— Садитесь, прошу вас, надеюсь, места всем хватит! — сказал Гарденер, вновь усевшись за гримерный столик. Аллейн и Найджел опустились в кресла.
…В комнате, залитой ярким светом, было невыносимо жарко. Над гримерным столиком пылал газовый рожок в стеклянном кубе. Все пространство перед зеркалом было заставлено банками с гримом. Тут же лежали револьвер и курительная трубка. Еще одно большущее зеркало висело справа над умывальником. Слева, за портьерой был оборудован гардероб. Из гримерной «звезды», помещавшейся за тонкой перегородкой, доносились женские голоса.
— Замечательно, Найджел, что вы с инспектором смогли прийти, — продолжал Гарденер. — Журналистов чертовски трудно залучить, вы явно прячетесь от меня в последнее время.
— С равным основанием мы можем сказать то же об актерах, — парировал шутливый наскок Найджел. — Но самые неуловимые — полицейские, они буквально выскальзывают из рук. То, что Аллейн сегодня здесь, это невероятное событие. А все — моя заслуга!
— Верно, верно, — согласился Гарденер, пудрясь перед зеркалом. — Потому я сегодня и волнуюсь. Знаете ли вы, дорогой Барклей, что мистер Аллейн — крупная шишка в уголовном розыске?
— В самом деле? — низко протрубил Барклей Крэммер в тон Гарденеру и после недолгого колебания продолжил с мрачноватым юмором. — Мне в таком случае должно быть страшно вдвойне — ведь я по пьесе злодей. Впрочем, ничтожный, малюсенький злодей, — добавил он с неподдельной досадой.
— Только не говорите, что вы и есть убийца, — взмолился Аллейн. — Иначе лишите меня удовольствия.
— До убийцы мне далеко, — вздохнул Барклей Крэммер. — Крошечная роль, требующая, однако, по выражению режиссера, «филигранного мастерства». Увы, он сильно преувеличивает, дабы подсластить пилюлю.
В коридоре раздался зычный голос:
— Полчаса до начала. Пожалуйста, приготовьтесь!
— Мне пора, — снова тяжко вздохнул Крэммер. — Еще не гримировался, а ведь я занят в первой картине этой скверной пьески. Увы!..
Он эффектно поднялся и величаво зашагал к двери.
— Бедняга Барклей нынче сильно не в духе, — понизив голос, объяснил Гарденер. — Он должен был играть Бобра, но в последний момент роль отдали Артуру Сюрбонадье. Поверьте, для актера это — страшный удар. — Он лучезарно улыбнулся. — Нашему брату живется несладко, Найджел.
— Да и сами вы тоже не сахар, — пошутил газетчик.
— Пожалуй. Актеры как дети, капризны и задиристы. Словом, все, что о них говорят обыватели, правда.
Тут в дверь негромко постучали, в щель просунулось одутловатое лицо, увенчанное клетчатой кепкой, и краешек шейного платка в красный горошек. Повеяло запахом спиртного, которые не могла перебить мятная лепешка.
— Привет, Артур, входите! — любезно, но без всякого энтузиазма пригласил Гарденер.
— Простите великодушно, старина, — елейно изрекла голова. — Думал, вы один. Если б знал, что у вас гости, ни за что не посмел бы побеспокоить.
— Ерунда! Входите же поскорей, а то сквозняк.
— Нет уж, в другой раз, у меня к вам ничего важного, сущая пустяковина.
Лицо исчезло, дверь мягко притворили снаружи.
— Это Артур Сюрбонадье, — пояснил Гарденер, обращаясь к Аллейну. — Он отобрал роль у Крэммера и злится на меня за то, что я якобы отобрал роль у него. В результате Крэммер возненавидел Артура, а Артур — меня. Теперь, надеюсь, вам ясно, что я имел в виду, говоря об актерах.
— О! — воскликнул Найджел со свойственной молодости глубиной суждений. — Зависть.
— А кого ненавидите вы? — шутливо спросил Аллейн.
— Я? — переспросил Гарденер. — Видите ли, очутившись волею судеб на самой верхушке этого своеобразного древа, я могу себе позволить быть милостивым к остальным, но рано или поздно наверняка стану таким же, как все.
— Как по-твоему, Сюрбонадье — хороший актер? — спросил Найджел.
Гарденер пожал плечами.
— Он племянник Джекоба Сэйнта!
— Понятно. Впрочем, не знаю…
— Джекоб Сэйнт — владелец шести театров, «Единорог» — один из них. Сэйнт никогда не подписывает контрактов со слабыми актерами, однако дает хорошие роли Артуру. Следовательно, Сюрбонадье — хороший актер. От дальнейших комплиментов воздержусь. — Вы что-нибудь слышали о пьесе, которую мы сегодня играем? — обратился он к Аллейну.
— Нет, — ответил инспектор, — решительно ничего. Пытаюсь угадать по вашему гриму, кто вы: герой или разбойник, или наш брат — полицейский, или же и тот, и другой, и третий одновременно. Трубка на туалетном столике — атрибут благородного и добродетельного джентльмена, револьвер — принадлежность злодея, а покрой пиджака, в который вы собираетесь облачиться, весьма типичен для людей моей профессии. Итак, мой славный Батгейт, я прихожу к выводу, что мистер Гарденер играет сыщика, который по ходу расследования прикидывается преступником.
— Грандиозно! — воскликнул Найджел, кинув торжественный взгляд на Гарденера. — Аллейн, вы и в самом деле великолепный детектив!
— Поразительно! — признал и Гарденер.
— Неужто я прав? — усмехнулся Аллейн.
— Вы очень близки к истине, только револьвером я пользуюсь в качестве полицейского, трубку курю, становясь злодеем, а костюм этот надеваю в другой пьесе.
— Вот вам свидетельство того, — рассмеялся Аллейн, — что интуиция ничего не стоит без информации.
Дверь отворилась, впустив сухонького человечка в шерстяном пиджаке.
— Мистер Гарденер, вы готовы? — спросил он, словно не замечая присутствия посторонних.
Гарденер снял халат, костюмер достал из-за портьеры пиджак и подал ему.
— Позвольте заметить, сэр, пудры надо бы добавить, сегодня особенно душный вечер.
— С выстрелом все в порядке? — спросил Гарденер, вновь поворачиваясь к зеркалу.
— Бутафор просил не беспокоиться. Позвольте вас почистить, мистер Гарденер?
— Я целиком в вашей власти, нянюшка, — ответил Феликс с добродушной кротостью.
— Носовой платок, — бормотал костюмер, — кисет на месте. Что-нибудь еще, сэр?
— Чего же еще желать? Спасибо, вы свободны.
— Спасибо, сэр. Можно отнести револьвер мистеру Сюрбонадье?
— Можно. Передайте ему также добрые пожелания и приглашение отужинать со мной и этими джентльменами после спектакля.
Он взял с туалетного столика револьвер и вручил его костюмеру.
— Будет исполнено, сэр! — костюмер вышел в коридор.
— Тоже персонаж, доложу я вам, — Гарденер кивком указал в сторону двери. — Итак, условились — ужинаем вместе! Я позвал Сюрбонадье, потому что он меня недолюбливает. Это придаст пикантности крабам в майонезе.
— Пятнадцать минут до начала, — донеслось из коридора, — приготовьтесь, господа.
— Нам лучше пройти теперь в зрительный зал, — предложил Найджел.
— Успеете, времени предостаточно. Аллейн, я хочу познакомить вас со Стефани Воэн. Она безумно увлекается криминалистикой и не простит мне, если я вас ей не представлю, — Аллейн учтиво поклонился. — Стефани! — закричал Гарденер. Из-за перегородки отозвался певучий голос:
— Да-а?
— Можно зайти к тебе с друзьями?
— Ну конечно, дорогой! — раздался ответ, пропитанный сиропом театральной сердечности.
— Восхитительная женщина! — воскликнул Гарденер. — Идемте же.
За дверью, помеченной полустертой звездой, их встретила мисс Стефани Воэн. Ее уборная была просторней, ковры в ней потолще, кресла массивнее; море цветов, костюмерша в переднике.
Мисс Воэн встретила посетителей радушно, предложила им сигареты и вообще не жалела чар, особенно привечая Гарденера. На инспектора Аллейна, как показалось Найджелу, актриса поглядывала чуть-чуть задиристо, с оттенком вызова.
Тут дверь с треском распахнулась и на пороге, ловя ртом воздух, точно запыхавшись, возник Артур Сюрбонадье.
— Какая славная компашка! — произнес он сдавленным голосом. Было заметно, что у него подрагивают губы. Смех сразу стих, но Гарденер так и не снял руку с восхитительного плечика. Стефани же застыла, полураскрыв рот — они с Феликсом словно позировали фотографу, оформляющему театральные витрины.
— Трогательная картина! — съязвил Сюрбонадье. — Любовь и согласие. Что вас так рассмешило, позвольте узнать.
— Это я пошутил, — опередил всех с ответом Аллейн, — по правде сказать, довольно плоско.
— Уверен, мишенью для вашего остроумия послужил я, — выпалил Сюрбонадье. — Стефани, ты не станешь этого отрицать. Вы как будто следователь из полиции, не так ли?
Гарденер и Найджел заговорили разом. Найджел принялся представлять Аллейна, Феликс же повторил приглашение на ужин. Аллейн, подойдя к мисс Воэн, протянул ей раскрытый портсигар. Она взяла сигарету, не сводя с Артура глаз. Аллейн чиркнул зажигалкой, давая ей прикурить.
— В самом деле, зрителям пора в зал, — сказал инспектор. — Найджел, мне бы не хотелось пропустить первую сцену, — вообще не люблю опаздывать.
— Это вы из-за меня уходите, — Сюрбонадье загородил им путь. — А я рассчитывал повеселиться вместе. Вообще-то мне нужен Гарденер, но ему, видать, не до меня.
— Артур!.. — впервые обратилась к Сюрбонадье Стефани Воэн.
— Знаете, — перебив ее, продолжал он. — Я решил испортить вам веселье. — Он повернулся в сторону Найджела: — Постойте, вам не мешает послушать, ведь вы журналист. Вот вам сюрприз — Гарденер тоже не чужд этого занятия.
— Артур, ты пьян! Феликс шагнул к Сюрбонадье, тот двинулся ему навстречу, освободив дверной проем. Этим не замедлил воспользоваться Аллейн и буквально вытолкнул Найджела в коридор.
— До скорой встречи, — произнес он напоследок. — Увидимся после спектакля.
— Гнусная сцена! — возмутился Найджел.
— Действительно, однако поспешим на свои места.
— Нализался, скотина.
— Нам сюда, — Аллейн без труда ориентировался за кулисами.
У служебного выхода мужчины столкнулись с пожилой женщиной, появившейся из проулка.
— Добрый вечер, мисс Макс! — приветствовал ее Блэйр, вахтер.
Они уже были на улице, когда в коридоре раздался зычный голос:
— Увертюра! Занятые в первой картине — на сцену!
ГЛАВА 3
ГИБЕЛЬ БОБРА
— Поразительно, как это Сюрбонадье умудряется играть, — сказал Найджел Аллейну во втором антракте. — И даже незаметно, что пьян.
— Все-таки заметно, — возразил Аллейн. — Нам-то уж из первого ряда во всяком случае видно, что передвигается он как в тумане. Думаю, у него двоится в глазах.
— Молодец, он и впрямь способный актер!
— Я под огромным впечатлением от спектакля. Ничего подобного мне раньше не доводилось видеть.
— Только не переживайте слишком сильно, вы же не восторженная барышня, — беззлобно съязвил Найджел, но Аллейн не был склонен шутить.
— Все чересчур правдоподобно, прямо оторопь берет, — продолжал он. — Напряженность, которую мы ощутили в уборной Гарденера, перенеслась на сцену и усилилась до пугающих Масштабов. Мне будто снится страшный сон. Помните реплику Артура: «Думаешь, я шучу, притворяюсь?» А Каррузерс, то бишь Гарденер, отвечает: «Конечно, я не принимаю твоего бреда всерьез, все это блеф, но если ты и впрямь против меня что-то замышляешь — берегись!»
— Да вы, инспектор, превосходный лицедей.
— Право, ерунда… — хмуро буркнул Аллейн.
— Что с вами?
— Не знаю, как-то не по себе. Пойдемте выпьем чего-нибудь.
Они отправились в бар. Инспектор был молчалив, уткнулся в программку. Найджел виновато поглядывал на него, испытывая неловкость из-за безобразной сцены в гримерной и смутно догадываясь, что между Гарденером, Сюрбонадье и мисс Воэн происходит что-то неладное.
Инспектор нетерпеливо ерзал, пока Найджел допивал свой бокал.
— Боюсь, за ужином особого веселья не будет, — заметил Найджел.
— Ах да, ужин. Не исключено, что он вообще не состоится.
— Возможно. В любом случае мы можем извиниться и под каким-нибудь предлогом не пойти.
— Там видно будет.
— И то верно.
— Я почти уверен, что ужин отменят.
— Внимание! — воскликнул Найджел: свет в зале погас.
Затем в средоточии мрака возник один лишь лучик, постепенно он делался все шире. В тревожной тишине, нарушаемой лишь скрипом блоков, пополз вверх занавес и последнее действие «Крысы и Бобра» началось.
Зрители стали свидетелями бурного объяснения между Бобром (Сюрбонадье), покинутой им любовницей (Джанет Эмералд) и ее матерью (Сузан Макс). Все они промышляли торговлей наркотиками. Однако молодчика из их шайки прикончили свои — тот оказался предателем, работал на Крысу, он же Каррузерс (Феликс Гарденер). Мисс Эмералд бранилась, Сузан Макс хныкала, Сюрбонадье огрызался. Достав из кармана револьвер, он на глазах у обеих дам зарядил его.
— Что ты задумал? — театральным шепотом спросила Джанет.
— Навестить мистера Каррузерса.
И тут сцена погрузилась в темноту, в коротком перерыве между картинами необходимо было поменять декорации.
Когда снова вспыхнули софиты, зрители увидели Каррузерса (Феликс Гарденер) в своей библиотеке. Он расхаживал среди кожаных кресел, затем, сев за письменный стол, принялся выстукивать на машинке письмо. Даже самым искушенным театралам было пока что невдомек, кто он: герой или злодей, агент полиции или же преступник.
В библиотеку вбежала Дженнифер (Стефани Воэн), страстно влюбленная в Каррузерса. Мисс Воэн играла блистательно, аудитория следила за происходящим, затаив дыхание, тем более, что зрители знали: за раздвижной перегородкой, составленной из книжных полок, прячется дворецкий (Барклей Крэммер), он же профессиональный убийца. Сюжет, как писал в своей рецензии Найджел, не отличался новизной, но исполнители главных ролей выказывали тонкое искусство и чувство меры. При всей мелодраматичности пьесы диалоги были крепко сбиты, спектакль смотрелся с интересом и все шло как по маслу. Даже когда выскочивший из засады дворецкий схватил мисс Воэн за хрупкие локотки и пригвоздил к кушетке, все выглядело вполне благопристойно, ибо хоть он и был убийцей, итонское воспитание и тут давало себя знать, сквозило в каждом его жесте.
Мисс Воэн унесли со Сцены без чувств, а Феликс Гарденер, задумчиво набив трубку, опустился в одно из кожаных кресел.
«Определенно, Аллейна захватила интрига», — подивился Найджел. Тут бровь инспектора взметнулась вверх, губы сжались, и журналист сам поспешил перевести взор на сцену.
На пороге библиотеки, лицом к зрительному залу, стоял Сюрбонадье, одной рукой держась за косяк, а другой теребя шейный платок. Рот его был полуоткрыт, он жадно ловил воздух, будто запыхавшись.
Наконец, он заговорил. Найджел вздрогнул: точь-в-точь повторялась сцена, произошедшая перед спектаклем в гримерной мисс Воэн, только реплика, произнесенная Бобром, отличалась от фразы, с которой начал тогда Артур.
— Наконец! Крыса в своей норе.
— Бобер! — У любого другого актера это прозвучало бы банально, но Феликс произнес кличку так, что у многих зрителей по спине мурашки забегали.
Артур прошел на середину сцены и вдруг выхватил револьвер.
— Нет, Крыса, ты не убийца! — воскликнул он. — Ты жертва, убийца — я! Руки вверх!
Гарденер медленно повиновался. Сюрбонадье, не опуская револьвера, обыскал его, потом отошел на пару шагов и обрушил на Крысу поток ругательств и обвинений.
— Ты подстерегал меня на каждом углу! — клокотал злобой Сюрбонадье. — Путал мне карты, вредил, где только мог. К моей невесте подбирался! — Голос Артура стал истеричным, — С меня довольно. Я покончу со всем этим разом, тебе — крышка!
— Придется с этим погодить, Бобер. Жаль снова нарушать твои планы, но мы здесь не одни.
— Что-что?
— То, что слышишь. Мы не одни. — Гарденер говорил это с отвратительной бодрецой, присущей всем положительным героям. — Добрый ангел-хранитель слетел с небес.
Гарденер недобро усмехнулся.
— Меня на пушку не возьмешь!
— Не веришь, дружочек, глянь-ка вон в зеркало.
Сюрбонадье попятился, по-прежнему уставив револьвер на Гарденера, однако на какой-то миг отвел глаза, метнув опасливый взгляд на дверь в заднике. На ее пороге возникла Стефани с наведенным на Бобра револьвером.