— Я заказал нам столик в китайском ресторанчике неподалеку от порта…
— Господи! — Рэндел вздрогнул от неожиданности. — А я вас не заметил!
Он покраснел, гадая, слышал ли Мэллой его предыдущие слова. Оба агента с удивлением смотрели на облачение Мэллоя. Он выглядел совсем не так, как постоялец отеля «Ройял меридиен».
— Говорят, это хороший ресторан, — продолжал Мэллой. — Я угощаю.
— Послушайте, Ти-Кей, — проговорил Джош Саттер в вальяжной манере уроженца Среднего Запада, — у нас тут, как говорится, «все включено». И вам нет никакой нужды платить за ужин только потому, что вы новенький.
— В Госдепартаменте хорошие командировочные. Мне будет приятно вас угостить. Это самое меньшее, чем я могу отплатить вам за то, что вы меня встретили и подвезли.
Фэбээровцы изумленно вздернули брови, но согласились. Почему бы и нет?
Рэндел хотел включить GPS, чтобы женский голос подсказал им, как проехать, но Мэллой сказал, что знает дорогу. Для фэбээровцев это оказалось неожиданностью.
— Я основательно изучил карту города в самолете, — объяснил Мэллой. — И все запомнил.
Агенты снова удивились, но промолчали.
Когда они ехали вдоль берега Ауссенальстера — большего из двух искусственных озер Гамбурга, — Саттер спросил Мэллоя, как ему понравился номер.
— Потрясающе, — ответил Мэллой.
Агент кивнул и улыбнулся с мальчишеским восторгом.
— Вот вернетесь, а у вас на подушке шоколадка будет лежать.
Когда они ехали по мосту Кеннеди между двух озер, перед ними предстала панорама вечернего Гамбурга.
— Я вам так скажу. Никак не ожидал, что этот город такой красивый, — признался Джош Саттер.
— А что вы ожидали? — осведомился Мэллой.
— Ну, знаете, о Барселоне много чего известно, а о Гамбурге что?
— Промышленный город, — буркнул Джим Рэндел.
— Да-да. Я и думал, что увижу что-то вроде Ньюарка. А такого… — он указал на прекрасные здания конца девятнадцатого века, изысканно чередующиеся с чистыми, прямыми линиями построек конца века двадцатого, — такого никак не ожидал.
— В Гамбурге процент богатых людей выше, чем в любом городе Европы, — заметил Мэллой. — А мостов больше, чем в Венеции.
— Да, воды здесь много, — согласился Рэндел.
— А откуда столько толстосумов? — поинтересовался Саттер.
— Порт. Он в шестидесяти милях от океана, почти в самом сердце Центральной Европы. До Берлина — меньше трех часов, до Польши — чуть больше. Деньги текут сюда рекой уже три, если не четыре столетия, а немцы, особенно гамбургские немцы, умеют их копить.
— Я читал, что во время войны восемьдесят процентов города было разрушено, — вставил Рэндел. — А вы поглядите на это! — Он указал на величественное здание восемнадцатого века в центре города. — Такие дома здесь буквально повсюду!
— После войны жители города все по камешку отстроили заново, в точности как было.
— На американские денежки! — съязвил Рэндел.
Мэллой кивнул и усмехнулся.
— Чуть ли не единственный пример, когда американская помощь пошла по назначению.
Оба фэбээровца расхохотались.
Неподалеку от порта они нашли паркинг, полюбовались кораблями, стоявшими на приколе вдоль многочисленных каналов Альстера, ярко освещенными портальными кранами. Затем они немного прогулялись пешком — на север, в самый центр гамбургского квартала красных фонарей, где было полным-полно туристов, ярких местных личностей, а также огромное количество проституток всех мастей.
Рэндел нервно хихикнул.
— Куда вы нас ведете, Ти-Кей?
Мэллой указал на табличку с названием улицы.
— Слышали про Репербан?
Рэндел покачал головой.
— Это что-то вроде европейской Бурбон-стрит[29] — четверть мили чистого морального падения.
Словно бы в ответ на эти слова, Мэллою подмигнул трансвестит и спросил по-английски, какие у него планы. К Джошу Саттеру подошла женщина и тоже по-английски проговорила:
— Рада, что ты оставил женушку дома, сладкий. Мы с тобой можем чудесно провести время, а она ничего не узнает.
Саттер остановился, но Мэллой подтолкнул его вперед.
— Он ничем таким не интересуется, — сказал он женщине по-немецки.
Она ответила на том же языке:
— А на меня он посмотрел с интересом!
Они пошли дальше. Свет неоновых вывесок ресторанов и клубов, толпы людей — все это возбуждало.
— Чем больше будешь с ними болтать, — сказал Саттеру Мэллой, — тем труднее отвязаться. Забудешься, еще и денег дашь, потому что без скандала не отпустят.
Другие женщины зазывали их по-английски и по-немецки. Одна даже попробовала заговорить с Рэнделом по-французски, но он уже успокоился и расслабился. Через некоторое время они поравнялись с полицейским, спокойно стоявшим на своем посту в окружении проституток. Мимо прошла компания молодых людей. Они пили пиво из пластиковых стаканов и разглядывали девушек в витринах борделей.
К Саттеру подскочил трансвестит.
— Они знают, чего ты хочешь, сладкий мой. А у меня есть то, что тебе нужно!
Саттер прошел мимо, но вид у него был такой, словно ему к виску приставили пистолет. Две девицы, одетые как американские чирлидеры,[30] поприветствовали Рэндела свистом и воздушными поцелуями, выкрикнули цену в долларах и сообщили, что работают вместе.
— Всегда мечтал поиметь чирлидершу, — признался Рэндел Мэллою, когда они миновали проституток. — Лучше одной могут быть только две чирлидерши!
— Вот вам и «все включено», — усмехнулся Мэллой.
— Ну и улочка! — воскликнул Джош Саттер, ухмылявшийся так, словно выпил несколько кружек пива.
— Насколько я понимаю, Ханс вас сюда не водил? — спросил Мэллой.
— Нет, Ханс нас вчера водил в одно приличное место. А про это — ни словечка! Как называется эта улица?
— Групповая скидка, мальчики! — сообщила им высокая брюнетка… или брюнет, а может, и то и другое сразу.
Джош Саттер обернулся и улыбнулся ей.
— Извини, я женат!
— Ее тоже можно взять!
— Похоже, полицейские на это вообще не смотрят, — пробормотал Рэндел.
— Тут все легально.
Рэндел удивленно глянул на Мэллоя.
— Шутите! Я думал, такое возможно только в Амстердаме.
— Здесь это продолжается несколько сотен лет. Вторая из популярных достопримечательностей Гамбурга.
— А первая? — спросил Саттер.
— Порт… так говорят, по крайней мере.
Рэндел покачал головой. Легальная проституция противоречила его понятиям об упорядоченном мире.
Примерно в середине Репербана они перешли на другую сторону улицы, спустились по ступеням и вошли в ресторанчик под названием «Йен Тюнь». Мэллой сказал официанту, что у них заказан столик; их проводили в дальний уголок зала, где, как он надеялся, можно спокойно поговорить с агентами.
Потягивая спиртное в ожидании еды, они поделились впечатлениями об улице, которую только что покинули. Саттер стал подбивать коллегу поддаться свободе нравов — поскольку Рэндел был единственным холостяком из них троих, и вдобавок тут все дозволено. Но напарник оказался законченным пуританином. Секс — это здорово, но секс за деньги — грех.
Когда принесли еду, Мэллой заговорил о деле.
— Какие вести от Ханса? — спросил он.
— Договорились на завтра, на девять утра, — радостно сообщил Джош Саттер. — Говорит, готов помочь всем, чем только сможет.
— У него есть что-нибудь полезное для меня?
Фэбээровцы переглянулись.
— Насколько я знаю, — проговорил Джош Саттер, — они собрали в номере определенные вещдоки, включая кредитки и документы Фаррелла и Черновой. Но мы вчера все это изучили. Все деньги и карточки — из Барселоны и Монреаля. Паспорта, удостоверения — возможно, подделки, изготовленные в Европе, но точнее не скажешь.
— Анонима, который звонил, нашли?
— Сняли отпечатки пальцев в телефонной будке, и запись разговора у них есть. Звонила женщина. Так что если ее найдут, смогут подтвердить, что говорила именно она.
— Вы слышали запись?
— Просмотрели в письменном виде. Но разговор шел на немецком, так что для нас никакой пользы.
— Вам не показали перевод?
Фэбээровцы переглянулись и дружно покачали головой. Да и о чем там можно было прочесть? Женщина просто сказала, что видела, как Джек Фаррелл вошел в отель «Ройял меридиен».
— Если хотите знать мое мнение, — сказал Мэллой, — то этот телефонный звонок дурно пахнет.
Агенты явно удивились, но промолчали, и он продолжил:
— По Си-эн-эн что-то говорили насчет пара на зеркалах и влажных полотенец.
Саттер кивнул:
— Впечатление такое, что они исчезли из номера прямо перед тем, как туда нагрянула полиция.
— А женщина видит, как они входят в отель, и бежит звонить? — Мэллой дал фэбээровцам подумать. — Как же они успели побывать в ванной, а потом одеться и выбежать из гостиницы? Насколько я понимаю, немцы окружили здание через пятнадцать минут после звонка.
— Может быть, та женщина не сразу позвонила, — предположил Джош Саттер.
Джим Рэндел подцепил палочками большой кусок курятины и положил его в рот.
— Что вы хотите нам сказать? — спросил он у Мэллоя.
— Вы просматривали записи с камер наблюдения в отеле?
— Нам показали кадр. Сказали, что на остальной записи лица не видны.
— Я видел по Си-эн-эн. Да, съемка неважная.
Рэндел кивнул.
— Та женщина… Это могла быть кто угодно, хоть моя первая жена.
— Но это было снято не в тот вечер, когда поступил анонимный звонок? — спросил Мэллой.
— Запись, фрагмент из которой нам показали, была сделана в тот день, когда они поселились в отеле, — ответил Саттер. — Ханс сказал, что она самая лучшая.
— Я что-то не пойму, Ти-Кей, — признался Рэндел. — Вы к чему клоните?
— Камеры видеонаблюдения стоят на всех входах и выходах. Им до секунды известно, когда Фаррелл и Чернова вошли в отель, а когда вышли. Я просто спрашиваю, предоставили ли вам эти сведения наряду со всем прочим.
Оба агента задумались.
— Ханс по какой-то причине скрывает от вас информацию, — наконец заявил Мэллой.
Фэбээровцы откинулись на спинки стульев. Саттер выронил вилку. Рэндел судорожно сжал палочки. Им нравился Ханс, а Мэллой пока не очень, хоть он и устроил им экскурсию по Репербану. Но пожалуй, немец действительно уж слишком любезен. В конце концов, Рэндел и Саттер служили в ФБР. А полиции никто не говорит правду, даже другие полицейские.
— Но зачем? Чего они добиваются тем, что лгут нам? — спросил Рэндел.
— Если им поступил звонок и у них зафиксирован момент выхода Фаррелла с Черновой из гостиницы, у вас есть вещдоки в красивой упаковке. Но всю информацию вам не предоставили, значит, в свидетельствах что-то не так. Похоже, в них кроется то, чего немцы не могут объяснить, и они боятся, что вы это поймете и выставите их в неприглядном свете.
— То есть им не хочется выглядеть плохо? — задумчиво произнес Рэндел, снова принявшись за еду. — Но кому хочется?
— У вас есть номер, с которого звонила та женщина? Вам сообщили, где конкретно находится эта телефонная будка?
Рэндел покачал головой.
— Нам показалось, что это не самое главное.
— Если вы о чем-то спросите, вам не откажут. Вряд ли это заговор, но вам придется задать этот вопрос.
— Значит, спросим, — сказал Рэндел, отправив в рот немного риса. — Проблема решена.
— Давайте попробуем кое-что узнать сегодня же. Я хочу, чтобы вы позвонили Хансу и выяснили номер того таксофона, с которого в полицию позвонила женщина. Посмотрим, будет ли он сотрудничать.
— Но что это нам даст? — пожал плечами Саттер. — Это же общественный таксофон.
— И «пальчики» они там уже сняли, — добавил Рэндел.
— Добудьте номер. Дайте ему пинка — легонько. Пусть он поймет, что мы в курсе их игр.
Агенты переглянулись. Им не нравилось, что чужак отдает распоряжения. С другой стороны, им приказали встретить «некую важную персону из Госдепартамента», и ссориться с Мэллоем им не хотелось — пока.
Саттер вытащил мобильный — фэбээровскую модель с трехканальным шифрованием. Разговоры по нему нельзя было подслушать, но все же это был лишь сотовый телефон. Если кто-то знал номер и имел доступ к программному обеспечению местного провайдера, это становилось равносильным тому, чтобы носить при себе метку GPS. Что того хуже — оба агента указали номера своих телефонов на визитных карточках.
— Алло, Ханс! Это Джош. Послушай, я тут подумал…
Разговор занял минуту.
— Ханс дома, — сказал Саттер. — С утра он нам даст все сведения.
— Перезвоните ему, — ответил Мэллой. — Скажите, что информация нужна вам сегодня.
— При всем уважении, — проворчал Рэндел без особого уважения в голосе, — мы вашим приказам не подчиняемся.
— У меня было такое впечатление, что меня сюда послали в помощь вам.
— Не вижу помощи, — буркнул Рэндел.
— Один звонок от вас, один от Ханса. В чем проблема?
— Человек отработал день, отдыхает.
— Ладно… Если вы хотите дать Джеку Фарреллу еще двадцать четыре часа…
Агенты в который раз переглянулись. Наконец Саттер снова взялся за трубку. На этот раз Ханс ответил, что перезвонит.
Джош Саттер посмотрел на напарника. Лицо славного фермера покраснело от праведного гнева.
— Он разозлился, — сообщил он.
— Еще бы, — усмехнулся Мэллой. — Но номер телефона узнает.
— Я не понимаю, — сказал Рэндел, — что вам даст номер общественного таксофона?
— Кое-что, над чем можно поработать, пока не появится более интересная ниточка.
Рэндел уперся взглядом в тарелку. Он расстроился. До сих пор у них с Хансом все шло так хорошо.
Мобильник фэбээровца зазвенел. Этот звук нарушил тягостное молчание.
— Да, Саттер!
Затем он слушал и кивал. Он записал номер телефона и адрес будки — нацарапал название улицы по-немецки, как ему продиктовал Ханс. Саттер горячо поблагодарил немецкого коллегу за неоценимую помощь. Не отрывая мобильник от уха, он вопросительно посмотрел на Мэллоя. Тот покачал головой.
— Я вам скажу завтра утром! — ответил Саттер в трубку.
Мэллой взял бумажку с координатами телефона и положил на стол две купюры по сто евро. Этого вполне хватало, чтобы расплатиться за еду и напитки для всех троих.
— Большое спасибо, джентльмены. Желаю приятно провести время.
— Что? А вы куда?
Мэллой посмотрел на часы.
— Я тут подумал и решил: попробую разыскать этих двух чирлидерш. Погляжу, так ли они хороши. Так что не ждите меня, парни!
Глава 5
Монсегюр, Франция
Лето 1931 года
Издалека Монсегюр был похож на пирамиду, врезающуюся в синее небо. Когда-то здешняя крепость стояла на самой вершине горы. На развалинах, часть которых относилась к более позднему периоду, Ран рассказал Бахманам о том, что Монсегюр во время войны держался тридцать лет и пал лишь в мае тысяча двести сорок четвертого года.
— Жители только попросили дать им четверо суток, чтобы они смогли приготовиться к ожидающей их судьбе, — сказал Ран. — И ватиканское, и французское войско удовлетворили просьбу монсегюрцев о перемирии. Это доказанный факт. Все прочее, боюсь, спекуляция чистой воды, но это не помешало всем подряд говорить об этом с такой степенью уверенности, что ученому остается только изумляться. В самом знаменитом рассказе речь идет о том, что четыре священника перелезли через крепостную стену, спустились по скале и унесли с собой легендарные сокровища катаров. В зависимости от того, кто рассказывает эту историю, под богатствами может подразумеваться золото, Туринская плащаница, оригинал Евангелия от Иоанна… или самая излюбленная реликвия всех времен и народов — Святой Грааль. Куда эти люди унесли сокровища — никому не известно, но большинство предпочитают верить, что они передали их своим друзьям — рыцарям-тамплиерам. Полвека спустя начались гонения и на них, но, когда они были схвачены, никто ничего не нашел. Впрочем, исчезновение реликвий и в этом случае предпочитают объяснять бегством в последнюю минуту.