К этому времени Вика была полностью счастлива и поняла, что не держит на Джо зла. Бывшие супруги разговаривали как старые добрые друзья, каждый рассказывал о своей жизни.
Вернувшись на родину, Джо женился, как и предписывали законы его племени, на дочери вождя другого крупного племени. Но жену, уверял он, никогда не любил, потому что не мог забыть Вику. К тому же законная африканская жена Джо оказалась бесплодна.
Услышав об этом, Вика почувствовала, как в ее груди поднимается какая-то тяжесть.
— Мне нужен наследник, — сказал Джо. — Разумеется, это должен быть сын. И он у меня есть. Я хочу забрать Алекса с собой — туда, где он сможет занять подобающее ему положение.
Вике показалось, что она ослышалась. Но Джо говорил совершенно спокойно и смотрел Вике прямо в глаза.
— Ты в своем уме? — взорвалась Вика. — Ты бросил меня, когда я была беременна, укатил в свою Африку. Женился там по вашим законам. Спустя восемь лет ты объявляешься и заявляешь, что тебе нужен наследник?! А тебе не кажется, что надо было думать раньше? Не получишь сына! И не мечтай об этом!
— Вика, пойми, я смогу дать ему то, чего здесь, в России, у него никогда не будет. Я дам ему самое лучшее в мире образование, он сможет занять любую должность в государстве, он даже сможет стать президентом. Ты не имеешь права отнимать у него то, на что он имеет законное право. Он должен узнать, где его корни.
— Его корни здесь. Я его мать. И он останется среди людей, которые его воспитали и которые его любят.
— Вика, — взгляд Джозефа сделался жестким, — я встретился с тобой для того, чтобы решить этот вопрос по-хорошему. Я все равно заберу своего сына, хочешь ты этого или не хочешь. И ты не сможешь мне помешать.
— То есть вы хотите сказать, что этот Джо напрямую угрожал Вике? — переспросил Александр Борисович. Он продолжал отчаянно бороться с подступающей зевотой — весь рассказ казался уже известной, где-то ранее читанной мелодрамкой, — поэтому и задал вопрос, чтобы хоть как-то встряхнуться.
— Да, Александр Борисович, — кивнул головой Горностаев, — именно это я и хочу сказать.
— И что же произошло дальше?
После разговора в ресторане Вику охватила паника. Едва расставшись с бывшим мужем, она схватила мобильный телефон, набрала домашний номер. К телефону подошла мама.
— Где Алеша? — крикнула Вика.
— Алеша дома, — ответила мама, — а что случилось?
— С ним все в порядке?
— В порядке. А что все-таки случилось?
— Никуда не отпускай его. Я сейчас приеду.
Дома Вика рассказала маме о разговоре с Джо.
Решили дождаться отца.
Услышав о том, что Джо решил во что бы то ни стало забрать Алешу, отец помрачнел.
— Я всегда знал, что он подонок. Мало ему того, что он тогда натворил, так он еще вернулся, чтобы натворить еще больше. Завтра я свяжусь с посольством Намибии и потребую, чтобы этого типа выдворили из страны.
Однако на следующий день отец вернулся с работы растерянным. Несмотря на высокую должность, которую он занимал, и на поддержку самого министра, ему не удалось ничего сделать.
В посольстве Намибии ответили, что не собираются отзывать первого секретаря посольства, сына очень влиятельного и уважаемого в их стране человека, только потому, что кто-то пытается обвинить его якобы в преступных намерениях.
Разговаривать с Викиным отцом Джо отказался.
У Вики в буквальном смысле началась мания преследования. Она никуда не отпускала сына одного, провожала и встречала его из школы. Поговорила с учительницей, чтобы та внимательно следила, не разговаривает ли Алеша с незнакомыми людьми.
Может быть, ей казалось, но после разговора с Джо Вика стала замечать на себе чье-то постоянное внимание.
Однако ничего не происходило. Но это только усиливало тревогу. У Вики стали сдавать нервы. Она получила через знакомых медицинскую справку для Алеши на полгода и перестала водить его в школу. По сто раз на день она подбегала к окну и внимательно оглядывала двор. Через какое-то время она заметила, что в их дворе постоянно дежурят два человека. Они дежурили через день, каждый раз на разных машинах.
На семейном совете было принято решение спрятать Алешу у родственников. Викина тетя — Вера Федоровна — жила одна. Ее квартира, расположенная в другом районе, как им казалось, была идеальным местом. Но тревога за сына не покидала Вику. Она ожидала самого худшего.
И когда однажды в их квартире зазвонил телефон, Вика сразу поняла: то, чего она боялась больше всего на свете, произошло. Стеклянными глазами она смотрела на надрывающийся телефон, не в силах сдвинуться с места.
К телефону подошла мама.
Дрожащим голосом Викина тетка рассказала, что Алеша исчез. Пока она спала, кто-то пробрался в квартиру и выкрал ребенка.
Поняв по лицу матери, что предчувствия ее не обманули, Вика упала в обморок.
Приехавшая милиция не обнаружила никаких следов. Но одна из постоянно сидящих во дворе бабушек сообщила, что видела, как из подъезда выходил мужчина с мальчиком. Но мальчик шел охотно, поэтому она ничего не заподозрила. На вопрос, не был ли этот мужчина негром, она заявила, что никаких негров, кроме мальчика Веры Федоровны, в их дворе она сроду не видала, а мужчина был «наш».
Узнав об исчезновении внука, Викин отец по своим каналам тут же связался с посольством Намибии и пригрозил дипломатическим скандалом. Там ему ответили примерно то же, что и в первый раз. А когда он потребовал, чтобы его немедленно соединили с Джо, ему сообщили, что первый секретарь посольства Республики Намибия час назад срочно вылетел к себе на родину.
У Вики случился нервный срыв, и родители, всерьез опасаясь за ее психическое состояние, были вынуждены положить ее в больницу. Несмотря на то что Викой занимались лучшие врачи, ее состояние все ухудшалось. Длительный стресс грозил перерасти в шизофрению. Врачи качали головой и говорили, что ничего не могут обещать.
…Горностаев замолчал и посмотрел на Турецкого.
— Я прошу вас, Александр Борисович, — твердо сказал он, — заняться этим делом. Я прошу вас съездить в Намибию и вернуть сына матери. Иначе она сойдет с ума. Все документы и командировочные мы вам здесь, в МИДе, срочно подготовим. Борис Константинович Крылов лично поговорит о вашей командировке с генеральным прокурором.
От изумления Александр Борисович Турецкий лишился дара речи.
— Простите, Михаил Сергеевич; я вас правильно понял? — переспросил Турецкий, придя в себя. — Вы просите меня отправиться в Намибию и вернуть сына этой самой Вики? Я прошу вас, поймите меня правильно, мне действительно очень жаль, что так произошло, мне жаль родителей Вики, но почему вы просите об этом меня? Подобная поездка попросту не входит в мои служебные обязанности. Вы спокойно можете поручить подобную командировку кому-нибудь из своих сотрудников, знающих языки и диалекты всех этих намибийских племен и народностей. Они лучше справятся с этим заданием… — И уже более твердо, справившись с шоком от неожиданного поручения, повторил: — Извините, мне действительно очень жаль Вику, но я отказываюсь от этой странной миссии. Если я не ошибаюсь, именно ваше министерство занимается улаживанием подобного рода конфликтов. Почему бы вам не попробовать договориться на дипломатическом уровне?
— Я пробовал, — тихо сказал Горностаев, и Турецкий вдруг увидел на его глазах слезы. — Вика моя дочь.
Горностаев отвернулся.
— Мне очень жаль, Михаил Сергеевич, — запинаясь, проговорил Турецкий. — Я не должен был с вами так разговаривать. Мне следовало догадаться.
Горностаев резко повернулся к Турецкому:
— Александр Борисович, я вас умоляю, помогите мне. Моя дочь сходит с ума. Я могу никогда больше не увидеть собственного внука. Поверьте, я не стал бы обращаться к вам, если бы была хоть малейшая возможность решить этот вопрос собственными силами. Но ни я, ни даже министр не в состоянии повлиять на сложившуюся ситуацию. Я не знаю, что делать… Вы себя уже давно зарекомендовали невероятно способным и тонким детективом, вы сможете вытащить моего внука… если, конечно, согласитесь… — понурившись, с дрожью в голосе, грустно добавил чиновник.
Турецкий налил в рюмку коньяку и протянул ее Горностаеву:
— Успокойтесь, Михаил Сергеевич. Выпейте. Почему вы думаете, что, даже если я соглашусь взяться за это дело, у меня что-нибудь получится? Мои возможности гораздо скромнее, чем возможности министра иностранных дел. Если уж сам министр не в состоянии повлиять на этого проходимца Джо, то с какой стати Джо станет слушать меня?
— Вы еще не все знаете, Александр Борисович.
Горностаев подошел к своему рабочему столу и взяв какую-то газету, отдал ее Турецкому:
— Посмотрите.
Одна статья была обведена синей ручкой.
«Таинственная смерть намибийского дипломата.
Первый секретарь намибийского посольства в России Джозеф Ритуако был убит на днях в своей родной деревне в Республике Намибия. Президент республики Сэм Нуджома выразил свои соболезнования семье погибшего. Причины убийства расследуются».
— То есть Джо убили?
— Вы понимаете, что это значит, Александр Борисович? — лихорадочно заговорил Горностаев. — Это значит, что Алеша находится в чужой стране совершенно один. Я не знаю, что с ним. Никто не знает, что с ним. Что бы я лично ни думал о Джо, но по крайней мере, когда Алеша был с ним, я мог быть уверен, что мальчик в безопасности. Я бы лично отправился в Намибию и стал перед Джо на колени, умоляя вернуть внука. Но теперь…
Во взгляде Горностаева Турецкий увидел такое отчаяние и вместе с тем надежду, что, не в силах выдержать этот взгляд, отвернулся к окну:
— Я не смогу дать вам сейчас ответ, Михаил Сергеевич. Я должен подумать. Обещаю, что, как только приму какое-либо решение, тут же вам сообщу.
— Спасибо, что выслушали, Александр Борисович. — Первый заместитель министра иностранных дел протянул Турецкому руку и тяжело, подавленно закончил: — Я хочу, чтобы вы знали — какое бы решение вы бы ни приняли, я вас пойму.
5
Выйдя из здания Министерства иностранных дел, Александр Борисович Турецкий почувствовал себя полностью разбитым. Он понял, что не в состоянии сейчас вести машину. Постояв несколько минут и глядя в одну точку, Турецкий направился в сторону Старого Арбата.
Знакомая мостовая всегда придавала силы. Александр Борисович медленно шел в сторону кинотеатра «Художественный», рассеянно оглядывая витрины магазинов.
Он чувствовал необходимость срочно зайти куда-нибудь и выпить кофе. Выпить кофе и хорошо подумать. Но все шел и шел.
Наконец Турецкий свернул в какое-то заведение и сел за самый дальний столик лицом в угол.
Через полтора часа перед ним на столике стояли четыре пустые чашки, в руках была пятая. Турецкий специально попросил официантку не уносить пустые чашки, чтобы не переборщить, иначе все могло бы закончиться кофеиновой интоксикацией.
Все это время Александр Борисович пытался найти причины, по которым ему не стоило бы ехать в африканскую Республику Намибия. Но все эти причины звучали не слишком убедительно. Только какое-то внутреннее забытое чувство останавливало его.
«Это глупо, Турецкий. Что ты там станешь делать? Приедешь в Намибию и… И что? К кому ты там пойдешь? К отцу погибшего Джо — верховному вождю? Догадайся с трех раз, Турецкий, куда этот верховный вождь посоветует тебе отправиться? В конце концов, его сын учился не в Америке, а в Российском университете дружбы народов. Думаешь, он не научил папашу, как по-русски называется то, куда посылают в таких случаях?»
«Ну и что? Пошлет — пойдем. Негордые. К тому же еще неизвестно, кто кого пошлет».
«Он тебя пошлет, Турецкий. Он. Если его сын, находясь в России, умудрился всех послать, представляешь, кем чувствует себя его отец в своей Намибии».
«Джо совершил преступление».
«А у тебя есть доказательства?»
«А если они у меня будут?»
«Даже если они у тебя будут, Турецкий, кому ты их покажешь? Дорогому и уважаемому начальнику Константину Дмитриевичу Меркулову? Предъявишь все доказательства и внесешь дельное предложение — а, кстати, Турецкий, какое предложение ты собираешься вносить? Джо ты не арестуешь, он мертв. Может, ты захочешь арестовать его отца? Здорово. Молодец. Только вот есть подозрение, что не прокатит твое предложение. Ты уж извини, но почему-то мне так кажется».
«Если будут доказательства его вины, можно будет сделать официальный запрос в их прокуратуру».
«Турецкий, не неси чушь. Какой официальный запрос? Первый замминистра тебе доходчиво объяснил, что никаких официальных запросов не будет. Ты поедешь туда как частное лицо, а не как представитель Российского государства. Как посол доброй воли. Помнишь, как школьники ездили на заре перестройки? Вот и ты так поедешь»;
«Ну и что, значит, так поеду».
«Ну так езжай. Чего сидишь? Только ты в курсе, что тебя там случайно могут принять за иностранного бандита и убить? У тебя же там даже оружия не будет. А еще веселей будет, если тебя посадят в намибийскую тюрьму лет на десять. И знаешь за что? За киднеппинг. А что! Это будет вполне логично. Приехал белый человек, хочет увезти черного ребенка. Вот ты сам подумай, что в данной ситуации должен думать твой намибийский коллега? Учитывая, что этот черный ребенок, вдобавок ко всему, из весьма известной в Намибии семьи. Ты бы сам что подумал?»
Внутренний диалог грозил затянуться до бесконечности, поэтому Александр Борисович решил принять единственно правильное в данной ситуации решение. Он достал телефон и позвонил жене:
— Привет, Ириш. Мне срочно нужен твой совет.
— Давай, Шурик. Задавай вопросы.
— Если отец тайком похищает сына и увозит его от матери в другую страну, это плохо?
— Это отвратительно.
— Но допустим, у него есть на это веские причины. Допустим, он царь и ему нужен наследник. Он предоставит своему сыну все условия, даст ему самое лучшее образование. В конце концов, передаст ему свой титул, Ты не думаешь, что для ребенка будет лучше получить все это, чем не получить.
— Шурик, нельзя воровать ребенка у матери. Странно, что ты задаешь мне эти вопросы.
— Подожди, Ириш. А вот если одного человека попросили, по мере его сил и возможностей, попытаться исправить эту ситуацию?
— Я думаю, он должен попытаться это сделать.
— Даже если для этого потребуется ехать на край света?
— Даже так.
— И даже если у него нет абсолютно никакой надежды, что у него что-то получится?
— По крайней мере, он не будет думать всю оставшуюся жизнь, что он мог помочь, но не сделал этого.
— И даже если этот человек может не успеть вернуться к Новому году?
— Я думаю, его семья это поймет. К тому же будет еще и старый Новый год.
— Спасибо, Ириш. Я тебя люблю.
— Я тебя тоже люблю, Шурик.
Приехав в Генеральную прокуратуру, Александр Борисович первым делом позвонил в Министерство иностранных дел:
— Михаил Сергеевич? Турецкий. Как быстро вы можете оформить все документы?.. В течение одного дня? Очень хорошо. Нет, пока не надо. Вначале мне необходимо досконально выяснить все, что произошло в Москве. Так что сейчас решайте вопрос с моим начальством, а когда буду готов выехать, я сообщу. Михаил Сергеевич, успокойте вашу жену и передайте дочке, что я сделаю все, что от меня зависит.
Положив трубку, Александр Борисович Турецкий почувствовал огромное облегченней. В конце концов, чем черт не шутит, а вдруг получится?
Теперь надо было идти сообщить о принятом решении Меркулову. Нельзя допускать, чтобы любимый начальник узнавал такие новости не от него лично, а от собственного начальства.
Но идти никуда не потребовалось. Константин Дмитриевич Меркулов зашел сам:
— Ну как твоя беседа, Александр Борисович? Я вижу, ты повеселел даже.
— Да вот, Костя, сижу думаю над одной важной проблемой, не знаю даже, чего делать. Как раз собирался идти к тебе за советом. Поможешь?
— Ладно, Саша, я понял. Давай говори, шутник.
— Какие тут шутки, — парировал Турецкий. — Дело очень серьезное. Касается денег. В общем, если мне пообещали оформить командировочные в Министерстве иностранных дел, я вот думаю, может, мне параллельно оформить еще одни, в Генеральной прокуратуре? Ты как думаешь, Костя, дадут?