она всегда это говорила. Я пошла в гараж и вывела автомобиль.
– А мисс Линдстрем?
– Дала мне деньги и сразу ушла. Кирстен Линдстрем сказала поспешно:
– Эстер обогнала меня, едва я успела дойти до угла. Она, должно быть, вышла из дому сразу после меня. Она поехала вверх по склону на шоссе, а я свернула налево, в сторону деревни.
Эстер открыла рот, будто хотела что-то сказать, потом снова его закрыла.
Хьюиш насторожился. Уж не старается ли Кирстен Линдстрем убедить его, что у Эстер просто не было времени, чтобы совершить преступление. А что, если девушка вернулась в комнату матери вовсе не затем, чтобы пожелать ей доброй ночи, что, если Эстер затеяла ссору и в припадке гнева ударила миссис Аргайл кочергой?
Хьюиш обернулся к Кирстен и вкрадчивым голосом попросил:
– Ну, мисс Линдстрем, давайте послушаем, что припомните вы.
Та явно нервничала.
– Пили чай. Потом я убирала со стола, – начала она, судорожно сплетая и расплетая пальцы. – Эстер мне помогала. Потом она поднялась к себе. Потом пришел Жако.
– Вы слышали, как он пришел?
– Да. Я его и впустила. Он сказал, что потерял ключ, прошел прямо к матери. Слышу, он говорит: «Я попал в беду. Ты должна мне помочь». Потом я ушла в кухню и больше уже ничего не слышала. Надо было еще кое-что приготовить к ужину.
– А как он ушел, вы слышали?
– Да, еще бы! Он так кричал. Я выбежала из кухни, а он стоит здесь, в прихожей. Весь трясется от злости и кричит, что еще вернется, чтобы мать приготовила деньги, не то... Так и сказал: «Не то!..» Видно, хотел ее напугать.
– А потом?
– Выскочил и со всей силы хлопнул дверью. Миссис Аргайл вышла в холл. На ней просто лица не было. И говорит мне: «Слышала?» Я ее спросила: «Что, у него опять что-то не так?» Она кивнула и пошла в библиотеку к мистеру Аргайлу. Я накрыла стол к ужину и поднялась к себе, чтобы одеться. Понимаете, в женском клубе на другой день проводили конкурс на лучший букет, и мы обещали им принести книги про то, как нужно их составлять.
– Значит, вы понесли книги. В котором часу вы вернулись?
– Ну... около половины восьмого. Дверь открыла своим ключом. И сразу вошла в кабинет миссис Аргайл – передать ей благодарность и записку от устроителей конкурса. Она сидела за столом, голову уронила на руки. А рядом валялась кочерга. И ящики бюро выдвинуты. «Грабитель, – подумала я. – На нее напал грабитель». Выходит, я была права. Теперь-то известно, что я была права! Грабитель, а семья тут ни при чем!
– Значит, миссис Аргайл сама его впустила?
– А что тут странного? – с вызовом сказала Кирстен. – Она была очень добрая и очень... очень доверчивая, никого и ничего не боялась. И потом, она же была не одна. Наверху находились ее муж, Гвенда, Мэри. Она могла позвать на помощь.
– Однако не позвала, – возразил Хьюиш.
– Да. Видимо, он ей наговорил что-то вполне подходящее. А она всегда всех выслушивала. Ну вот, наверное, снова села к столу, может, искала чековую книжку – говорю же, она была доверчивая. А он этим воспользовался, схватил кочергу и нанес удар. Может, он и не собирался ее убивать. Может, хотел только оглушить и взять деньги и драгоценности.
– Но, похоже, он ничего не успел, только ящики у стола выдвинул.
– Может, что-то услышал или у него просто нервы сдали. Может, понял, что убил ее, ну и... сразу испугался.
Кирстен подалась вперед. В глазах у нее были страх и мольба.
– Наверняка так все и случилось. Поверьте! Хьюиша насторожила ее настойчивость. Что это, страх за себя? Что, если она сама убила хозяйку, а ящики выдвинула, чтобы все подумали, что это сделал грабитель? Медицинская экспертиза была не в состоянии установить время смерти с достаточной точностью, они говорили, что это произошло в промежуток от девятнадцати до девятнадцати тридцати. Промежуток в целых полчаса.
– Возможно, возможно, – любезно поддакнул Хьюиш. Женщина украдкой облегченно вздохнула и откинулась на спинку стула.
Хьюиш обратился к Даррантам:
– Слышали ли вы что-нибудь?
– Ничего не слышали. Я принесла поднос с чаем в нашу комнату, – сказала Мэри. – Она изолирована от остальной части дома. Мы вышли только услышав, как закричала Кирстен, когда обнаружила тело.
– Значит, до этого момента вы не выходили из комнаты?
– Нет. – Мэри смотрела на Хьюиша своим прозрачным взглядом. – Мы играли в пикет.
Филип ощутил легкое беспокойство. Почему? Полли как будто все делает так, как он ей сказал. Возможно, причина тому – безупречность ее манер, ее спокойствие, неторопливость, безмятежная уверенность в себе. «Вот так душенька Полли! Лжет и не краснеет», – подумал он.
– А я, старший инспектор, ни тогда, ни теперь и шагу ступить самостоятельно не в состоянии, – сказал Филип.
– Ну, теперь вы хоть куда, мистер Даррант, – бодро проговорил старший инспектор. – Вот-вот снова начнете ходить.
– Долга песня.
Хьюиш переключился на двух остальных членов семьи, которые до этой минуты не произнесли ни звука. Микки сидел, скрестив руки на груди, с презрительной усмешкой на лице. Хрупкая и грациозная Тина, откинувшись на спинку стула, рассеянно переводила взгляд с одного лица на другое.
– Вас в доме не было, я знаю, – сказал Хьюиш. – Но, может быть, напомните, что вы делали в тот вечер?
– Неужели вы нуждаетесь в напоминании? – Презрительная усмешка на лице Микки обозначилась еще явственней. – Могу сказать только о себе. Проверял автомобиль. Сцепление барахлило. Очень долго провозился. Прогнал машину от Драймута до Минчин-Хилла по Мор-роуд и обратно через Ипсли. К несчастью, мой автомобиль говорить не умеет, свидетельских показаний от него не дождетесь.
Тина повернула голову и пристально посмотрела на Микки. Ее лицо при этом хранило бесстрастное выражение.
– А вы, мисс Аргайл? Вы ведь работаете в библиотеке в Редмине?
– Да. Библиотека закрывается в половине шестого. Я по дороге кое-что купила – на Хай-стрит – и пошла домой. У меня квартирка в Моркомб-Меншенз. Приготовила себе ужин, а потом весь вечер слушала музыку. У меня есть проигрыватель и пластинки.
– И совсем никуда не выходили?
Никуда, – сказала девушка после едва заметной паузы.
– Вы уверены, мисс Аргайл?
– Да, уверена.
– У вас ведь есть автомобиль?
– Да.
– У нее малолитражка с прозрачной крышей, настоящая летающая тарелка. «Тарелочка, тарелка на небе висит, красная тарелка мне беду сулит...»
– Да, малолитражка, – сухо, без тени улыбки подтвердила девушка.
– Где вы ее держите?
– На улице. Гаража у меня нет. Но рядом с домом переулок. Там все припарковывает свои машины.
– Значит, больше ничего интересного вы нам сообщить не можете?
Хьюиш сам удивился своей настойчивости.
– Не могу.
Микки бросил на нее быстрый взгляд.
Хьюиш вздохнул.
– Боюсь, инспектор, этот разговор вам мало что даст, – сказал Лео Аргайл.
– Как знать, мистер Аргайл. Вы, наверное, понимаете, что самое странное в этом деле?
– Я... Не уверен, что уловил вашу мысль.
– Деньги, – сказал Хьюиш. – Деньги, взятые миссис Аргайл из банка, среди которых была пятифунтовая купюра с надписью на обратной стороне: «Миссис Боттл-берри, Бангор-роуд, семнадцать». Эта купюра среди прочих была изъята у Джона Аргайла при аресте. На это в основном и опиралось обвинение. Тем более что он сам клялся, что получил деньги от матери. Но миссис Аргайл заверила вас и мисс Воэн, что не давала Жако никаких денег. Вопрос – как у него оказались эти пятьдесят фунтов? Вернуться сюда он не мог. Это следует из показаний доктора Колгари. Значит, они должны были быть при нем, когда он отсюда уходил. Кто их ему дал? Может быть, вы? – Он в упор посмотрел на Кирстен Линдстрем.
– Я?! Нет, конечно. Как я могла?! – вскричала женщина, покраснев от злости.
– Где лежали деньги, которые миссис Аргайл взяла из банка?
– Она всегда держала деньги у себя в письменном столе, – сказала Кирстен.
– Ящик запирался? Кирстен задумалась.
– Обычно она запирала его на ночь. Хьюиш взглянул на Эстер.
– Может быть, вы взяли деньги из ящика и отдали их вашему брату?
– Я даже не знала, что он здесь был. И разве я могла взять деньги так, чтобы мама не видела?
– Спокойно могли – когда ваша мать пошла в библиотеку поговорить с мистером Аргайлом, – сказал Хьюиш.
Ему было интересно, сообразит ли девушка, что ей расставили сети.
Эстер угодила прямо в западню.
– Но Жако к тому времени уже ушел. Я... – Она испуганно замолчала.
– Значит, вы все-таки знали, когда ваш брат ушел? – тут же спросил Хьюиш.
– Я... я... знаю теперь, а тогда не знала, – с торопливой горячностью проговорила Эстер. – Я была наверху, в своей комнате. Говорю вам, я совсем ничего не слышала. И в любом случае я не собиралась давать Жако никаких денег.
– Вот и я вам говорю то же, – сказала Кирстен, щеки которой пылали от негодования. – Если бы я дала ему деньги, то только свои собственные! Красть бы я не стала!
– Конечно, не стали бы, – сказал Хьюиш. – Но, понимаете, что из этого следует? Миссис Аргайл, вопреки тому, что сказала вам, – он посмотрел на Лео, – скорее всего, сама дала ему эти деньги.
– Не могу поверить. Почему же она об этом умолчала?
– Не она первая скрыла, что была к сыну более снисходительна, чем он того заслуживает.
– Тут вы ошибаетесь, Хьюиш. Жена никогда не лгала и не изворачивалась.
– Никогда, кроме того вечера, – сказала Гвенда Воэн. – Все-таки она, наверное, дала ему деньги. Инспектор прав: это единственно возможное объяснение.
– В конце концов, мы теперь должны рассматривать это дело с совсем иной точки зрения, – примирительно проговорил Хьюиш. – Мы считали, что Джек Аргайл во время ареста лгал. Сейчас мы знаем, что он говорил правду: Колгари действительно подвез его до города. Поэтому весьма вероятно, что насчет денег он тоже сказал правду. Он утверждал, что ему их дала мать. Вероятно, так оно и было.
Воцарилось неловкое молчание.
Хьюиш поднялся.
– Ну что ж, благодарю вас. Боюсь, след совсем остыл, но вдруг повезет...
Лео проводил его до двери. Вернувшись, он сказал со вздохом:
– Ну вот все и кончилось. По крайней мере, пока кончилось...
– Навсегда, – возразила Кирстен. – Они никогда ничего не узнают.
– Какая нам от этого польза? – воскликнула Эстер.
– Успокойся, дитя мое, – сказал отец, подходя к ней, – Не взвинчивай себя так. Время все излечит.
– Не излечит. Что мы будем делать? Что?
– Пойдем со мной, Эстер. – Кирсти положила руку ей на плечо.
– Оставьте меня! – Эстер выбежала из комнаты. Минуту спустя хлопнула парадная дверь.
– Ох, не доведет ее все это до добра, – сказала Кирстен.
– И все же, по-моему, это не так, – задумчиво проговорил Филип Даррант.
– Что не так? – спросила Гвенда.
– Что мы никогда не узнаем правды... У меня просто руки чешутся.
На его немного лукавом, как у юного фавна, лице вспыхнула какая-то странная улыбка.
– Филип, пожалуйста, будь осторожен, – вдруг сказала Тина.
Он удивленно на нее посмотрел.
– Крошка Тина, а что знаешь ты обо всем этом?
– Надеюсь, что не знаю ничего, – отчетливо проговорила она.
Глава 14
– Ничего, надо полагать, не откопали? – спросил начальник полиции.
– Определенного ничего, сэр, – сказал Хьюиш. – Но все-таки время потрачено не так чтобы уж совсем зря.
– Ну-ну, что у вас там?
– Значит, так. Наши прежние данные и параметры времени не изменились. Около семи миссис Аргайл была жива, она разговаривала с мужем и Гвендой Воэн, а внизу ее видела Эстер Аргайл. Трое не могли заранее сговориться. С Жако Аргайлом теперь разобрались. Остаются только следующие варианты: убить мог муж – в любой момент между пятью минутами восьмого и половиной восьмого;
Гвенда Воэн – когда уходила, то есть в пять минут восьмого;
Эстер – незадолго перед тем; Кирстен Линдстрем – когда пришла, то есть, скажем, чуть раньше половины восьмого. Физическое состояние Дарранта обеспечивает ему алиби, но алиби его жены держится только на его словах, на его утверждении, что она была с ним неотлучно. Между семью и половиной восьмого она могла при желании спуститься и убить мать. Непонятно только, зачем ей это? Вообще, на мой взгляд, мотив для убийства был только у двоих: у Лео Аргайла и Гвенды Воэн.
– Вы думаете, это сделал один из них – или они действовали вместе?
– Вместе они, по-моему, в этом участвовать не могли. Как я себе представляю, это преступление, совершенное в состоянии аффекта, а не с заранее обдуманными намерениями. Миссис Аргайл поднялась в библиотеку и рассказала им, как Жако ей грозил и требовал денег. Допустим, позже Лео Аргайл идет к ней поговорить о Жако или еще о чем-нибудь. В доме тишина. Никого нет. Он входит в кабинет жены. Она сидит за письменным столом спиной к нему. На полу, может быть, валяется брошенная кочерга, которой Жако грозил матери. Такие тихие, сдержанные люди, бывает, вдруг срываются. Обмотать руку носовым платком, чтобы не осталось отпечатков, схватить кочергу и с размаху ударить сидящую по голове – на это ушла бы минута. Потом выдвинуть пару ящиков, чтобы подумали, что искали деньги. И – обратно в библиотеку, ждать, пока кто-нибудь не обнаружит тело. Или же другой вариант. Гвенда Воэн, перед тем как выйти из дома, заглядывает к ней в кабинет. И вдруг такой соблазн. А свалить все можно потом на Жако. И пожалуйста, выходи замуж за Лео Аргайла.