– Как это?
– Ну, не знаю. Вадим мне говорил, там много людей пропало.
– Подвал не лес, в нем не заблудишься…
– Кто его знает? Вот ты же грозилась, что если меня в лесу одного бросишь, то я уж и не выберусь.
– Я – другое дело, – улыбнулась Лида. – Я ведьма!
– Этого только не хватало!
Богдану стало почти весело. Он считал себя Протасовым, а они все были любители авантюрных приключений, захватывающих и опасных.
Луиджи смотрел, как Манфред идет по выложенной потрескавшимися каменными плитами дорожке сада. Мальчишка чертовски красив! Есть все-таки в проклятых патрициях порода, этого у них не отнимешь. Врач усмехнулся. Пока все шло по плану.
Манфред, насвистывая, вошел в красивые большие ворота палаццо Альбицци, обошел круглый фонтан, у которого три грации из римского мрамора полоскали свои каменные волосы. Тихо журчала зеленоватая вода, благоухали жасмин и гранатовые деревья. Высокие душистые пинии закрывали черный вход дворца от любопытных взглядов.
Молодой врач удивился, что его никто не встречает. Обычно или слуга, или сама молодая хозяйка поджидали его в полутемном коридоре с лампой или свечой. В каменных запутанных переходах дворца, сырых и холодных даже в самую жаркую погоду, можно было легко заблудиться. Антония говорила ему, что сама боится ходить узкими, тесными и извилистыми ходами, в темноте, которую едва рассеивает свет свечи.
Несколько раз ей казалось, что кто-то крадется за ней по каменному коридору. Маттео упорно не хотел нанять еще несколько слуг. На старости лет его скупость приобрела признаки неизлечимой болезни. Он маниакально считал каждый флорин, экономил на всем, кроме своего здоровья. Несметно богатый, он занимал только третью часть роскошного дворца, в остальных помещениях которого царили пыль и запустение. Две женщины, которые вели хозяйство, да кухарка – вот и все, кого согласился оставить в палаццо больной сеньор Альбицци.
Антония не любила пышность и суету, предпочитая тихое уединение, к которому привыкла в родительском доме, поэтому скромная и размеренная жизнь ей была не в тягость. В палаццо Альбицци ей не нравилось только одно: страх. Она не могла объяснить себе, что именно его вызывало. Но с тех пор, как она здесь поселилась, ее начали преследовать кошмары. Ночью она не могла сомкнуть глаз в своей огромной холодной спальне, прислушиваясь к каждому шороху, к каждому скрипу. Иногда ей казалось, что на первом этаже кто-то ходит, невидимый в темноте.
Служанки ночевали рядом со спальней сеньора, чтобы подавать ему все необходимое – лекарства, бутылки с горячей водой или лед. Старый Маттео давно страдал бессонницей и зачастую не столько действительно нуждался в уходе, сколько капризничал и придирался, требуя к себе неусыпного внимания круглые сутки.
Кухарка спала на сундуке в кладовой, возле кухни, а иногда уходила в деревню к своим родственникам. Так что ночью громадный гулкий дворец, пустынный и неуютный, холодно блистающий золотом, становился похожим на богато изукрашенный саркофаг. В сердце Антонии закрадывался леденящий душу страх.
Маттео не хотел даже слушать ее.
– Это все женские штучки, – говорил он. – Я попрошу у Луиджи успокоительные капли для тебя.
Антония перестала жаловаться, но продолжала наблюдать. Постепенно она выяснила, что сам ее супруг никогда не ходит один по запутанным темным коридорам, а в одно крыло первого этажа вообще никогда не наведывается. Однажды он накинулся на одну из служанок, которая хотела навести там порядок, и едва не побил ее. Брызгая слюной и размахивая руками, он требовал, чтобы больше «ни одна тварь» не смела приближаться к этому коридору и расположенным в нем помещениям!
Запретный коридор заканчивался дверью, которая ни разу не открывалась, по крайней мере, при Антонии.
Молодая хозяйка перестала интересоваться всеми этими странностями, но сон ее от этого только ухудшился. Она еще больше побледнела, и Луиджи серьезно опасался, чтобы она не подхватила чахотку, как Симонетта и женщины из семейства Медичи. Антония часто болела простудами, здоровье ее было хрупким, как ее тонкая прозрачная фигурка. Луиджи нравилась эта молодая женщина, с умным проницательным взглядом. Они с Манфредом подошли бы друг другу. Напыщенный старый индюк, сеньор Альбицци, не достоин такой прекрасной жены.
Маттео обрадовался приходу молодого врача. Юноша был гораздо покладистее Луиджи, он внимательно слушал разглагольствования сварливого старика, не перебивал его и не терял терпения. Бальзам, который он рекомендовал своему пациенту, оказался превосходен. Болезнь, кажется, пошла на убыль. Маттео повеселел и велел принести из кладовой бочонок кипрского вина, легкого и искристого, как глаза юной красавицы. У него появилась привычка выпивать с Манфредом вдвоем, закусывая виноградом и копченым мясом. Луиджи ни за что бы не позволил старику подобных вольностей, он требовал строгого соблюдения диеты и воздержания во всем.
Манфред давал Антонии указания, как ей лучше ухаживать за больным, всматривался в ее осунувшееся лицо, усталые глаза, в глубине которых притаился страх. Молодые люди подолгу разговаривали обо всем на свете, им не хотелось расставаться. Они все больше привязывались друг к другу. Антония не признавалась в этом даже себе, Манфред тоже тщательно скрывал свои истинные чувства.
Однажды, в один из ненастных зимних вечеров, молодой врач задержался дольше обычного, так как у сеньора Маттео был приступ. Такие приступы у него повторялись особенно часто при плохой погоде. Манфред допоздна провозился с больным, и когда тот, наконец, уснул, спустился вниз, в залу, где служанка накрыла на тяжелом, огромном дубовом столе горячий ужин. Антония ждала его. У нее не было аппетита, и она рассказала Манфреду о своих страхах…
Сергей никак не мог сообразить, что произошло. Как Алене удалось женить его на себе? Его голова все еще не была ясной. Мысли путались, перегоняя друг друга. Он решил заняться, наконец, делом и отправился в село. Единственная ведьма, которая находилась в поле его зрения – баба Марфа. Пора с ней познакомиться поближе.
В лесном доме его встретил дед Илья, скучный и неразговорчивый. Он все время молчал, на вопросы отвечал односложно и невпопад. Сергей бродил по комнатам, рассматривая все, словно впервые. Смутно вспомнилась тоненькая девушка с зелеными глазами. Нет, он ничего не забыл, просто случившееся тогда почему-то стало таким далеким, как кажется далеким облако высоко в небе. Оно вроде как есть, а вроде его и нет. Рукой не достанешь, не потрогаешь. Летит себе, невесомое, как лебяжье перышко в бездонной синеве. Поди, докажи, видишь ли его на самом деле, или только представляешь?
Сергей вздохнул. Была все-таки Лида на свадьбе, или ему показалось спьяну? Черт! И что на него нашло? Алкоголизм никогда не входил в богатый набор присущих ему вредных привычек. Перед Сергеем встал другой вопрос: а была ли сама свадьба? Обручальное кольцо на пальце говорило, что была. А сердце молчало, глухо и упрямо отрицая очевидное. От напряженных раздумий у Сергея заболела голова.
Дед Илья угощал гостя жареной зайчатиной, вареной картошкой с грибами, мочеными ягодами.
– Ты ешь, – уговаривал он. – Для мужика это первое дело.
– Мне спать хочется, – неожиданно признался Сергей.
– Так ложись! – дед видимо обрадовался, снял с деревянной кровати гору вышитых подушек, притащил самотканое одеяло. – Здесь знаешь, какой сон? Будто сказка!
– А где ваша жена? – спросил гость, уже засыпая.
– Марфа? Придет! Куда ей деваться?
Сергей заснул, как будто провалился в дурманную тишину. Разбудил его негромкий низкий смех.
– Уж не ты ли гостем будешь? – спрашивала его моложавая высокая женщина с горящими глазами. На секунду Сергею показалось, что он проснулся в своей квартире, и со стены на него смотрит Царица Змей с картины Артура.
– Вы кто? – он почти испугался.
– Я-то? – женщина как будто задумалась. – Мне и самой это узнать хочется! Может, ты подскажешь?
– Вы Марфа?
– Пусть так, – как будто согласилась она, усмехаясь. – А ты теперь никак родственник мне?
– К-какой родственник?
– Вижу, что очумелый ты, потому спрашивать более ничего не стану. К тому же я и так про тебя все знаю. – Женщина сложила руки на груди и присела на стул. – Ты хочешь стать знаменитым, а для этого тебе нужно книгу написать.
– Ну, да…
– А книгу эту ты без меня, милок, не напишешь. Верно? – она удовлетворенно покачала красиво причесанной головой. – Потому что я – главное действующее лицо! Ведьма!
– Вы шутите?
– Ты что, анекдоты приехал записывать? Или фольклор?
– Н-нет. – Сергей робел перед непонятной женщиной. Неужели это и есть Марфа? Не может быть! Та должна быть по всем подсчетам гораздо старше…
– Тогда зачем я шутки с тобой шутить буду? А?
– Так вы… – он растерялся. Невозможно было вымолвить то, что он столько раз говорил себе и другим.
– Вот именно. – Марфа засмеялась. – Испугался? Что ж это ты такой непутевый? Боишься, а руки тянешь! Эдак ни до чего не дотянешься, милок! Вот тебе мой сказ!
Сергей, наконец, осознал, что перед ним сидит та самая Марфа, которую он искал и отчаялся увидеть. Он представлял ее себе не такой, – что-то наподобие древней старухи с недобрыми глазами.
– Ну, обижаешь… – возмутилась Марфа. – Какая я тебе Баба Яга?
– Да я вовсе и не…
– Ладно, – согласилась женщина. – Не Баба Яга. Каюсь, не то ты подумал. Просто старухой меня представил. А я оч-чень это не люблю!
– Так вы колдунья?
Марфа громко засмеялась, поводя плечами и закидывая красивую голову чуть назад.
– Она самая. Ты не пугайся! Как же ты писать про меня собираешься, когда только что зубы у тебя не стучат на всю горницу? Или это спросонья? Вон и амулет у тебя непростой, надежная защита. Вся твоя сила в нем сосредоточена.
– Как это? – не понял Сергей.
– Ты в детстве сказки читал? Там про смерть Кощееву написано, что она на кончике иголки. А твоя жизнь – на золотой цепочке висит, у тебя на шее.
Сергей невольно опустил голову, глянул на себя. Флорентийский амулет был скрыт под рубашкой, так что Марфа его видеть никак не могла.
– Откуда вы знаете?
Женщина вздохнула.
– Что пустое спрашивать? Я тебе скажу, а ты мне не поверишь. Вы, люди, странные очень… Сначала сами вопросы задаете, потом доказательств начинаете требовать, спорить, возражать. Суета это. Скучно мне, надоело! Хочешь, я тебе всю свою силу передам?
– Мне?
– Ну да. А чего ты удивляешься? Как же ты книгу писать будешь с чьих-то слов? Хоть и с моих? Самому все пережить надо, прочувствовать, окунуться в этот омут зеленый с головой! Тогда у тебя что-то путевое получится. А как же иначе? Про это так просто написать не выйдет. Испытать надо. Погрузиться. Стать этим.
Марфа снова засмеялась.
– Заодно и меня выручишь! – она весело блестела глазами. – Мне только один день жить осталось. Не могу я уйти и силу свою забрать с собой. Я ее здесь должна оставить, передать кому-то. Тебе, например.
Сергей на какой-то миг загорелся: а что, если… Но тут же остыл. Это просто смешно! Он отдавал себе отчет, что над ним просто потешаются. Женщина выглядит если не молодой, то крепкой и здоровой, «в самом соку». О какой смерти идет речь? Ему захотелось выйти из создавшегося положения достойно.
– Я вообще-то не против, но… убедиться надо бы.
– В чем? – удивилась Марфа.
– Не люблю дураком выглядеть. Пока я не уверен, что вы действительно та, за кого себя выдаете. Вот если вы мне это сможете доказать…
– Что это я тебе должна доказывать?
– Ну… – Сергей замялся. – То, что вы… колдунья! Обладаете паранормальными способностями.
– Пара… что? – захихикала женщина. Она подняла свои красивые полные руки и стала поправлять толстую косу вокруг головы.
– Сверхспособности. Те, что выходят за рамки обычных.
– А-а… За рамки выходят, значит. Тогда понятно. У меня таких полно! На любой вкус. Тебя что больше привлекает?
Сергей чувствовал себя глупо и никак не мог с этим справиться. Однако должен же он убедиться…
Марфа смотрела на него пристально и насмешливо. Ждала. Нужная мысль пришла неожиданно и как нельзя кстати. Сергей даже обрадовался.
– Я хочу узнать, как погиб мой друг, художник Артур Корнилин. Если вы мне это скажете…
– Восьмой символ Книги Тота обещает, что укрывающееся за занавесом будет открыто. Истина… вот что является объектом поиска. Не раболепствуй перед учениями любых храмов. Только твоя собственная тщательная оценка поможет тебе распознать то, что истинно и реально. Иди по пути Изиды.
Царица, восседающая на престоле с завязанными глазами, держит в руках меч и весы. Ее суждения беспристрастны, на нее нельзя воздействовать красотой или подкупить богатством. Спроси себя: «Откуда мне известно, истинны ли мои прозрения и ощущения?» Ответом будет: «Будь смелым, чтобы доверять себе.» Истина и знания дают смелость. Только смелость может смотреть в лицо мира, каков он есть.
Истина защитит тебя от страха, ибо тебе нечего бояться. Как звезды следуют по своим орбитам, так и ты будешь приближаться к своей цели…ибо во всем и каждом есть справедливость Великого Закона. Твое равновесие непоколебимо…
Сергею показалось, что он бредит. Неужели ему все еще плохо от выпитого? Галлюцинации? Где-то он уже видел эту Марфу, слышал ее непонятные, бередящие душу речи. Когда это было? Как это возможно, чтобы она произносила такие слова? Откуда она их знает? Он ощутил на губах привкус лилий и почувствовал, как голова становится тяжелой и затуманенной… Хотелось задать вопрос, но губы не слушались, лицо и челюсть словно одеревенели.
– Я тебе не только скажу, но и покажу.
– Что? – хотел спросить Сергей, но не смог.
– То, что ты просил. Смотри!
Марфа поднесла к его лицу большое мутное зеркало, старое, в громоздкой раме под бронзу. Где она его взяла? Сергей не заметил, чтобы она отлучалась куда-то. Она даже не вставала. В зеркале отражалась…мастерская Артура Корнилина.
Полумрак… Железные стеллажи с гипсовыми бюстами, масками, неоконченными этюдами, кистями, красками, глиняными вазами, старинными изразцами. Чего только там Артур не держал! А вот и он сам, небритый, уставший и нервный, с бегающими глазами. Вот он вскакивает…На лице – жуткий, нечеловеческий страх. Куда он с таким ужасом смотрит?
– У него, наверное, «белая горячка» от водки: небось, черти мерещатся, – подумал Сергей.
Впрочем, в самом темном углу что-то есть…Какая-то страшная фигура.
У Сергея по спине прокатилась ледяная волна, сердце сжалось от непреодолимого желания убежать, спрятаться. Неужели и у него «белая горячка», как у Артура? Чего он боится? Ведь ничего этого нет. Просто игра воображения…фантазия воспаленного разума. На него столько свалилось в последнее время: смерть друга, распродажа имущества, горе Нины, связь с Аленой и ужасная свадьба, Лида, амулет, ведьма… Все смешалось. Гигантские концентрические круги, полные сменяющих друг друга картин сужались и расширялись. От этого появилась невыносимая боль в висках.
Страшная фигура в плаще выплыла из темноты мастерской. Артур в панике вскочил, стал пятиться, железный стеллаж со страшным грохотом оторвался от стены и упал на него, острым углом ударил точно в висок…
В зеркале стало темно, как будто оно отражало безлунную ночь. Из темной глубины выплыло лицо женщины, удивительно красивое, восточное, индийское, с черными бровями. Красные губы раздвинулись в медленной улыбке. На высоком матовом лбу, среди завитков смоляных волос – флорентийский амулет…
– Это же картина Артура! «Натюрморт с зеркалом»! – узнал Сергей.
Никто ему не ответил. Мутная поверхность зеркала снова стала светлеть. На ней появилась глухая лесная дорога, по которой шли два монаха. Один впереди, другой сзади. Низкое серое небо моросило дождем. По бокам дороги стояли унылые ели. Второй монах оглядывается, и Сергей видит…себя? Ну нет! Это слишком! Вот уж чего быть не может!