— Ханса! — подсказал Рэндел.
Ханс ему явно понравился.
— Точно, его Ханс зовут, — кивнул Саттер. — А фамилия такая, что без пистолета у виска не выговоришь! Но он, кажется, учился в Северной Каролине, и английский у него лучше моего.
— И уж точно лучше моего, — добавил Рэндел.
— Они в замешательстве, — проговорил Мэллой спокойно, по-деловому.
Как он и ожидал, оба агента притихли. Наконец Саттер решил уточнить:
— Из-за того, что не поймали Джека Фаррелла?
— Немцы смотрят на нас, делают то же самое, что мы, но думают, что у них получится лучше.
— Да, но и мы его упустили!
Мэллой едва заметно пожал плечами.
— Мы же не такие профессионалы.
Рэндел встретился взглядом с напарником, смотревшим в зеркало заднего вида. Они оценивали Мэллоя, а не то, о чем он с ними говорил. Это нормально. Первый шаг к тому, чтобы привлечь их на свою сторону.
— Они вас закопают в бумагах, чтобы показать, какие они деловые.
— Мне все равно, почему они это делают, — со смешком отозвался Саттер. — Как бы то ни было, здесь намного лучше, чем в Барселоне.
— Там, — добавил Рэндел, — об английском словно никогда не слышали! Привели переводчицу — мы ни слова понять не могли. А отчеты! Все по-испански. Приходилось факсами отправлять их в Нью-Йорк для перевода.
— И мы до сих пор ждем результатов анализа ДНК с простыней, — поддакнул Джош Саттер. — У немцев эти анализы были готовы к моменту, когда приземлился наш самолет. То есть через двенадцать часов после сбора улик!
— Насколько я понимаю, в Барселоне вы говорили с Ириной Тернер.
Саттер кивнул и неприязненно поморщился.
— Там ничего. Она из тех секретарш, которых принято называть…
— Секс-ретаршами.
Мэллой посмотрел на Рэндела, перевел взгляд на Саттера. Джош Саттер добродушно пожал плечами.
— Подружка и по совместительству ассистентка. Думаю, ее работа в офисе была фиктивной. Там еще три-четыре такие же «помощницы» сидели — перекладывали бумаги и договаривались о встречах.
— Русская? — спросил Мэллой.
— Литовка.
— Ясно…
— Влипла, — проворчал Рэндел.
— Ее все еще держат в Барселоне?
— Не думаю, что она им так уж сильно нужна, — ответил Саттер. — Она путешествовала с поддельным паспортом, вот и все, в чем ее обвиняют.
— Некоторым странам это не нравится, — заметил Мэллой.
— Тернер ничего не подписывала, ее ни о чем не спрашивали в миграционной службе. Документы были у Фаррелла. У нее хороший юрист, и она вполне может заявить, что думала, будто у Фаррелла ее настоящий паспорт.
— Тернер просто-напросто ведет себя так, как ей велел Фаррелл, — вставил Рэндел.
— Она сказала, что они прилетели в Барселону, а на английском там только один канал работает — Си-эн-эн. В гостинице они все время смотрели Си-эн-эн. Когда выходили на улицу, Фаррелл говорил по-испански. Она чувствовала себя… одиноко и пыталась уговорить его отправиться куда-нибудь, где бы она могла понять, о чем люди разговаривают. В Россию, например, но проблема в том, что Фаррелл не владеет русским.
— А потом, — перехватив у напарника нить повествования, продолжил Рэндел, — как-то вечером Фаррелл ее отправляет поужинать в гостиничный ресторан и говорит, что спустится следом за ней…
— И удирает! — воскликнул Мэллой.
— Надоели упреки, — пояснил Рэндел.
— Тернер ждет его всю ночь, — продолжал Саттер, — а на следующее утро идет сдаваться. У нее ничего нет — ни документов, ни денег, только жуткий гостиничный счет, оплатить который она не в состоянии.
— И масса вопросов по-испански, на которые она не может ответить.
— Серьезно, — кивнул Мэллой.
— Я у нее спросил, — сказал Саттер, — как она себе представляла ситуацию, когда не будет знать языка. Она мне ответила: «Не так».
— Но она красавица, — возразил Мэллой.
— Смыть с нее косметику и одеть в тюремный комбинезон — ничего особенного, — сказал Саттер.
«Видимо, Джош Саттер любит, чтобы женщины красились как куклы, — решил Мэллой. — Наверное, свою жену без макияжа не видел целый год после медового месяца».
— Дело в том, что она такая… покорная, — объяснил Мэллой. — Похоже, она была готова сделать все, что бы ни велел Фаррелл.
— Вот бы моей женушке такой характер, — вздохнул Джош Саттер. — Нет, жена у меня отличная! Но иногда…
— А я тебе все время твержу: есть у тебя наручники, так пусти их в ход!
— И это мне говорит парень, который два раза развелся, а бывших подружек у него — не сосчитать.
Джим Рэндел улыбнулся и пожал плечами. Его женщины, судя по всему, либо исполняли приказы, либо получали отставку.
Саттер заметил с заднего сиденья:
— Ханс рассказывал нам очень много о девчонках из бывшего Советского Союза. Из кожи вон лезут, чтобы оказаться на Западе, а потом выходят замуж за первого попавшегося мужика с деньгами — ну, вы понимаете. Предпочтительно за старика, которому не очень много надо в плане секса. Эти девушки в общем и целом делают то, что им велено, и остаются жить на Западе.
— Очень многие немцы ненавидят русских, — отозвался Мэллой. — Трудно поверить, но это тянется со времен Второй мировой. И с той и с другой стороны были перегибы, но знаете, как это бывает: что-то случилось с вашими родственниками и вы не способны посмотреть на это объективно и никак не можете простить и забыть, хотя прошло уже пятьдесят — шестьдесят лет. У нас с русскими расхождения были идеологические; у немцев это засело глубоко в крови. А потом еще холодная война сделала свое дело. Сложите все это вместе, и вы увидите, что в Германии полным-полно внешне добропорядочных людей, кто судит примерно так: все русские мужики — пьяницы, все русские бабы — шлюхи. В таком духе. Подобные высказывания следует делить на десять. Ирина Тернер может оказаться кем угодно.
— Кем угодно, но только не умницей, — подхватил Рэндел с выразительным акцентом коренного обитателя Квинса.
Саттер покачал головой.
— Я вам расскажу, как мы с ней беседовали. Мы у нее спрашиваем, куда планировал направиться Фаррелл. Она отвечает: «Кажется, в Италию». Мы спрашиваем, не упоминал ли он о каком-то конкретном городе в Италии. Она говорит: «Женева?»
— С бывшим мужем она познакомилась в Санкт-Петербурге, — добавил Рэндел. — Он какой-то американский бизнесмен. Он был не против пожить с красивой девушкой, но при этом смастерил такой брачный контракт, что после развода она не получила ничего, в буквальном смысле ничего. Надоел ему русский акцент — и она оказывается на улице без гроша в кармане.
Джош Саттер закончил рассказ об Ирине Тернер:
— Ну вот, а потом она читает в газете объявление насчет того, что требуется хозяйка для проведения вечеринок, и оказывается на одной из гулянок Джека Фаррелла на Лонг-Айленде. На этой оргии она выглядит королевой, и на следующей неделе Фаррелл берет ее на работу ассистенткой.
Мэллой рассмеялся.
— Понятно. Похоже, Ханс все-таки прав насчет этой русской.
— А вы, как я понял, из финансовой разведки? — спросил Джим Рэндел, глянув в зеркальце заднего вида.
Они с напарником явно размышляли, так ли это на самом деле.
Мэллой кивнул.
— Есть мнение, что если мы разыщем деньги Фаррелла, то можем сесть в засаду и дождаться, когда он за ними явится.
— Мысль понятная, — чуть насмешливо отозвался Рэндел. — Парни вроде вас эту линию копают с самого начала. Я вам так скажу: денег вы не найдете. Он оставил в гостинице кредитные карточки. Это всего-навсего мелкие банковские счета, а самих банков вроде как и нет вовсе. Они нигде.
— Но откуда-то деньги взялись.
— Ясное дело. Из Монреаля. Первым делом Фаррелл открыл там счет. То же самое он сделал в барселонском банке и на оба счета положил по пятьдесят тысяч. В Барселоне из кожи вон лезли, все проверили. А вот настоящие деньги, те самые, что он до побега перевел в разные компании, растеклись по банкам, которые нам никаких сведений давать не желают. Мы имеем в виду такие страны, как…
— Я понял.
— И вы сможете их найти? — спросил Джош Саттер.
Ему очень хотелось поверить в то, что Мэллой способен проходить сквозь стены, потому что ему необходимо заполучить Джека Фаррелла. Арест и экстрадиция этого человека в США означали для Саттера очередное повышение.
— Я здесь для того, чтобы понять, возможно ли это, — ответил Мэллой.
Фэбээровцы промолчали. Но оба явно подумали: «Шпик».
Чернова и Карлайл слышали весь разговор агентов с Мэллоем, пока те ехали по городу, но как только троица вышла из машины, звук пропал. Тем не менее Карлайл мог следить за двумя фэбээровцами на дисплее компьютера Черновой, который улавливал сигналы их сотовых телефонов. Агенты вошли в гостиницу. Мэллой, по всей видимости, находился вместе с ними.
— Что скажешь? — спросила Чернова, миниатюрная женщина с темными глазами и кремово-белой кожей.
Несколько лет назад они состояли в любовной связи, но это был такой роман, когда, целуясь, не закрывают глаза, и в конце концов между ними установились деловые отношения. Через некоторое время они вообще отбросили всякие условности. Чернова убивала людей. За это она брала очень большие деньги. Как только Карлайлу стало окончательно ясно, что ей абсолютно наплевать, что он о ней думает, поддерживать светский разговор с ней стало совершенно бессмысленно. У Дэвида был большой опыт общения с киллерами всех мастей, но Елена Чернова оказалась самым бесстрастным из всех, которых он знал.
Казалось, она никогда не уставала играть в свои игры, она словно бы никогда не раздумывала над выбором, который сделала для себя в юности. Она планировала свои действия на много шагов вперед и отбрасывала прошлое так же легко и безжалостно, как выкидывают старую одежду. Истинное удовольствие как женщина она получала только в те мгновения, когда отрезала гениталии какому-нибудь несчастному. Еда для нее не имела значения. Если поставить перед ней вино, она могла его выпить. Она могла прожить день без пищи и воды, а потом съесть совсем немного, не обращая никакого внимания на вкус, не радуясь тому, что наконец удалось покушать. Она постоянно жила в тени, она научилась заниматься любовью, как высоко оплачиваемая куртизанка. В этом деле она была опытной и деловой.
Дэвид Карлайл, с другой стороны, считал себя человеком, в тени жить не способным. Он умел переносить боль; при необходимости мог довольствоваться самым необходимым. Карлайл был воином, обученным переносить трудности, но, когда у него появлялась возможность, становился сибаритом. Он с удовольствием сорил деньгами. Ему нравились женщины, самые разные, и даже такие крепкие орешки, как Елена Чернова. Он прекрасно разбирался в винах и мог целый вечер напролет рассуждать о нюансах букета и послевкусия. Он обожал путешествия, был большим гурманом, словом, старался взять от жизни все лучшее. А проводить дни с Еленой Черновой — все равно что сидеть рядом с привидением. В ответ на ее вопрос (а это были первые слова, произнесенные Еленой с тех пор, как она вышла на цель) Карлайл сухо рассмеялся.
— Думаю, мы переоценили нашего мистера Мэллоя. Уверен, он не такой ловкач, чтобы разыскать тебя.
Чернова не спускала глаз с дороги. Они проехали между гостиницей и озером.
— Он нашел Джека Фаррелла, — возразила Чернова.
— Ему помогли.
— Это не проблема, — сказала Чернова. — Если он не сможет найти меня, я ему помогу.
— Если бы мне хотелось, чтобы он умер, об этом я мог бы позаботиться в Нью-Йорке.
— Знаю, — ответила Чернова. — Но иногда людей убивают.
— Не таких, как Мэллой. Если с ним что-то случится, для этого должна быть причина. А если мы такую причину не изобретем или она не будет выглядеть достаточно убедительно, его друзья начнут копать очень глубоко, пока не поймут, чем именно он занимался, и тогда у меня станет гораздо больше проблем, чем раньше.
— Все очень просто. Он явился сюда, чтобы найти меня, а нашла его я.
На это Карлайл ничего не сказал. Она была права: все могло получиться, но изначальный план ему нравился больше, потому что Карлайл не сомневался: Мэллой попросит Кейт и Итана Бранд помочь ему. Это означало единое место ликвидации для всех троих и никаких неприятных вопросов.
— Как там Бранды? — спросил Карлайл.
— Пока их нет на радаре.
И не было со времени вечеринки по случаю создания фонда. Они как будто знали, что он ищет их.
— Значит, возможно, они в Гамбурге?
— Может, ты их увидишь в зеркале заднего вида — откуда мне знать?
Карлайл инстинктивно взглянул в зеркало и перевел взгляд на Чернову. Она улыбнулась или ему показалось?
— Ты уверен, что Мэллой их привлечет? — спросила Чернова.
— Он делает это для Кейт, а если он собирается устроить охоту на тебя, двух клоунов из ФБР маловато. Будь я на его месте, я бы позвал их.
— Хочешь, поставим кого-нибудь в аэропорту?
— Давай сосредоточимся на Мэллое. Если он начнет передвигаться по городу, я хочу знать, где он находится. Как только решишь, что это безопасно, пошли кого-нибудь в его номер, посмотри, не станут ли его новые дружки-фэбээровцы звонить ему на мобильный. Если мы получим номер его сотового, мы сможем контролировать все разговоры и, может быть, вычислим местонахождение Брандов.
Нойштадт, Гамбург
В отеле «Ройял меридиен» Мэллой снял номер со скидкой и сказал Саттеру и Рэнделу, что встретится с ними в баре гостиницы около восьми и они смогут вместе поужинать.
— А сейчас, — заявил он, — мне бы хотелось принять душ и немного поспать.
Агенты переглянулись.
Рэндел сказал:
— А мы думали, что вы захотите вечером увидеться с Хансом.
Саттер посмотрел на часы и добавил:
— Как насчет того, чтобы вы вздремнули пару часов, а потом мы бы съездили к Хансу?
— Не могли бы вы договориться о встрече на завтрашнее утро? — спросил Мэллой. — Я ведь всю ночь не спал. Совсем нет сил.
Меньше всего ему хотелось лицом к лицу столкнуться с Хансом.
— Хорошо, — ответил Рэндел без всякого энтузиазма.
Прозрачные двери кабины лифта закрылись. Мэллой заметил, что агенты оживленно переговариваются. Они явно гадали, что же это за финансового разведчика им прислали, который собрался спать пять часов. Мэллой вышел на верхнем этаже, спустился по лестнице к противоположному входу и попросил помощника консьержа вызвать ему такси. Десять минут спустя машина везла его по запруженным улицам Гамбурга.
Он проехал несколько кварталов к северу от порта по району, называемому Нойштадт (Новый город), и снял номер в маленькой семейной гостинице. В целях безопасности он назвал администратору фамилию Имфельд — один из своих швейцарских псевдонимов — и заплатил за неделю вперед.
В номере Мэллой распаковал чемодан, закрыл шторы и крепко проспал три часа. Потом спустился в метро, доехал до железнодорожного вокзала, снял деньги в банкомате, купил чемодан и дешевую одежду. Затем он приобрел билет на городской транспорт на три дня и сделал пару звонков с телефона-автомата. После этого он взял такси до отеля «Ройял меридиен». Без четверти восемь он вошел в гостиницу и направился в свой номер. Там он открыл новенький чемодан, разложил по местам кое-какие вещи и туалетные принадлежности, что-то разбросал — словом, создал обычный для путешественника беспорядок. Потом позвонил администратору с просьбой фиксировать все телефонные звонки, которые будут поступать ему во время пребывания в отеле, и спустился в бар, где заказал пиво и попросил внести его стоимость в счет. Одетый в джинсы, толстовку с капюшоном и кожаную куртку, Мэллой совсем не походил на того аудитора, которого утром встретили в аэропорту фэбээровцы.
Он сидел в полутемном уголке бара и читал «Геральд трибьюн». В начале девятого появились Рэндел и Саттер; они не узнали Мэллоя.
— Похоже, он проспал, — расстроенным голосом произнес Рэндел.
Мэллой встал и подошел к ним сзади.