Итан вытащил из сумки кусачки и перерезал цепь маленькой лодки, стоявшей ближе к берегу. Тихо работая веслами, он подплыл к глиссеру, перекусил трос, запустил двигатель и подвел судно к берегу. Мэллой и Кейт забросили внутрь снаряжение и забрались сами.
Глиссер был изготовлен из красного дерева и обшит хромированной сталью. Как только они отплыли от пристани, Кейт отключила подсветку. Итан вытащил прибор GPS и стал подсказывать жене путь вверх по реке и каналам.
Когда они добрались до дома Хуго Олендорфа, было уже почти одиннадцать часов вечера. Горел только один-единственный дежурный фонарь на пристани, а в доме было темно. Кейт остановила глиссер в тени напротив особняка.
— Похоже, тихо, — прошептала она.
Итан убрал прибор GPS в карман, встал с сиденья и открыл одну из холщовых сумок. Один «Калашников» он протянул Мэллою, второй взял сам, после чего вытащил еще и шокер.
— Как только мы преодолеем границу владений, — сказал он, забросив автомат за спину, — я возьму на себя собаку. Ти-Кей, вы держите центр двора, пока я вас не вызову. Как только мы вскроем заднюю дверь, нужно будет ворваться в дом с шумом.
— Вдвоем вы произведете отвлекающий маневр, — пояснила Кейт и взяла второй шокер. — А я тем временем начну захват.
Итан достал кувалду и несколько разных кусачек.
— С этого момента, — сказал он, — никаких имен.
Кейт завела мотор и повернула штурвал круто влево. Глиссер описал плавную дугу в сто восемьдесят градусов и подошел к левому борту «бейлайнера», стоящего на приколе у пристани Олендорфа.
В тот момент, когда глиссер ударился о борт яхты, у ворот сработала сигнализация.
— Вперед! — скомандовала Кейт.
Мэллой проворно выскочил из катера и перебрался на яхту Олендорфа. Кейт последовала за ним. Итан перебросил ей кувалду и набор кусачек и принялся связывать глиссер и яхту канатами на корме и носу.
Он завязывал второй узел, когда в доме зажегся свет и взвыла сигнализация. Десять секунд. На миг Мэллою стало страшно. Они все еще находились на канале, метрах в сорока от дома жертвы, от которого их отделяла кованая ограда. Защитная система сработала. Олендорф, вне всякого сомнения, собрался что-то предпринять. Но, несмотря ни на что, Итан спокойно заканчивал свою работу, а Кейт терпеливо ждала.
Наконец Итан перебрался с глиссера на яхту, взял кувалду и спрыгнул на причал. Мэллой прыгать не стал — пожалел коленные суставы — и спустился по трапу. Кейт оставила набор кусачек рядом с якорным канатом «бейлайнера». Ее муж подошел к воротам и замахнулся кувалдой.
Замок сломался с первого же удара, и все трое побежали к дому.
Из темноты бесшумно выскочила немецкая овчарка Олендорфа. Это был вышколенный охранный пес, а не домашняя зверушка. Итан выстрелил в собаку дротиком со снотворным с десяти метров и тут же выхватил боевой нож. Раненый пес пошатнулся, но продолжил бежать, оскалив клыки. Итан, защищаясь, выставил перед собой левую руку. Когда зверь бросился на него, он обхватил его морду согнутой в локте правой рукой, как тисками. Собака взвизгнула и рухнула наземь, словно уличный хулиган, получивший сокрушительный удар в живот. Овчарка дернулась в попытке подняться, но вскоре словно бы утратила всякий интерес к происходящему и сонно растянулась на траве.
Итан поспешил к особняку, остановился недалеко от стены, обернулся и посмотрел на жену. Она побежала за ним трусцой, будто прыгунья в высоту — к планке. Правой ступней она уперлась в согнутую в бедре ногу Итана, левой — в его плечо, оттолкнулась и легко подпрыгнула к окнам второго этажа. Кейт уже двигалась по крыше, и Итан позвал Мэллоя.
Он оказался у дома в тот самый момент, когда Итан взломал дверь.
Хуго Олендорф и его жена лежали в постели и читали, когда услышали сирену и увидели проблески сигнальных фонарей. Жена Олендорфа негромко выругалась и спросила, что происходит.
— Оставайся здесь, — сказал ей муж. — Пойду посмотрю.
Он вложил в книгу закладку, положил ее на прикроватную тумбочку и сел. Из верхнего ящика он вытащил заряженную «Беретту-92FS» с корпусом из нержавеющей стали. Дослав патрон в магазин, Олендорф сунул ноги в шлепанцы и встал.
— Не стоит ли вызвать полицию? — спросила его жена.
— Они уже едут, — ответил бывший прокурор.
Роман Олендорфа с огнестрельным оружием продолжался всю жизнь. Раз или два в месяц он выступал на соревнованиях. Конечно, в свои пятьдесят три года за высшие баллы он бороться уже не мог, но все же считал себя неплохим стрелком. Действительно, предыдущим вечером он посетил свой любимый клуб и стал шестым среди тридцати шести соревновавшихся. Учитывая уровень соперников, результат совсем не плохой, но для Олендорфа не лучший.
Тем не менее держать пистолет ему было как-то неловко. От испуга к горлу подкатил комок. «Ребятишки балуются», — уговаривал он себя и пытался представить компанию подростков, которые, проезжая мимо, что-то швырнули во двор через ворота. Но, увы, чутье подсказывало ему, что это не так.
О таких моментах он, бывало, говорил с полицейскими. Они утверждали, что самое первое чувство, которое возникает в подобных случаях, — животный страх. За ним следует нежелание верить. «Пока, — подумал Олендорф, — все по программе». Он приоткрыл дверь спальни и увидел, что в холле стоит его семнадцатилетняя дочь и вид у нее обескураженный.
— Иди к себе, Мишель, — распорядился Олендорф.
Дочь уставилась на пистолет в его руке.
— Ступай в свою комнату!
Девушка часто заморгала.
— Что происходит?
— Похоже, детишки развлекаются. Пойду проверю.
— Я слышала звон стекла, — сообщила Мишель.
Олендорф не стал спрашивать, из какой части дома шел этот шум. Он повторил еще раз:
— Иди к себе!
Как только дверь за дочерью закрылась, бывший прокурор двинулся вперед по полутемному коридору. Зазвонил телефон. Охранное агентство. Если он сразу не ответит, они вызовут полицию. «Вот и пусть вызывают», — решил мужчина. Руки у него взмокли от страха, сердце сжалось. Разбитое стекло. Это означало, что злоумышленники проникли на территорию его владений. Олендорф почувствовал медный привкус адреналина. Полутемный дом — его крепость, его личное убежище — превратился в жуткое, пугающее место. Олендорфу так хотелось, чтобы здесь поскорее оказалась полиция. Больше всего на свете он желал, чтобы рядом с ним возник спокойный профессионал и сказал, что все хорошо. Но еще десять — пятнадцать минут ему предстояло быть предоставленным самому себе.
Он снова попытался убедить себя в том, что бояться нечего, и прошептал:
— Ребятишки.
Правда, в его воображении на этот раз «ребятишки» стали постарше, крупнее и гораздо опаснее. Олендорф вспомнил, что ему рассказывали друзья, работавшие в полиции. После первого приступа страха, после желания отрицать худшее приходили мысли о том, что будет, если ты пристрелишь безоружного. Или ты начинал гадать: вдруг твои мышцы окоченеют и не станут тебя слушаться. Друзья говорили Хуго, что порой испуганный человек с трудом делает шаг, с еще большим трудом поднимает руку с пистолетом.
Бывший прокурор никогда не испытывал подобного страха и не имел понятия, способен ли его преодолеть. Он остановился в нескольких шагах от двери, ведущей в спальню дочери, и вдруг обнаружил, что не в состоянии дойти до лестницы. Сердце защемило, он весь покрылся испариной. Внезапно Олендорф услышал, как с треском сломалась задняя дверь, и произошло нечто странное. Он ощутил следующую по списку эмоцию: гнев. Да-да, ему так и говорили: порой человека парализует, но иногда он, наоборот, лишается страха и идет вперед только потому, что ему не нравится мысль о том, что кто-то чужой забрался в его дом!
Олендорф встал на одно колено на лестничной площадке, вовсе не помня того, как спустился по ступеням. Он прислонился к стене и посмотрел вниз в щель между двумя балясинами. Бывший прокурор услышал, как в столовой зазвенел бьющийся хрусталь, как с грохотом проскользил по полу отброшенный стул. Он ждал, когда злоумышленники явятся за ним, и думал о практике стрельбы по мишеням. И тут новый страх пронзил его прочную эмоциональную броню, и, надо сказать, учитывая все обстоятельства, это было очень странное чувство. «Мне, — подумал Олендорф, — наверное, придется в кого-то стрелять». Забавно — как на эту мысль отреагировало его тело. Это оказалось совсем не похоже на организацию чьего-то убийства. Когда он занимался таким, он испытывал эротически заряженное чувство собственного могущества. Сказать слово, переправить деньги на счет — и у кого-то отнята жизнь. Порой — у очень важного человека! Но сейчас — другое дело, все должно произойти у него на глазах. Вот-вот он мог потянуть спусковой крючок и увидеть пролитую кровь. А потом придется объясняться с властями и смотреть, как с полицейскими говорят жена и дочь! Никакой анонимности. Что бы ни случилось в ближайшие секунды, ему придется за это ответить.
Снизу снова донесся шум. Судя по звукам — двое по меньшей мере. Один из них показался. С головы до ног в черном, в маске, с «Калашниковым». Увидев оружие, Олендорф растерялся. Из «Калашникова» можно палить со скоростью десять выстрелов в секунду. «Если второй налетчик вооружен таким же автоматом, они сразу поймут, где я нахожусь, стоит мне только один раз выстрелить из моей „беретты“. Десять пуль в секунду на протяжении четырех секунд — этого хватит, чтобы прострелить стену и меня вместе с ней». Оставался единственный шанс — дождаться, пока оба бандита покажутся в поле зрения. Олендорф ждал и надеялся, что ему удастся попасть в обоих, не дав им опомниться. Но вдруг он почувствовал укол в спину. Бывший прокурор попытался обернуться, чтобы понять, что случилось, но у него сразу же закружилась голова. Олендорф завел руку за спину, чтобы прихлопнуть то, что его укусило, но не удержался на ногах и покатился по лестнице.
О первую ступеньку он ударился, пребывая в полусне. О вторую — окончательно лишившись сознания.
Итан увидел, как Олендорф катится вниз по лестнице, и быстро побежал вверх, чтобы перехватить его. Проверив у жертвы пульс, Итан поднял мужчину и взвалил себе на плечи.
— Вперед, герой, — прошептала Кейт, догнав его.
Мэллой вышел тем же путем, каким они проникли в дом. По команде Кейт он остановился посередине двора, чтобы прикрыть их отход. Никто не бросился за ними вслед. Больше ни в одной комнате в доме свет не зажегся. Кейт, добежав до пристани, крикнула в микрофон:
— На борт! Живо!
Мэллой на спринтерской скорости помчался к причалу. Кейт прикрыла его отступление, но в этом не было необходимости: да, свет в доме еще горел, сигнализация все еще звенела, но никто не подумал броситься в погоню за убегающими. Кейт перерезала кусачками якорный трос «бейлайнера» и запрыгнула на палубу. Итан ждал у левого борта яхты, держа на плечах Олендорфа.
— Помогите мне, — проговорил он.
Кейт спрыгнула внутрь глиссера. Мэллой — следом за ней. Они вместе с Кейт уложили Олендорфа на дно катера. Кейт села за штурвал.
— Все в порядке? — спросила она.
— В норме, — ответил ее супруг через наушники с борта «бейлайнера».
Взревели два мотора яхты, и она, сверкая огнями, отплыла от причала, унося с собой глиссер.
Как только они вышли из канала в озеро, Итан положил штурвал «бейлайнера» курсом на юго-восток. В результате через некоторое время яхта должна была врезаться носом в берег. После этого Итан спрыгнул в глиссер и перерезал канаты, которыми катер принайтовили к яхте Олендорфа. Глиссер качнулся влево на волне, оставленной «бейлайнером», но тут же повернул вправо и пересек пенный след, словно темная тень на воде. Через семь минут после того, как сработала сигнализация, Мэллой, Итан и Кейт услышали первые сирены полицейских машин, мчащихся на север по шоссе. Примерно минуту спустя они увидели катер, пересекающий Ауссенальстер вдогонку за «бейлайнером». Еще через три минуты полицейские настигли яхту, а глиссер тем временем тихо подошел к пристани «Альте Рабенштрассе». Кейт и Итан вытащили Олендорфа на причал, после чего Итан отнес пленника к автостоянке. Мэллой пробежал вперед, сел в машину и завел мотор.
Через тринадцать минут после того, как в доме Олендорфа сработала сигнализация, они выехали на шоссе.
Район Санкт-Паули, Гамбург.
Суббота — воскресенье, 8–9 марта 2008 года
Они свернули на тихую улочку и увидели мчащуюся навстречу патрульную машину. Несмотря на бешеную скорость, полицейские не включили ни сирену, ни проблесковый маячок. Мэллой принял вправо, к тротуару. Но когда стало ясно, что патрульные ими не интересуются, он вернулся ближе к середине улицы и посмотрел в зеркало заднего вида.
— Они перекрывают дороги, — сказал Итан.
Подъехав к светофору, все увидели, как на пересечении притормозила еще одна полицейская машина и тут же на большой скорости поехала дальше. И эта тоже без мигалки и сирены. Мэллой выехал на одну из главных трасс, где машин было по-субботнему много. Ближе к Репербану образовались пробки, и Мэллой предпочел свернуть в переулок. После лавирования по лабиринту узких улиц он наконец въехал во двор, на стоянку за баром Дейла Перри.
Кейт схватила обе холщовые сумки, Итан поднял с заднего сиденья Олендорфа и уложил себе на плечи. Мэллой провел их черным ходом в подвал.
Итан усадил Олендорфа на деревянный стул с прямой спинкой, стоящий посередине комнаты, и привязал к нему руки и ноги пленника. Кейт обнаружила в кухне кофеварку и приготовила кофе, а Мэллой включил мобильный телефон и увидел сообщение от Дейла Перри.
— Взяли юриста? — спросил агент, когда Мэллой позвонил ему.
— Только что вернулись. А ты что-нибудь нашел?
— Думаю, да, — ответил Дейл. — Вы где?
— У тебя, внизу.
— Через пару минут буду у задней двери.
Мэллой сказал Кейт и Итану, что у него встреча, и вышел. Прошло почти пять минут, прежде чем к стоянке подъехал «лендровер». Дейл припарковался позади «тойоты», но выходить из машины не стал.
— Мой осведомитель вернулся вечером, — сообщил Дейл Мэллою. — Последние четыре с лишним часа я отслеживаю мобильники.
— Нашел Елену Чернову?
— На самом деле по тому номеру, который дал мне ты, я ничего не нашел, но когда просмотрел звонки с других телефонов в этом микрорайоне, то обнаружил кое-что интересное. Оказывается, за два дня до полицейского рейда в отель «Ройял меридиен» был звонок на сотовый внутри гостиницы. До рейда этот мобильник несколько раз вносили в гостиницу и выносили из нее, а вот после он обосновался в квартирке в Альтштадте, — Дейл протянул Мэллою клочок бумаги. — Вот адрес.
— И что мы знаем про этот телефон? — спросил Мэллой, убрав листок в карман.
— Вот тут начинаются хорошие новости, Ти-Кей. На этот номер поступает один звонок в день — обычно в одно и то же время и всегда с городских таксофонов, но всякий раз с разных. Сотовый постоянно остается в квартире, то есть его владелец из дома не выходит.
— Думаешь, Чернова с Фарреллом засели в норке, а кто-то выполняет их поручения, пока они не выправили себе новые паспорта?
— Похоже на то.
— Что у тебя по счету этого мобильника?
— Активирован локально в то время, когда Фаррелл еще был в Барселоне. Зарегистрирован на Г. Лангера, поддерживается цюрихским банком. Джейн поручила кому-то разобраться с псевдонимом и банком на тот случай, если мы сегодня не возьмем Чернову.
— Квартиру проверил?
— Только проехал мимо дома. Шестиэтажное здание. Судя по всему, по две квартиры на этаже. Вход в дом с южной стороны. В противном случае — только через окна или балкон.
— А мы можем вычислить, в какой она квартире?
— Без программы, отслеживающей местоположение мобильников, — нет. У меня точность в пределах тридцати метров, а по вертикали совсем приблизительно получается. Телефон может находиться и на первом, и на шестом этаже, а я разницы не увижу. Но я покручусь возле этого дома и прихвачу термосканер. Так что пойдем не вслепую.
— Ты понадобишься мне. Будешь руководить людьми, выставленными по периметру дома, чтобы за нами туда никто не прорвался. Ты как?
— Сделаю все, что возможно, — ответил Дейл.
— Агенты ФБР вызвались помочь. Будут следить за окрестностями. Так что, по идее, никаких сюрпризов быть не должно. Сколько времени тебе нужно, чтобы хорошенько осмотреться?
— Почему бы не встретиться на месте через тридцать минут? — предложил Дейл.
— Годится. Я тебе позвоню, как только мы тронемся отсюда.
Мэллой позвонил администратору гостиницы «Ройял меридиен» и попросил соединить с номером Джима Рэндела. Когда тот взял трубку, Мэллой сказал:
— Вам пора выезжать.
Дэвид Карлайл спал, когда зазвонил сотовый.