* * *
«Икс», за которым хвостом от самого ее дома следовал массивный серый «Гелендваген», свернул с трассы на узкую асфальтированную дорогу, ведущую к коттеджному поселку.
Сегодня двадцать шестое декабря, суббота. «Движуха» началась еще позавчера, после того, как она получила весточку от мужа.
Анна откинулась на спинку заднего сиденья. Прикрыла на короткое время веки. В который уже раз вспомнилось, как она сама отреагировала на весточку от «пропащей души»... Эсэмэска пришла около девяти утра. Они как раз с Майей вернулись с прогулки; Анна поставила на плиту кофе в джезве. Угукнул сотовый – «птичка» прилетела...
Она открыла сообщение. Охнула. Оно начиналось со слов – «Hi, Anna!»[11]
Вскочила на ноги, метнулась в гостиную. Включила лэптоп. Буквы расплывались: на глаза у нее навернулись слезы. Но нужно быть внимательной, потому что важен любой знак, любой символ в сообщении!
Она прочтет это сообщение – позже, позже! – еще десятки раз.
Сейчас важно набрать его и отправить копию на рабочий мэйл. Чтобы сообщение могли прочесть и те, кто имеют пароли от ее ящиков. Те, кто, как и она сама, уже почти месяц теряются в догадках: куда пропал человек, что с ним, жив ли, и если да, то куда его забросила на этот раз судьба?
Шифр прост, как все гениальное. Вернее, та часть шифра, что доступна и известна лично ей.
В пришедшем на сотовый Анны Козаковой в канун католического Рождества СМС-сообщении содержится одно кодированное слово.
Девятый по счету символ, он же первый для расшифровки – «k».
Четвертый по счету символ сообщения, второй для расшифровки – «a».
Двадцать шестой – третий для расшифровки – «b».
Семнадцатый – четвертый в подстановке – «u».
Тридцатый – пятый – «l».
«k», «a», «b», «u», «l».
Зашифрованное в сообщении слово звучало: «Кабул».
* * *
Оба джипа миновали еще одну развилку, от которой до ближайших строений было уже рукой подать.
– Вот здесь их взяли, на повороте, – подал реплику Виктор. – Пришлось «стукнуть» тачку, не хотели останавливаться. Со вчерашнего вечера пасли! Собирались их старшего брать в адресе, но тот около восьми отзвонился своему сотруднику. И вызвал его на одиннадцать...
– А вы смекнули, что сподручней брать их за городом?
– Да, именно так. Предположили, что Мироненко собирается куда-то ехать. Потому что парень, которому он позвонил, состоит при нем в качестве водителя и телохранителя одновременно. Они ненадолго заехали в офис. Потом отправились в этот поселок. Ну что ж, нам это было лишь на руку...
– Ты сказал – Мироненко? – в голосе Козаковой прозвучало удивление.
– Ну да. Владелец одного из ЧОПов. Но не только этим он нам интересен...
Джипы, проехав по единственной улице через весь заснеженный поселок, подкатили к самой дальнему, стоящему чуть на особицу, огороженному кирпичной стеной участку.
– Блин... – пробормотала под нос Козакова. – Могла бы и сама догадаться. Я с ним лично не знакома. Не пересекалась по службе. Но, конечно, слышала о его фирме... Вот оно, значит, как. Ну и ну.
– Выходим, – сказал Виктор. – Говорить буду я... либо старший группы. А ты – слушай. И мотай на ус, фигурально выражаясь.
На площадке перед двухэтажным кирпичным коттеджем, очищенной кем-то от выпавшего накануне снега, стояли три машины. Две из них – милицейский «Форд» без номерных знаков и микроавтобус «Фольксваген» с тонированными стеклами – принадлежали группе захвата. Третья машина, а именно «Мерседес G-500», принадлежит либо ЧОП «Эгида+», либо лично владельцу фирмы Петру Мироненко. Когда они проходили мимо «мерса», Анна увидела, что у него разбита правая передняя фара. Да и скула джипа помята – результат столкновения с «Фордом», на передке которого тоже имеются следы повреждения.
Их встретили двое крепких мужчин: один в штатском, в куртке «аляска», другой в бушлате, в камуфляжной форме без знаков отличия.
– Ну как там ваши подопечные? – поинтересовался Виктор. – Чего нибудь говорят?
– Водитель и охранник отмалчиваются, – сказал экипированный в утепленный зимний камуфляж старший группы захвата. – А Мироненко... Ну, этот пальцы гнет.
– Угрожает?
– Да вроде того. Требует, чтоб ему дали позвонить. И обещает обеспечить нас неприятностями на всю оставшуюся жизнь... Провести вас к нему?
– Непременно! Но сначала мы пообщаемся с его подручными.
* * *
Следуя за сотрудником, они поднялись по ступенькам. Да, их пять, этих ступенек – память не подвела. Вошли в коттедж. На кухне, на полу, закованные в наручники, под присмотром сотрудника в штатском лежат двое мужчин. На головах у них полотняные мешки.
– А ну встали! – скомандовал сотрудник. – Подъем!
Покряхтывая, чего-то бормоча, оба «чоповца» поднялись с пола. Один – двухметровый верзила, другой – парень лет тридцати, обычного телосложения.
– А ну-ка повернулись! Кр-ругом! – скомандовал сотрудник. – Еще раз... к-ррругом!!
– Да пошел ты... – глухо сказал верзила. – Я че тебе, б… на разводе? Чтоб кормой крутить туда-сюда?!
– А и будешь крутить! – успокоил его старший группы захвата. – Если арматуру тебе вставят в одно место. А мы тут у вас еще паяльную лампу нашли... Хорошая штука, полезная! Ладно... разминай пока очко, овца! Я лучше с твоим приятелем поговорю. Может, он поумней твоего будет. Эй, гуманоид!
Старший группы захвата подошел к охраннику, которого повязали уже непосредственно в коттедже. Поплескав затянутой в перчатку рукой по прикрытой «колпаком» голове, поинтересовался:
– Эй, есть кто в танке? Ну-ка подай голос!
– Ниче не знаю... Я не при делах!
– Как тебя звать?
– Я уже говорил... Василий.
– Вася, ты же не хочешь провести остаток жизни в инвалидной коляске?
– Э-эммм... Я – сторож. Я человек маленький.
– Ты не в ментовке и не в прокуратуре! И такие отмазы тут не катят. Коляныч! – крикнул он. – Тащи инструмент! А то изображают тут из себя баранов… Блеют чего-то… Человеческого языка типа не понимают.
– Минутку, командир! – крикнул кто-то из коридора. – Щас принесу из гаража!.. У них тут полный набор!
– А че у меня-то спрашиваете? – голос «сторожа» дрогнул, стал каким-то дребезжащим. – И че надо-то? Я – сторож, мое дело дом охранять.
– Поэтому тебя и спрашивают.
– Ну?
– Гну! Не тупи! Сюда женщину привозили. Симпатичную такую. – Старший, обернувшись к наблюдающей за происходящим через дверной проем Козаковой, подмигнул ей. – Умницу... красавицу... комсо... короче, хорошего человека. Рост – сто семьдесят пять. Стройная брюнетка с коротко стриженными волосами. Зовут ее Анна. Месяц назад это было.
Он ткнул охранника в плечо.
– Ну-с, что скажешь, гуманоид? Видел ли ты здесь ту, о ком я спрашиваю?
– Э-э... Девушек привозили, это да... Случалось такое.
– Я не про них вопрос задал! Про женщину, которую вы «киднепнули»!
– Че-во? Чево сделали, не понял?
– Похитили среди бела дня! В городе, возле ее дома. В микрорайоне «Новый – 2». А потом привезли сюда, в этот ваш долбаный «гостевой» дом!
– Не, не, не, не... Какие такие кида... киде... похищения?! Ничего не знаю!
Виктор жестом показал Анне, что им следует переместиться в другое место.
– Ну, что скажешь?
– Именно сюда меня и привозили... Б-р-р... – Анна зябко передернула плечами. – Как вспомню, так мурашки по телу!
– Я не о том спрашиваю. Мы и так точно знаем – и знали, – куда они тебя отвезли. Я про эту вот парочку спрашиваю. Конкретно – про них.
– А-а... Ну да, конечно. Я их сразу узнала. Они были тогда все в масках... Но спутать их еще с кем-то сложно. Особенно верзилу.
– Добро. Понятненько. Смотрим дальше.
Помещение, в которое ее сопроводили, смахивало на обычную комнату жилой квартиры, вернее, на гостиную, площадь которой составляла около двадцати квадратов.
Там был диван, небольшой овальный стол с высокими венскими стульями и пара кресел. В противоположном от входной двери углу на подставке стояла видеоаппаратура: CD-проигрыватель, телевизор «Сони» и цифровая камера.
Единственное окно было закрыто плотными коричневыми шторами. Виктор включил пакетником верхний свет. Анна, расстегнув пальто, подошла к одному из двух кресел. Опустилась в него. Прикрыла на несколько секунд глаза, вспоминая события месячной давности...
Да, именно здесь, в этом помещении она очнулась от резкого запаха нашатыря. Здесь же ее и допрашивали... Точно так же пахло табаком и мужским парфюмом. А вот посторонний химический запах теперь уже не ощущался...
В допросе принимали участие трое мужчин в штатском. Их лица были скрыты под шлем-масками. После небольшой прелюдии ей показали пленку с записью оперативного мероприятия. Дело было весной. Трасса А144 (Саратов-Воронеж-Курск). Деревня, населенная сплошь выходцами из таджикского города Куляба. По обе стороны шоссе, неподалеку от места его соединения с трассой «Дон» – придорожные кафе, харчевни, автозаправки, мотели. Именно здесь в позднее вечернее время, когда шоферы-дальнобойщики ужинают и располагаются на короткий отдых, прошла акция, в которой они участвовали на пару с Иваном. Причем Козаков был старшим группы захвата...
В ту ночь оперативно-боевое подразделение ФСКН работало по наводке агента. Акция была именно «внеплановая». Ее сроки и детали не согласовывались с местным руководством. Иначе о мероприятии, как это уже случалось в других регионах, могли бы узнать те, кто крышует наркотрафик, либо получает отступные.
По ходу операции случилось ЧП. Вспыхнул пожар, в результате чего сгорели дотла два особняка местных бизнесменов и придорожная таверна одного из «кулябцев». А также превратились в обугленные остовы с десяток машин, включая четыре фуры.
Ивана сняли с должности еще до оглашения выводов внутреннего расследования. Их двоих оч-чень оперативно уволили из Воронежского управления ФСКН. Даже задним числом оформили! Вскоре на Ивана Козакова завели уголовное дело. Спустя еще месяца три, когда он уже был за кордоном и работал на контракте, начали таскать на допросы и Анну. Иван проходил еще по трем или четырем делам. Вначале как свидетель, а потом и как член организованной преступной группировки, специализирующейся на рэкете, крышевании, похищении людей и фальсификации уголовных дел...
* * *
– Вижу, обстановка тебе знакома, – Виктор криво усмехнулся. – Запись, я так понимаю, здесь показывали?
– Да, здесь... И для меня до сих пор загадка: откуда они ее взяли? Я ведь считала ранее, что есть только те две записи, что делали наши оперативники. А они... бац-ц! И показали пленку. А на ней зафиксированы наши личики.
– Здесь есть определенные вопросы. Но то, что такая запись существует... То, что о ней знает определенный круг лиц... Это может быть нам на руку.
– Пока не понимаю, к чему ты клонишь, Виктор.
– Мне не хотелось бы вдаваться в подробности, – куратор многозначительно посмотрел на Козакову. – Обсуждение данной темы продолжим в другом месте. Хочешь еще раз посмотреть на подвал, где тебя содержали?
– Не испытываю такого желания.
– Я тебя понимаю... Ну что ж. Настало время пообщаться с самим Мироненко. Но разговаривать будем не здесь, в другом месте.
Другим местом оказался водоем, расположенный в четырех километрах на юго-восток от коттеджного поселка, за рощей. Это был довольно глубокий карьер, где ранее осуществлялась добыча песка для расположенного неподалеку заводика, производившего силикатный кирпич. Уже лет двадцать как этот карьер превратили в искусственное озеро, соединив канавой с протекающей вблизи речушкой – на радость рыбакам и детишкам из окрестных деревень и поселков.
Водоем, окруженный полосой сухого ломкого камыша, присыпанного снегом и опушенного инеем, почти весь был покрыт льдом. И лишь в одном месте, там, где он соединяется отводным каналом с речкой, чернела полынья.
Именно сюда и привезли эту троицу: главу ЧОПа «Эгида-Плюс» Петра Мироненко и двоих его сотрудников.
– Останешься в машине? – спросил у нее Виктор. – Или хочешь послушать, что расскажет Мироненко? Если, конечно, он развяжет язык.
– Я пойду с тобой.
– Добро. Но в разговор не встревай.
Двух «чоповцев», на головах которых красуются непроницаемые «колпаки», выволокли из микроавтобуса. Кто-то из сотрудников отмотал полосу скотча, разрезал пополам. Развернув закованному в наручники верзилу лицом к заснеженному полю и спиной к водоему и собравшимся на его берегу людям, заклеил этому типу рот. Опять надвинул колпак... Та же процедура была исполнена и в отношении «сторожа». Затем этих двоих уложили на кусок брезента рядом с машинами.
Настала очередь Мироненко. Это был плотный, чуть грузноватый мужчина лет сорока пяти. Некогда руководил одним из линейных отделов транспортной милиции, подполковник. Но уже лет восемь как он ушел из органов, а ныне являлся главой одного из крупнейших ЧОПов в области. Анна без труда его опознала: и по фактуре и по голосу...
Место, куда ее привезли, она тоже узнала. Еще бы... такие вещи не забываются. После одного из допросов ее привезли к этому вот карьеру. Ровно так, как сейчас у Мироненко, на голове у нее был полотняный мешок. Впрочем, «колпак» с нее на короткое время сняли. Но лишь для того, чтобы Козакова поняла, что происходит: она стояла со связанными руками на обрывистом – высотой метров шесть – берегу этого явно не мелкого водоема... Потом на нее вновь надели мешок и привязали к шее тяжеленный, весом килограммов в двадцать, кусок рельса; в просверленное отверстие была вдета пеньковая веревка, которую накинули ей на шею. Как она не свалилась тогда в карьер с обрыва? Анна сама этого сейчас не понимала. Как не понимала до конца и того, что именно помешало тогда Мироненко и тому, кто дал команду ее закошмарить, пристрелить Козакову или утопить ее в этом озерце...
Мироненко не стали заклеивать лентой рот, как это было проделано с его людьми. Подвели к обрывчику. Его удерживали теперь под локти двое – Виктор и старший группы захвата. Оба они надели спецназовские маски. Виктор на короткое время, на каких пару секунд, приподнял «колпак», давая тем самым возможность местному авторитетному товарищу сориентироваться в пространстве и кое-что для себя понять.
Мироненко вдруг громко икнул. Потом по штанине потекло... Его трясло так, что остальным двоим приходилось крепко держать этого здорового мужика под руки, чтоб он не свалился в карьер до времени. И тем самым не нарушил планы приехавших на разбор москвичей.
– Вы... вы кто такие? – хрипловатым голосом спросил глава ЧОПа. – Могу я переговорить с вашим старшим?
– Говори.
– Это... это ж беспредел! И я... Не понимаю, что вы мне