– А тело... его куда?
– Мы заберем с собой.
Старший посмотрел поочередно на двух остальных охранников.
– Вы тоже отправитесь с нами. Отвезем вас на базу для дачи показаний по данному ЧП. Ну а там уже примут решение касательно вашей дальнейшей службы.
– Э-э... а что я такого сделал? – Echo заметно побледнел. – Вы чего?.. Вы верите этому психу? Он же урод! У него не все дома! Я ничего не нарушал!!
Старший сделал знак сотруднику, в руках у которого был «Мосберг». Тот, сблизившись с сидящим на стуле «качком», перехватил «помпу» двумя руками за дуло. Потом, размахнувшись как гольфист своей клюшкой, врезал прикладом по голове местному охраннику. Иван прикрыл веки; послышался еще один удар, сопровождавшийся таким звуком, словно кололи огромный грецкий орех. Потом раздался грохот; видать, Echo уронили на пол вместе со стулом.
– Я тебя предупреждал, парень, – процедил старший. – Сам виноват.
Затем, уже громче, скомандовал:
– Тащите его в «Форд»! Потом вынесете тело! И тоже – в фургон!.. Romeo, чего завис? Встал! Встал!!! Двигай на выход... поедешь в моем транспорте.
* * *
Козака вывели во внутренний двор, где он в промежутках между вахтами дышал прозрачным и чуть горьковатым воздухом, подолгу вглядывался в чужое небо, вспоминал эпизоды прежней жизни и мечтал о том дне, когда он выберется за стены этого долбанного объекта и обретет свободу. Здесь, во дворе, ему зачем-то повязали глаза, использовав для этой цели чей-то шарф, пахнущий одеколоном, табаком и потом.
Его усадили в один из двух транспортов. Заработал движок... тронулись.
Ивана всегда интересовало, что именно находится за той высокой стеной, на которую направлены две из четырех следящих камер. Его привезли на этот объект ночью, в крытом фургоне. И увозят ночью, с завязанными глазами. Водитель, или тот, кто сидел в кресле пассажира, ведет с кем-то переговоры по рации. Что-то про «вертушку» говорят...
Водитель притормозил, но после недолгой остановки вновь набрал ход. Похоже, они только что миновали пост охраны. Или контрольно-пропускной пункт какой-то крупной военной базы. К примеру, укрепленного лагеря передового базирования – Forward Operating Base (FOB). На территории которого – но изолированно, автономно – и располагается тот объект, где Козаку довелось пробыть фактически взаперти четыре недели.
* * *
Поездка оказалась недолгой. С того момента, как они покинули объект, прошло всего минут семь или восемь.
На фоне отчетливо слышимого гула – звук исходил от вращающихся вертолетных лопастей, надо полагать – в салоне прозвучал уже знакомый ему голос. Похоже, старший с кем-то созвонился или же связался по рации.
– Мы уже на площадке, – сказал старший тому, кто был с ним на связи. – Ну так какие будут инструкции? Что там решили?
Иван насторожил уши. С завязанными глазами только и остается, что полагаться на слух. Ответных реплик он не слышал; наверное, звук подается через микродинамик в ушную раковину или используется фрихенд.
– Что значит, еще не решили?! – в голосе старшего явственно прозвучало раздражение. – Ну так позвони! Если сам не отзывается, потереби начальство! Что?.. Ну и что, что праздники! Это у людей приближается Рождество, а у нас – полный атас!!.. Да, названивай!.. Учти, мы уже на площадке. И если не будет команды... Ты слышишь меня?! Ну так вот... я вынужден буду его на базу привезти! А там сами парьтесь... Ладно, понял... О'кей, жду. Связь через пилота. Отбой.
* * *
Вертолет, приняв на борт троих мужчин в камуфляже и шлем-масках, а также
* * *
Полет занял еще примерно минут сорок.
Козака вывели – осторожно, под руки – из салона «Ирокеза». Отстегнули наручники. Старший сам отвязал «повязку», передав шарф одному из своих сотрудников. Он же развернул Ивана лицом к некоему строению, один вид которого, хотя на этом огромном доме лишь в нескольких местах горели дежурные светильники, заставил Козака слегка опешить.
И это – Кабул? Или же он что-то неправильно понял, находясь в состоянии тремора?
– Короче так, Romeo... или как там тебя. Иди в ту сторону! Не оглядывайся! Пройдешь через ворота... видишь их? Ну же – двигай!
Иван, сделав несколько неуверенных шагов, остановился. Его шатнуло упругой волной воздуха: вертушка, грохоча винтами, снялась с площадки...
В глазах у него хороводили цветные пятна. Вытерев слезящиеся глаза, он зашагал к открытым настежь воротам. Остановился...
– Есть здесь кто-нибудь?
Он произнес эту фразу еще дважды. Иван видел какие-то тени, человеческие силуэты... но к нему никто не подходил. Выждав минуту или две, вошел через высокие кованые ворота вовнутрь – на участок, частью выложенный фигурной цветной плиткой с какими-то арабскими или другими восточными мотивами, частью обустроенный как какой-нибудь британский ландшафтный сад.
Перед ним, метрах в тридцати, высился четырехэтажный особняк с удлиненными арочными окнами и заметно округленной крышей, чем-то смахивающей на купол мечети. Настоящая вилла. Да чего уж там – дворец...
По его прикидкам, сейчас седьмой час утра. Толком еще и не рассвело.
После «воздушной прогулки» у Ивана капитально заложило уши. Вернее, в них все еще стоит грохот вертолетных винтов. И земля странно покачивается под ногами... Нижний край облаков подсвечен электрическими огнями. Кажется, что целая армада светлячков штурмует склоны ближайшей горы, отгораживающей долину от недалеких снежных вершин...
Справа от него – а он стоял лицом к фасаду здания – вдруг высветилось, мерцая и переливаясь оттенками ультрамарина и перламутра, нечто продолговатой формы. Что-то вроде лежащего плашмя огромного зеркала.
Так это же... Это ведь бассейн, устроенный в застекленной галерее! Ну и ну…
* * *
В следующую секунду Иван увидел, как из заполненной голубоватым светом галереи через стеклянную же дверь вышли двое.
Мужчина был одет в шорты и майку; в шлепанцах на босу ногу, но в красном колпаке и с накладным носом... Эдакая пародия на Санта Клауса. А с ним какая-то молоденькая девушка-смуглянка. Эта в полупрозрачной накидке, под которой, кажется, нет вообще никакой одежды.
– Hi, Kozak! – подойдя к нему, сказал Санта Клаус голосом Ричи Доккинза. – Меня тут подняли среди ночи... Говорят, на том объекте, куда я попросил тебя временно переместить, чего-то стряслось?
– Это вы, босс? – удивленно переспросил Козак. – Но... Как? Откуда?!
– Знаешь, Ivan, я уже и сам собирался забрать тебя с объекта и подключить к одному делу. Мы об этом еще поговорим. Но сначала – расслабуха!
Доккинз, подойдя к нему вплотную, ухмыльнулся.
– Считай, что я в натуре – Санта Клаус! Ты веришь в чудеса?
– Кажется, да, – растерянно произнес Иван. – Чудеса...
– Снимай с себя эти лохмотья. Первым делом – в бассейн! Ну, а потом промочим горло. И уже только после этого, Ivan... пока местные гурии будут стелить еще одну постель для гостя, я тебя накоротке введу в курс дела.
ГЛАВА 3
Вещи собраны. Чемодан и дорожная сумка стоят в коридоре. Обе «скрытки», установленные в холле и гостиной, Анна сняла сама еще накануне визита Виктора, готовясь к отъезду. Сотрудник, пришедший в адрес вместе с куратором и многолетним знакомым Анны, – они позвонили в дверь ровно в час пополудни, как и уговаривались – извлек два «жучка», о существовании которых сама Козакова до сегодняшнего дня ничего не знала.
Рослый мужчина лет тридцати семи, чьи глаза были скрыты очками с притемненными линзами, одетый в утепленную кожаную куртку и меховую шапку, посмотрел на наручные часы.
– Игорь, у тебя все?
– Да, Виктор Михайлович, можем отправляться, – сказал сотрудник, на котором тоже была штатская одежда. – Все коммуникации отключены: газ, электричество, вода. Сигнализацию я проверил: все функционирует исправно, с пульта подтвердили. Когда уедем, квартира будет поставлена на охрану.
– Добро. – Куратор посмотрел на Козакову. – Ну все, Анна, нам пора. Давай «кейс», подержу его пока... Ты с соседкой договорилась на счет собаки?
– Да, Виктор, она возьмет Майю к себе.
Игорь уже погрузил вещи в багажник черного внедорожника «БМВ-Х5» и занял кресло водителя. Дворы и даже тротуары в микрорайоне «Новый-2», расположенном в районе «Харьковской горы», засыпаны снегом. Накануне вечером и даже еще минувшей ночью над Белгородом и окрестностями бушевала снежная метель; у коммунальщиков будет немало работы.
Виктор открыл дверцу «икса»; жестом пригласил свою спутницу занять место на заднем сиденье внедорожника. Анна, почувствовав спиной чей-то взгляд, обернулась. Поискав глазами, она увидела, как соседка машет ей рукой с балкона. Тоже помахала затянутой в перчатку рукой. Бросила прощальный взгляд на новенькую пятиэтажку с бело-салатовым фасадом. Здесь, в этом доме, в квартире на четвертом этаже, она провела изрядный – и не самый спокойный, не самый простой – отрезок жизни. Восемь месяцев назад они с Иваном приобрели в лизинг двухкомнатную квартиру с холлом в этом доме. Менее чем через три месяца Иван уехал. Сначала поехал на Украину, куда его вызвал рекрутер. А уже оттуда отправился в Турцию, где заключил контракт с одной, не слишком известной широкой публике, частной охранной фирмой.
Сейчас, когда она смотрела на этот дом, на двор, куда они с Майей выходили на прогулку три раза в сутки, на женщину, которая прощально помахала ей рукой с застекленной лоджии, Анна вдруг отчетливо поняла – она сюда больше никогда не вернется. Эта страница ее жизни перевернута.
– Прошлое – это лишь пролог к будущему, – поняв, что творится на душе у его спутницы, сказал Виктор. – Садись в машину, Анна... Мы еще не все дела тут переделали; нам следует поторопиться!
* * *
Через несколько минут «икс» выехал на Крымскую трассу. Виктор сидел рядом, на заднем сиденье. Этого человека тоже сложно отнести к разряду сентиментальных личностей. Но он вдруг снял перчатку, придвинулся и погладил Козакову по щеке.
– Не надо так расстраиваться, Анна. Скажу банальность: все, что ни делается, – к лучшему.
– Это лишнее, Виктор. Я не маленькая девочка. И с чего это ты... с чего вы взяли, что я расстраиваюсь?
Козакова чуть отстранилась. Достала из сумочки носовой платок, вытерла заслезившийся вдруг глаз. Надо взять себя в руки. А не то тушь потечет, и на кого она тогда будет похожа?
Если она за кого-то и переживала сейчас, так это за человека, который, судя по всему, находится в нескольких тысячах километров отсюда.
Почти месяц, если отсчитывать с того памятного дня, когда она мельком увидела мужа в киевском аэропорту Борисполь, от Ивана не было никаких вестей. Как сквозь землю провалился. Весь декабрь, вплоть до позавчерашнего дня, вплоть до двадцать четвертого числа, до кануна католического Рождества, прошел в тревогах и томительном ожидании. После возвращения из Киева, где ей так и не удалось повидаться с мужем и где произошли кое-какие странные события, все как-то зависло.
Никто ее не побеспокоил в эти дни, никто не звонил, не было ни визитов ментов, ни обысков, ни вызовов в прокуратуру для дачи показаний, ни разговоров о каких-то крутых долгах, которые висят на Иване, а значит, и на ней (один из таких «разговоров», на который ее привезли в наручниках, едва не закончился трагически)... Никто за этот период времени не выкатывал предъявы. Не грозился поставить на счетчик; не обещался отобрать машину (которую, кстати, потом сожгли) и квартиру. Или вовсе лишить жизни. Наступила какая-то странная тишина.
А ведь те люди, что прессовали ее, равно как и другие, кто устроил «проверку паспортов»[10] четы Козаковых, они ведь никуда не делись. Они были где-то рядом. Она это отчетливо понимала. И была внутренне готова к любому повороту событий.
Но то ли некто, проявлявший одно время живой интерес к двум перебравшимся сначала из Москвы в Воронеж, а оттуда уже в Белгород гражданам, вызнал все, что хотел вызнать... То ли планы поменялись (хотя на разработку, на «просвечивание» были потрачены немалые ресурсы, как материальные, так и людские). Как бы то ни было, но с