Владимир, несомненно, для достижения своей цели мог использовать обеих женщин. А цель у него одна. И это же есть мотив… Устранить Максима как одного из свидетелей своего преступления. И как бы абсурдно это не звучало после стольких-то лет, - почему именно сейчас, не раньше? - но это объясняет многое!
Хотели убить его, Макса, сорвалось, помешала какая-то женщина, которая позвонила и этим звонком спасла его. Но кто? Кто эта женщина? Вызвали в город под каким-то предлогом и убили Виктора Борисовича… опять же эта чертова красная папка, будь она неладна!.. То появилась, то ее не было, он пошутил, видите ли, то опять появилась, что в этой папке?.. вообще к чему она, имеет ли отношение ко всему происходящему?.. Теперь за Колю кто-то взялся… И знает, знает же этот кто-то, как воздействовать на него… знает, чего так боится бедный Коля… значит, знает, что случилось тогда в тайге!.. Знает Володька, и знает Полина…
И опять, опять эта мысль о том, что он напрасно себя накручивает, что все это просто случайные, не связанные между собой события. И может быть ни Володька, ни Света, ни Полина не имеют к ним абсолютно никакого отношения. Он адвокат, и как у всякого адвоката у него есть враги. Конечно, слишком причудливый был выбран способ убийства, могли бы просто пристрелить из-за угла, но и этому можно найти объяснение. Ведь какая поднялась шумиха вокруг этого странного падения люстры в самом дорогом и престижном ресторане города на самого дорогого и престижного адвоката в городе, может быть и не убийство, а именно этот грандиозный скандал и был целью? Поэтому и позвонили, предупредили вовремя. Бедного Иван Ивановича мог убить какой-нибудь бродяга, хулиган… Мало ли их сейчас шляется… А Виктор Борисович такими деньгами ворочал, что нет ничего удивительного в том, что с ним расправились. Просто совпадения, совершенно не связанные между собой. Николаю могли просто померещиться эти телефонные звонки … Он пьет, у него расстройство психики…
И если все обстоит именно так, нужно просто забыть обо всем, перестать метаться по всему городу в поисках ответа, как мечется он все эти дни. Нужно съездить сейчас к Николаю, поговорить с ним, успокоить его. Если нужно уговорить его лечь в больницу…
2
Еще издали он заметил людей, столпившихся вокруг чего-то, лежавшего на земле, мигающую огнями машину скорой помощи, милицейский уазик.
Смутное предчувствие беды охватило его.
Он вышел из машины.
Медленно сделал несколько шагов…
Ему казалось, что он очень долго шел сквозь толпу, люди говорили почему-то очень тихо, почти шепотом. И звуки доносились до него искаженными, словно снова и снова прокручивалась испорченная пластинка. Максим медленно поворачивал голову в сторону говорившего, и лица людей также искажались, принимали какие-то изломанные неправильные очертания – безглазые, с кривыми шевелящимися ртами.
- Бедный, еще молодой был! – причитал молодой женский голос.
- Да, небось, баба, баба замешана, без этого ни одно самоубийство не обходится, уж поверьте мне, - бубнил солидный мужской басок.
– Алкоголик, алкоголик он был, говорю вам! - шипел надтреснутый старушечий голос. - Уж я-то знаю, я - соседка, напивался до белой горячки, ревел этой ночью как медведь, спать не давал! Ох, непутевый, ох, непутевый!
– Ах, как жалко, – снова причитал молодой голос, - как жалко! Ведь и дерево это огромное не удержало его!
– Да где уж! – деловито вторил басок. - Не выдержали ветки, обломались, конец, наверное, клену-то. А ведь сколько лет стоял!
Коля лежал на спине прямо, широко открытые неподвижные глаза смотрели куда-то вверх, тоненькая струйка крови стекла на подбородок и застыла темной остекленевшей нитью, левая рука была как-то неестественно вывернута набок. Максим увидел - в Колиной руке было что-то. Он нагнулся, осторожно расправил застывшие пальцы и вынул изогнутый твердый квадрат. Это была фотография. Пожелтевший от времени осколок далекого сибирского лета… Максим поднял глаза вверх к распахнутому на шестом этаже окну. Огромный старый клен протягивал к окну обломанные ветви, словно искалеченные, изуродованные руки.
Максим снова взглянул на застывшее безжизненное лицо друга. Вспомнился тот день, когда они с Володькой приехали за Колей в деревенскую больницу. После безрезультатных поисков Нины Виктор Борисович велел им уехать. «Уезжайте сегодня же, уезжайте и забудьте обо всем, что было, навсегда забудьте!» – говорил он тихо, постоянно оглядываясь, избегая смотреть им в глаза. Володька был рад, он быстро собрал свои вещи, подгонял Максима. Тот собирался молча, ему было все равно, он был словно оглушен, с того момента, когда они закопали убитого ими человека, ему казалось, что все это происходит не с ним, он словно со стороны наблюдал за собой.
Когда они приехали в деревню, Володька отказался заходить в больницу: иди сам, я не пойду, боюсь его, в лагере сказали, он свихнулся, сам с ним разбирайся…
Макс один вошел в старый почерневший от времени деревянный дом, в котором размещалась больница, прошел по узкому темному коридору, открыл тихо скрипнувшую дверь в палату. Коля сидел на кровати и смотрел перед собой пустыми глазами, у него было безжизненное, словно окоченевшее лицо. Максим положил на кровать Колькин чемодан, стал складывать вещи, но вдруг Коля схватил его за руку. Он был очень бледен, у него тряслись губы:
- Послушай, Макс, послушай! – Максим слышал, как у друга стучали зубы, - ведь это он нас!… меня!… наказал… за то, что мы убили!.. за то что… мы закопали!.. это тот медведь был … тот же самый, Макс, я уверен!..
Коля замер, словно прислушиваясь, и вдруг закричал, зарыдал, забился в припадке, выгибаясь всем телом:
- Нина! Ниночка!
Пытаясь его удержать, Максим вместе с ним упал на дощатый некрашеный пол. Прибежала медсестра, Коле сделали укол, вскоре он затих, успокоился… но лицо его было безжизненным и равнодушным… таким же, как сейчас… мертвым…
Да, Коля умер уже тогда… и он не жил эти годы… мучился… а ты - лучший друг, лучший друг, черт бы тебя побрал, трус, просто трусливый гаденыш, бегал от человека, которому просто поговорить нужно было с кем-то, рассказать о своем страхе, о том, что мучило все эти годы, а ты не хотел вспоминать, бросил его… откупался жалкими подачками… Ах, если бы можно было повернуть время, хотя бы на несколько часов…
Максим опустил голову, рыдания душили его.
Внезапно оглушительно заверещал сотовый. На Максима зашикали, замахали руками. Он не сразу понял, что это его телефон. Выбрался из толпы, поднес телефон к уху.
– Слушаю! – Молчание. – Слушаю! – повторил он.
Мягкий женский голос отчетливо проговорил:
- Ну что, милый, теперь твоя очередь?
– Алло, алло, кто это?– дыхание перехватило, получилось еле слышно, почти шепотом, - кто это?
Он услышал неразборчивые приглушенные звуки, какой-то треск, шипение, и вдруг ясный голос, очень тоненький, нежный, похожий на детский, пропел: «Мишка косолапый, по лесу идет…»
Холод пробежал по его спине…Он не дослушал, спрятал телефон в карман пиджака. Обернулся, вглядываясь в темноту переулка, в котором оставил машину. Ему почудилось движение… Он побежал. Он был уже близко, когда в свете фар выезжающей из переулка машины увидел высокий быстро удаляющийся силуэт женщины в длинном плаще. Женщина обернулась на мгновенье… и он узнал ее… ему показалось, что он узнал … Он крикнул: «Стой!», побежал следом.
Но силуэт словно растворился в темноте.
3
На стук вышла соседка. Заспанное лицо, сердитый голос.
- Хватит тарабанить, нет ее дома!
- Вы не знаете, где она?
- Не знаю, она мне не докладывала. Уже и с работы приходили, искали, она и на работу не ходит. А дома уже несколько дней не появлялась. Так что не стучите зря. Нет ее. Не будите людей-то! – женщина захлопнула дверь.
Подъезд был обшарпанный, краска на стенах облупилась. Окно было открыто, створка качалась от ветра, хлопала беспрестанно, нарушая ночную тишину. Это был знакомый подъезд. Много лет назад он стоял здесь с Полиной, целовался… Да, должно было произойти что-то в его жизни, чтобы заставить его вот уже несколько дней не ходить в офис, забросить все свои важные дела, и бегать от двери к двери по квартирам старых друзей, которые и друзьями-то давно быть перестали.
Он вышел из подъезда, взглянул на окно Полины. Оно было темным. Что теперь делать, куда идти? Она исчезла… Что-то происходит, это уже очевидно… Но не все ли равно… Он так устал от этой бессмысленной беготни. Хотелось курить, но сигареты кончились как назло. Он раздраженно смял и отбросил пустую коробку. Походил вокруг дома. Сел на скамью, стоящую чуть в стороне, на детской площадке. Провел рукой по испещренной надписями, шершавой поверхности. Вот эта надпись – она сохранилась, он вырезал ее имя перочинным ножом. Как быстро бежит время… То лето изменило его, изменило бесповоротно. Именно в тот момент, когда случайный выстрел в мгновенье изменил ясный и солнечный мир вокруг, сделав его мрачным, темным, как тот лес, через который они продирались, убегая от ужаса, оставшегося позади, он решил, что в его жизни больше не будет случайностей. Отныне он будет планировать свою жизнь, каждый свой день, каждый свой шаг. Он выбрал профессию, которая, как ему казалось, могла обезопасить его от всего случайного, внезапного, непредусмотренного. Он приложил все усилия, чтобы стать в этой профессии лучшим, он стремился заработать как можно больше денег, потому что деньги позволяли вести размеренную запланированную жизнь. И он отказался от любви, он предал любовь, потому что это чувство делало его уязвимым. Он сделал свой выбор.
В тот вечер он долго мялся, не знал, как сказать. Наконец решился, выговорил, стараясь не смотреть ей в глаза: «Я люблю другую девушку, и я женюсь на ней». Она не поверила, рассмеялась. Потом поняла. Смотрела, жалко улыбаясь…
Как странно… Столько лет он старался не думать об этом, не вспоминать. И не вспоминал… Но теперь в эти сумасшедшие непонятные дни прошлое снова и снова настойчиво напоминает о себе. Но он не хочет к нему возвращаться, не хочет вспоминать! Он схватил осколок стекла, блеснувшего под ногами, и в приступе ярости стал сдирать с деревянной скамьи буквы имени, которое он не хотел помнить. Что за игру она затеяла? Что ей нужно? Где она? Что еще замышляет? Куда теперь идти? Он поранил стеклом пальцы, вскрикнул, поднес руку к лицу. Несколько капель крови упало на рубашку.
Он вернулся к машине… нужно ехать…
В кармане пиджака тихо запел, завибрировал сотовый в такт учащенно забившемуся сердцу. Он осторожно достал телефон, долго смотрел на высветившийся номер.
- Да? – спросил тихо, трубка словно обжигала ладонь.
- Максим? – ласково спросил нежный девичий голос. Как рад он был услышать именно сейчас этот милый голос.
- Здравствуйте, Лера!
Она помолчала. Он слышал ее дыхание.
– Вы совсем пропали, - говорит она, - обещали приехать…
- Я был очень, очень занят, - он действительно был рад ее слышать. Эта девушка – единственная не связана с его прошлым. Она из его настоящего… и будущего, сейчас ему почему-то очень хотелось верить в это.
- Я звоню, чтобы сказать вам… - говорит она, и снова он слышит ее тихое дыхание… – я уезжаю… и мы, наверное, никогда больше с вами не увидимся…
- Нет, нет, не уезжайте, я должен видеть вас, я не могу без вас… - он обязательно должен сказать эти слова, но вдруг он видит: в окнах Полинкиной квартиры загорелся свет!
- Я перезвоню вам! – выпаливает он, вбегает в подъезд, и, перепрыгивая через две ступеньки, уже через минуту стоит перед дверью в квартиру Полины. Дверь чуть приоткрыта. Сквозь узкую щель пробивается свет. Он снимает обувь, и входит, стараясь не шуметь.
В комнате страшный беспорядок. Выдвинутые ящики стола, распахнутые дверцы шкафа, валяющаяся на полу одежда вперемешку с какими-то бумагами. Человек, стоящий спиной к Максиму, раскидывает постель, скидывая с кровати на пол покрывало, подушки, простыни.
Что-то хрустнуло у Максима под ногой. Мужчина обернулся.
- Что ты здесь делаешь?! – вскрикнули почти одновременно. Это прозвучало несколько комично, но обоим было не до смеха.
- Давай по очереди. Что ты здесь делаешь? – голос полон ненависти, Макс это почувствовал.
- Я пришел к Полине. Мне нужно с ней поговорить. А ты?… почему ты здесь?… что это? – Макс обвел глазами комнату. - Что ты себе позволяешь? Где она?
- Я тоже пришел к Полине, – Владимир вытянул вперед руку, прозвенев перед лицом Максима ключами. - И как видишь, я могу являться сюда без приглашения!
- И устраивать здесь такой беспорядок?
- А это уже не твое дело!
- Где Полина?
- И это тоже не твое дело!
Максим подходит к Володьке, хватает его за грудки, притягивает к себе:
- Слушай ты!… если сейчас же ты не скажешь мне, что происходит, я тебя…
Володька вырывается:
- Макс, уходи отсюда… Тебя это не касается!
- Что ты ищешь здесь? Красную папку?
- Какую папку? Я уже сказал тебе – не было никакой папки!
- Ты врешь, Виктор Борисович приносил тебе эту папку. Полина была у тебя в тот день, видимо, она ее забрала. Не знаю, правда - зачем… Вы двое ведете какую-то странную игру. И ты ищешь здесь эту папку. Что в ней было, говори!
- А-а! Ясно! Благоверная настучала. Она ведь была у меня в тот день! – Володька хлопает себя по лбу. – Вот дрянь!
Градов сжимает кулаки, делает шаг вперед.
- Тихо, тихо! – Володька отходит. – Не изображай из себя героя! Он мне эту папку не оставлял! Понял? Он принес ее, хотел оставить, но увидел твою жену, испугался чего-то и ушел! Ясно тебе?
- Чего он мог испугаться?
- Откуда мне знать? Макс, чего ты суешь свой нос, куда тебя не просят? Ты уже давно живешь своей жизнью, какого черта тебе надо? С какой стати ты к Полине приперся? Что тебе здесь нужно? Иди, работай, обрабатывай своих богатеньких лохов, греби деньги лопатой. А к нам не лезь, не лезь, понял?
- К кому это вам?
- К нам - ко мне и Полине. Мы сами разберемся, без тебя!
- С каких это пор у тебя с Полиной какие-то дела?
- С тех самых, как ты ее бросил.
- Я бросил, а ты подобрал.
Володька сжал зубы, посмотрел на него с бешенством.
- Слушай, не смей говорить о ней в таком тоне. Я любил ее, понял ты, предатель, любил еще в школе. Только она не замечала меня, потому что тебя любила. Но я знал, знал, что рано или поздно ты с ней так поступишь. Ты ни разу за полгода к ней в больницу не пришел, а она только о тебе и говорила. Ты хоть знаешь, что она беременна была от тебя? Что бледнеешь? Она ребенка потеряла тогда после отравления, и сама чуть не умерла. И все равно продолжала тебя любить. Сколько я уговаривал ее тогда… просил… умолял выйти за меня, все впустую.
- Где она?
- Не знаю. Исчезла… На работе не была, дома вот уже несколько дней не появлялась. Сотовый не отвечает… – Володька сел, сжал голову руками.- Не знаю, где ее искать.
- Если ты не папку здесь хочешь найти, то что же?
Володька смотрит пристально, затем отводит глаза.
- Пистолет.
- Какой еще пистолет?
- Обычный! Пистолет Макарова! Знаешь такой – пиф-паф!
- Ты что шутишь?
- Да, какие уж тут шутки… – вздыхает тяжело. – В тот день, когда она была у меня, он исчез!
- Ты дома пистолет держишь?
- Да, держу! А ты как думал? У меня жизнь такая, понял? Не знаю, зачем она его взяла… что делать теперь, не знаю… где ее искать?
- Виктора Борисовича тоже из Макарова убили… и именно в тот день.
- Ты с ума сошел? О чем ты говоришь?
- Коля умер сегодня.
- Что?
- Из окна выпал, разбился насмерть.
- Я не понимаю…
- Ему последнее время звонила какая-то женщина, пугала его. Он был очень расстроен, напуган. Мне кажется, он снова был в том же состоянии, что и тогда… в тайге… Он рассказывал, что эта женщина все время говорила… о медведе… что он вернется… накажет его… ты понимаешь?
- Какая-то женщина? Этого не может быть… Кто еще мог знать про это… - Володька смотрит на него во все глаза и Макс видит страх в его глазах.
- Полина знала…
- Полина знала? Откуда она могла знать?
- Я ей рассказал тогда…
- Что? Что? Ты с ума сошел? Как ты мог… скажи мне, как ты мог? Ведь мы договорились тогда… - Он смотрит на Макса ошеломлено. - Неужели ты думаешь, что Полина могла?..