— Мы пережили трудные времена, но мне удалось сохранить твое состояние и даже чуть приумножить, несмотря на то, что ты снимала проценты, как только они набегали.
— Иного я от тебя и не ожидала, Джон.
Ее слова придали отцу уверенности.
— Лучше всего оставить деньги здесь. Проценты составляют теперь три с половиной тысячи в год. На такие деньги ты можешь жить, ни в чем себе не отказывая.
— Конечно, могу. Но не буду.
— А что ты намерена делать с деньгами?
— Уже сделала. Купила маленькую гостиницу в Кейп-Энн. Закусочная будет давать доход, а у меня останется время для живописи. Пьер и я там отлично устроимся.
Мой отец попытался отговорить ее. Но тетя Пруденс быстренько осекла его.
— Я хочу, чтобы у Пьера был дом. Или ты думаешь, что такое возможно в Ныо-Бедфорде?
Тетя Пруденс уехала в Кейп-Энн. А несколько лет спустя приятель родителей, побывавший в Кейп-Энн, сообщил, что мальчик умер.
— Он сразу показался мне слабеньким, — заметил мой отец. — И потом, он говорил только по-французски.
— Он был моим кузеном? — спросил я. Мне как раз исполнилось шесть лет.
— Нет, — резко ответил отец.
— Но ведь сын тети Пру…
— Он не был ее сыном, — оборвал меня отец. — Она усыновила его, потому что у него не было ни дома, ни родителей. Твоя тетя Пру пожалела его, не более того.
Этот разговор отложился в моей памяти. Я понял это, сидя перед столом адвоката. Теперь пришла моя очередь.
«Интересно, — подумал я, — жалеет ли она меня?»
— Стивен, — отвлек меня от размышлений голос мистера Блейка.
— Да, сэр, — я повернулся к нему.
— Ты уже не ребенок, но еще и не взрослый, во всяком случае, юридически. Но, думаю, к твоему мнению тоже следует прислушаться. Твой отец не был богачом, но кое-какие деньги оставил. Их хватит на твое обучение в школе и колледже и на стартовый капитал, если ты захочешь начать собственное дело. Проблема лишь в том, где ты будешь жить.
Твои родители назначили меня распорядителем твоего состояния, но не назвали твоего опекуна. По закону его должен назвать суд.
Моя тетя и я одновременно повернулись друг к другу.
Я почувствовал наше единение. И более не гадал, жалеет она меня или нет. Все стало на свои места.
— Мистер Блейк, — заговорил я, не отрывая от нее взгляда. — Не могла бы тетя Пру… Я хочу сказать, имеет ли право тетя Пру стать…
Тут мы оба повернулись к адвокату. Мистер Блейк улыбался.
— Я надеялся услышать это от тебя. Никаких проблем не будет. Твоя тетя — ближайшая родственница.
Тетя Пру встала и подошла ко мне. Взяла меня за руку, и я увидел слезы в ее глазах.
— Я тоже надеялась, что ты это скажешь, Стивен.
А в следующее мгновение я уже рыдал в ее объятьях, а она ласково поглаживала меня по голове.
— Держись, Стив. Все будет хорошо.
Месяцем позже начались летние каникулы, и из школы я сразу поехал к тете Пру. Из поезда я сошел на исходе дня, над платформой дрожал горячий, прогревшийся на солнце воздух. Те несколько пассажиров, что вышли вместе со мной, не задержались на платформе ни на минуту, и скоро я остался один. Огляделся, подхватил чемодан и направился к маленькому деревянному зданию станции, гадая, а получила ли тетя мою телеграмму.
Только я взялся за ручку дощатой двери, к платформе подкатил видавший виды «плимут», из кабины вышла девушка. Окинула меня взглядом.
— Стивен Гонт?
Я повернулся к ней. Брызги краски на лице. Длинные каштановые волосы, падающие на рубашку из джинсовой ткани, мужские джинсы.
— Да.
Она облегченно улыбнулась.
— Я — Нэнси Викерз. Твоя тетя послала меня за тобой. Сама она приехать не смогла, потому что ведет урок.
Клади чемодан на заднее сидение.
Она села за руль, я — рядом с ней. Уверенно включила первую передачу. Глянула на меня и вновь улыбнулась.
— Ты меня удивил.
— Чем же?
— Твоя тетя сказала: «Приезжает мой племянник.
Съезди на станцию и привези его сюда». Я думала, что ты еще ребенок.
Я рассмеялся, в немалой степени польщенный.
— Как доехал?
— Удовольствия мало. Пассажирский поезд. Тащится и тащится. Да еще останавливается у каждого столба, — я вытащил пачку сигарет, предложил девушке. Она не отказалась. Я дал прикурить ей, потом закурил сам.
— Вы работаете у моей тети?
Она покачала головой. Дымок из ее рта плавно поднимался к потолку.
— Нет. Я — ее ученица. Иногда и позирую.
— Я не знал, что тетя Пру дает уроки.
Она, похоже, неверно истолковала мои слова.
— Учит она неплохо. А позируя, я оплачиваю обучение.
— И чему вы учитесь?
— Главное для меня — живопись. Но дважды в неделю я учусь и скульптуре. Твоя тетя говорит, что это необходимо для правильного восприятия формы.
Я широко улыбнулся.
— По-моему, с формами у вас все в порядке.
Она добродушно рассмеялась.
— Так сколько, ты сказал, тебе лет?
— Я не говорил. Но если вы хотите знать, семнадцать, — я накинул себе годок.
— Ты выглядишь старше. Наверное потому, что такой высокий и широкоплечий. Я не намного старше тебя. Мне девятнадцать.
По окраине городка мы выехали на дорогу, ведущую к побережью. А когда впереди показалось море, Нэнси резко свернула вправо, на узкий проселок. К тому времени я уже обращался к ней на «ты».
Дом стоял на небольшом холме, а потому казался больше, чем был на самом деле. У ворот высились два рекламных щита.
Левый гласил:
ГОСТИНИЦА КЕЙП-ВЬЮ И КОТТЕДЖИ ДЛЯ ИЗБРАННЫХ
На правом значилось:
ШКОЛА ЖИВОПИСИ И СКУЛЬПТУРЫ ПРУДЕНС ГОНТ ДЛЯ ОДАРЕННЫХ УЧЕНИКОВ
Со временем я понял, что для тети Пруденс слова «избранные» и «одаренные» — синонимы. Практицизм Новой Англии с детства вошел в ее кровь, а потому постояльцев гостиницы она отбирала, а способности учеников оценивала по одному и тому же критерию — их кредитоспособности.
Нэнси перегнулась через меня, чтобы открыть мою дверцу. Ее упругая грудь прижалась к моему предплечью. Она же глянула мне в лицо и улыбнулась, не меняя положения. Я почувствовал, что краснею.
— Ты будешь жить в гостинице, — она, наконец, выпрямилась. — Твоя тетя сказала, чтобы ты сразу устраивался.
Я вытащил чемодан с заднего сидения.
— Спасибо за заботу.
— Пустяки, — она перевела ручку скоростей, но не отпустила педаль сцепления. — Ученики живут в коттеджах за гостиницей. Я — в номере пять. Если тебе что-нибудь понадобится, заходи, — «плимут» плавно тронулся с места и завернул за угол.
Я проводил машину взглядом, а потом поднялся по ступеням и вошел в вестибюль, не найдя там ни души.
Поставил чемодан на пол, не зная, что делать дальше.
Услышал голоса из-за закрытой двери. Открыл ее и переступил порог.
Голоса стихли, я — замер. Четыре или пять девушек, что стояли за мольбертами, повернулись ко мне. Но я и не заметил их взглядов.
Я уставился на обнаженную натурщицу, стоявшую на небольшом возвышении. Челюсть у меня отвисла.
Впервые я видел голую девушку. Уйти? остаться? лихорадочно роились мысли в моей голове, но, пожалуй уйти бы я и не смог, ибо остолбенел. И лишь саркастический тон тети Пруденс привел меня в себя.
— Закрой дверь и сядь, Стивен. Сквозняк нам мешает. Урок закончится через несколько минут.
Глава 7
Теплую ночь наполняло счастье. Я перекатился на спину и снизу вверх посмотрел на Нэнси.
Она сидела, прислонившись спиной к спинке кровати у изголовья, прижав колени к груди. В полумраке я различал на ее загорелом теле светлые полоски от бикини. От затяжки разгорелся кончик сигареты с «травкой» Нэнси, отбросивший багровые тени на ее лицо.
— Не жадничай, — я протянул руку. — Поделись с жаждущим, — взял сигарету и затянулся. Счастья в ночи заметно прибавилось.
Она забрала сигарету назад. Я задержал дым в легких, насколько смог, затем медленно выпустил его через нос, и, повернувшись, зарылся носом в мягкий пух ее лобка, глубоко вдохнул запах ее тела.
— Вот что меня возбуждает, — пробормотал я. — Куда больше, чем «травка».
Она запустила руку мне в волосы, подняла мою голову. Долго смотрела на меня. Не знаю, что она старалась увидеть, волосы мои она отпустила, лицо ее оставалось мрачно-сосредоточенным.
— Ты где-то далеко, Нэнси, — упрекнул ее я. — В чем дело?
На мгновение она застыла, затем вылезла из кровати.
От холодного воздуха, вливающегося в окно, соски ее грудей сразу сморщились, сжались.
— Мне не доводилось говорить тебе, что я замужем? — спросила она.
— Нет, — я сел.
— А следовало бы.
— Почему?
— Все могло пойти по-другому.
— В каком смысле?
— Этого бы не произошло.
Я задумался. И никак не мог понять, что она пытается мне втолковать. Ночь по-прежнему наполняло счастье.
— Тогда я рад, что ты мне этого не сказала.
— Он приезжает завтра.
— Кто?
— Мой муж. Его корабль швартуется в Новом Лондоне, и я еду туда, чтобы встретить его.
— О-о-о, — протянул я. — А когда ты вернешься?
— Ты все еще не понимаешь, — она покачала головой. — Я не вернусь. Его перевели на берег. Мы уезжаем в Пенсаколу[11] .
Я промолчал.
Мое молчание она истолковала не правильна — Я не собиралась говорить тебе об этом в постели. Не хотела причинять тебе боль. У меня была мысль уехать, ничего не сказав тебе, но я не смогла. Извини, Стив.
Я взял у Нэнси сигарету, затянулся. От нее уже остался окурок, и я почувствовал, как мне ожгло губы.
Она отобрала его у меня и вдавила в пепельницу. Притянула мою голову к груди. Я поднял руки и обхватил их. А затем начал поворачивать голову вправо-влево, поочередно целуя соски.
— Извини, Стив, — повторила она.
— За что? Все так хорошо.
— Правда, хорошо? — она повалила меня на спину, оседлала, задвигалась, словно в скачке, вскрикивая, как ночной зверь. Мне с трудом удавалось удержать свой член у нее внутри. Кончила она резко и внезапно. Выкрикнув: «Дон!»
И застыла.
— Мне все равно, как ты меня называешь, — я еще крепче сжал ее за ягодицы. — Только не останавливайся!
— Сукин сын! — воскликнула она. — Больше тебе ничего не надо.
Я сбросил ее с себя, навалился сверху, быстро поймал нужный ритм. На этот раз мы кончили вместе.
— Стив! Стив! — ее ноги вонзились мне в спину.
Я развел ее руки в стороны. Мы лежали, тяжело дыша.
— На этот раз ты вспомнила, как меня зовут.
Она зыркнула на меня, и секундой спустя мы уже покатывались от хохота.
В кабинете тети Пру горел свет, когда я вернулся в гостиницу. Я посмотрел на часы. Уже начался новый день. И осторожно ступил на лестницу, надеясь, что ступени не заскрипят.
— Стивен.
Я повернулся, не преодолев и трети пути.
— Да, тетя Пру?
— У тебя все в порядке?
Я кивнул.
— Да, тетя Пру.
Она помялась, затем попятилась в кабинет.
— Спокойной ночи, Стив.
— Спокойной ночи, тетя Пру, — и направился в свою комнату.
Несколько минут спустя в дверь тихонько постучали.
— Кто там? — спросил я.
— Это я, тетя Пру. Можно мне войти?
— Дверь не заперта. Входите.
— Не знаю, как мне это сказать… — она замолкла; воззрившись на меня.
Я опустил голову, чтобы понять, куда она смотрит. На груди и плечах краснели длинные царапины от ногтей. Я схватил со стула рубашку, надел.
— Ее работа? — голос тети Пру звучал сердито.
— Прежде чем я отвечу, тетя Пру, скажите, на кого вы злитесь?
Она посмотрела на меня, печально улыбнулась.
— Наверное, на себя. Я-то держала тебя за маленького мальчика. И никак не хотела понять, что ты уже вырос, — она присела на краешек кровати. — Надеюсь, я не допустила ошибки, пригласив тебя сюда.
— Я общался с девушками и раньше, тетя Пру.
— Девушки бывают разные. И Нэнси не такая, как все.
Я предпочел промолчать.
— Я все собиралась поговорить с тобой, — чувствовалось, что тете Пру неловко. — Но не знала, с чего начать.
Я сел на стул напротив нее.
— Да, тетя Пру.
— Ты знаешь, надо соблюдать осторожность, — она не решалась встретиться со мной взглядом. — Девушки могут родить, и венерические болезни отнюдь не редкость… — она смолкла, уловив искорку смеха в моих глазах. — Что это я такое говорю? Ты, наверное, и так все знаешь.
— Да, тетя Пру.
— Тогда почему ты не остановил меня?
— Я не представлял себе как, — я улыбнулся. — Раньше никто не говорил со мной об этом.
Вот тут она посмотрела на меня в упор.