Тут дверь открылась и в комнату, как смерч, влетел темноволосый юноша.
Ворвавшись, он величественно произнес:
— Считаю необходимым и обязательным для себя присутствовать при любых беседах мисс Кэмпион с полицией.
— Да? — мягко переспросил Аллейн. — А на каком, собственно, основании?
— Я ее адвокат.
— Господи, я сейчас умру! — Камилла прыснула от смеха.
— Насколько я догадался, — невозмутимо произнес Аллейн, — вы — мистер Ральф Стейне.
3
Пять Андерсенов, столпившись в холодной кузнице, пристально изучали сержанта Обби. Наконец Крис, самый воинственный из братьев, слегка подтянул штаны и подошел к сержанту. Они вполне стоили друг друга, как по весу, так и по росту.
— Эй, послушай, — начал Крис, — Боб Обби. Нам тут надо поговорить. С глазу на глаз.
Не переводя взгляда, направленного куда-то вверх, Обби едва заметно покачал головой. Крис покраснел от злости, и тут вмешался Дэн:
— В этом же нет ничего плохого, Боб: обычное дело, если учесть, что произошло.
— Ты же нас знаешь, — упорствовал вежливый Энди. — Ласковые, как голубки, если с нами хорошо обращаться. Совершенно безобидные ребята.
— Главное — нам дорожку не переходить, — добавил Нэт. — Такие уж мы. Ну давай же, Боб, Давай.
Сержант Обби поджал губы и снова покачал годовой.
Тут уж Крис взорвался:
— Если ты так боишься, что мы нарушим ваши вонючие законы, можешь присматривать за нами в окно.
— Главное, чтобы не слышно было, — сказал Нэт. — Ну выйди — всего на десять минут. Ну давай!
Выдержав паузу, сержант с каменным лицом произнес:
— Нельзя, братки, нельзя.
Эрни издал бессмысленный смешок.
— Слушай, ты, козел! — заорал Крис. — Ты что, нарываешься, да? Нарываешься?
— Не мне это решать, — спокойно отозвался полицейский. — Сам я, может, думаю про вас, что вы невинные младенцы. Но у меня приказ смотреть за вами — виноваты вы или нет.
— Но нам надобно поговорить наедине! — вскричал Крис. — Понимаешь — наедине!
Сержант достал свою записную книжку.
— О «надобно» здесь ничего не написано, — сказал он. — Нету такого закона.
— Значит, мы должны поговорить, — настаивал Энди.
— И я это слышу от тебя, Эндрю! — возмутился Обби.
Он открыл свою книжку и пососал кончик карандаша.
— А это еще зачем? — спросил Крис.
Обби смерил его суровым взглядом и что-то записал в своей книжке.
— Выходи! — прогремел Крис.
— Такого рода высказывания не принесут невиновной стороне ничего хорошего, — назидательно произнес Обби. — Я уже не говорю о виновной.
— Что ты, черт возьми, хочешь этим сказать?
— Это ты у себя спроси.
— Может, ты ведешь к тому, что кто-то из нас виновная сторона? Ну-ка отвечай.
— Любой выпад в мой адрес будет расценен как нарушение порядка, — предупредил сержант.
— Но почему ты выбрал именно меня для своих записей? Что я такого сделал?
— Ответ на это знаешь только ты и еще Создатель.
— Да еще я, — неожиданно выпалил Эрни. — Я тоже знаю.
Обби нарочито притих. Андерсены тоже навострили уши. После длительного молчания Обби не выдержал:
— Ну и что же ты знаешь, Эрнест?
— Утю-тю-тю-тю! Сейчас скажу!
— Скажешь ты, как бы не так, — пробубнил Крис. — А ну закрой свой поганый рот — и думать об этом забудь!
— Не стоит, Кристофер, — вмешался сержант. — Если Эрни хочет что-то сообщить, он имеет на это полное право. Говори, Эрнест. Что ты собирался сказать? Нет, я не заставляю тебя говорить, просто я обязан следить, чтобы все было по правилам. Ну, что у тебя там, Эрнест?
Эрни втянул голову в плечи, затравленно посмотрел на братьев и вдруг закатился своим идиотским смехом. Прикрыв глаза и задыхаясь, он начал давиться словами:
— Что — уже забыли, да? В воскресенье-то… Крис с Лицедеем… И еще кое-кто… гы-гы-гы… каково, а?.. Каково, а?.. — Он перегнулся пополам от дикого хохота. — Как теперь насчет Трикси? — Он взвизгнул, после чего издал пронзительный свист. — Что — попался, Крис! — На лице его была написана неописуемая радость.
Кристофер мрачно проговорил:
— Ты что, хочешь, чтобы я спустил с тебя шкуру?
— Когда на свадебке погуляем, а? — не унимался Эрни, прячась за спину Энди. — Теперь ведь тебе все нипочем?
— Ах ты!.. — Крис рванулся в сторону Эрни, но Энди уперся ему в грудь кулаками.
— Полегче, Крис, полегче, — попросил он брата.
— А ты, Эрни, — вмешался Дэн, — лучше подумай над тем, что сказал Крис и закрой свой рот. — Он повернулся к сержанту. — Ты же знаешь, какой он у нас. Туп как головешка. И ни к чему было его раззадоривать. Это, я бы даже сказал, не по-соседски…
Обби закончил писать в своей книжке и убрал ее. Затем он обвел всех Андерсенов по очереди суровым взглядом и обратился ко всей компании.
— Соседство, — сказал он, — в нашем деле не указ. Нравится мне это или не нравится, но таков порядок. Дело вовсе не в том, что я вредничаю и пользуюсь тем, что могу вам что-то запретить. Если бы я мог, я бы с радостью уступил вам. А этого, братки, я никак не могу — такие уж правила. — Он замолчал и застегнул пуговицу на том кармане, где лежала записная книжка. — Ваш отец был замечательный человек. Всегда пускал меня на ночлег. Если уж на то пошло, он был лучше любого из вас. И как ни противно мне все это говорить, но та мразь, что сотворила с ним такое, должна получить свое сполна. Кем бы она ни была. Я повторяю: кем бы она ни была, — отчеканил он и вскинул глаза сначала на Эрни, потом на Криса.
— Ну хорошо же, — прошипел Дэн. — Хорошо. Можешь заказывать себе памятник.
— За кого ты, черт возьми, нас принимаешь? — вспылил Нэт. — Неужели не ясно, что мы первые бы скрутили башку этому ублюдку?
— Раз ты спросил, я тебе отвечу: не ясно, — спокойно сказал сержант Обби. — Во всяком случае, не про всех из вас.
4
— Напрасно вы надеетесь меня смутить, — сердито сказал Ральф. — Возможно, тебе понадобится адвокат, Камилла, и в этом случае ты, естественно, обратишься ко мне. Моя фирма обслуживает вашу семью уже… гм… много лет.
— А-а, так это вы! — радостно воскликнул Аллейн. — Вероятно, это вы обслуживали семью мисс Кэмпион в лице ее деда позавчера?
— А вот это, — с важным видом заметил Ральф, — здесь совершенно ни при чем.
— Послушай, милый, — вмешалась мисс Кэмпион. — Я рассказала старшему инспектору, что дедушка говорил мне, будто собирается оставить мне какие-то деньги, а я сказала ему, что не возьму их ни под каким предлогом.
Ральф посмотрел на нее в некотором замешательстве. Аллейн подумал, что любовь Ральфа к Камилле настолько сильна, что зовет его на подвиги. «Рыцарство так и прет из него, — заметил про себя он. — А кроме того, парень чем-то очень обеспокоен». Аллейн сказал, что пока не будет настаивать, но если в дальнейшем это понадобится следствию, то Ральфу придется рассказать о визите Лицедея.
На это адвокат ответил, что, кроме причин профессионального характера, его ничто не удерживает и он не видит ничего дурного в том, чтобы пролить свет на этот вопрос. Итак, Лицедей пришел к Ральфу лично и сказал, что хочет составить завещание. Вел он себя, как показалось Ральфу, несколько странно — все что-то крутил вокруг да около, толком не мог ничего объяснить.
— У меня было такое ощущение, — сказал Ральф, обращаясь к Камилле, — что он хочет как-то загладить свою вину — хотя впрямую он этого не говорил, — вину за скверное отношение к твоей матери. Совершенно ясно, что ты сумела покорить его сердце, и смею заметить, — голос Ральфа преданно зазвенел, — что меня это нисколько не удивляет…
— Спасибо, Ральф, — отозвалась Камилла.
— А еще он сказал, — продолжал Ральф уже в более сдержанном тоне, поскольку теперь обращался к Аллейну. — что уверен, будто мисс Кэмпион начнет отказываться от наследства. И принялся выяснять, нельзя ли что-нибудь придумать, чтобы у нее не было возможности отказаться и она была бы обязана его принять. Разумеется, я сказал ему, что это невозможно. — При этих словах Ральф посмотрел на Камиллу и, кажется, тут же напрочь забыл про Аллейна. — Я сказал — я ведь сразу догадался, что ты хотела бы, чтобы я так сказал, — так вот, я предложил ему подумать пару деньков, ведь его сыновья имеют больше прав на наследство и ты не захочешь их ущемлять…
— Господи, какой же ты молодец, что так ему сказал!
— Правда? Я ужасно рад это слышать.
Они посмотрели друг на друга и обменялись едва заметными улыбками.
— Позвольте мне слегка прервать ваш милый междусобойчик… — вмешался Аллейн.
Оба чуть не подпрыгнули.
— Да-да, — поспешно сказал Ральф. — Значит, он велел мне, так или иначе, составить завещание с такими пунктами, а он просмотрит его и примет решение. Он попросил меня включить туда условие, что Кузнецова Роща навсегда останется кузницей и не будет переделана в автостоянку, чего так желают его сыновья — не без подначивания с стороны Саймона Бегга. И еще попросил составить бумагу для мисс Кэмпион, которую он подпишет…
— Милый, я уже сказала мистеру Аллейну, что мы любим друг друга, но не помолвлены, потому что у меня есть сомнения…
— Подожди, Камилла, дорогая! Значит, составить бумагу, которую она должна обязательно принять, ради спокойствия его души и в знак памяти миссис Элизабет Кэмпион.
— Это моя мама, — пояснила Камилла.
— А потом он решил, что надо оставить кузницу сыновьям, а все остальное — Камилле.
— А много ли там всего остального? — спросил Аллейн, припомнив, что говорил Дэн Андерсен.
Примечательно, что Камилла ответила ему почти теми же словами, что и ее дядя:
— Все Андерсены любят припрятывать вещички. А дедушку они вообще прозвали «старой вороной».
— Вы действительно составили завещание так, как он просил? — спросил Аллейн Ральфа.
— Нет. Это было два дня назад. И меня все это обеспокоило.
— Милый мой Ральф, но почему ты ничего не сказал мне?
— Дорогая, во-первых, ты отказывалась со мной встречаться, а во-вторых, это было бы в высшей степени непрофессионально.
— Хорошенькое дело, — дернула плечиком Камилла.
— Но вы ведь уже знали, что ваш дед намеревается так поступить?
— Я же говорила вам — мы с ним даже повздорили.
— И вы не знали, что он ездил во вторник в Биддлфаст?
— Нет, — помотала головой она. — Я не заходила во вторник в кузницу. Я правда ничего не знала.
— Ну хорошо. — Аллейн поднялся. — А теперь мне бы хотелось остаться на пару слов с ваши молодым человеком наедине — если он не против. Я бы не просил вас уйти, если бы вы могли на полчасика отойти достаточно далеко, чтобы не слышать нашего разговора. — Он подошел к двери и открыл ее. — Если вы, паче чаяния, встретите инспектора Фокса или доктора Оттерли, — попросил он, — то будьте добры, передайте им, что они могут вернуться.
Камилла встала и грациозно проследовала к выходу.
— Собираетесь выведать, что больше всего заботит Ральфа? — Она выразительно взмахнул ресницами.
— О, кажется, вас посетило вдохновение! Скорее бегите и репетируйте какую-нибудь сцену пробуждения любви… Или вы не проходили это в вашем театральном институте?
— Откуда вам известно, что я посещаю театральный институт?
— Сам не знаю… Может, вы просто похожи на звезду сцены…
— Потрясающее наблюдение! — фыркнула девушка.
Аллейн бросил взгляд на Камиллу. Ну что можно о ней сказать? Она любима, любит сама, полна жизни, категорична, как и все в молодости, чрезвычайно чувствительна и вместе с тем полна легкомыслия…
— Будем считать, что с вами мы закончили, — подытожил он. Казалось, Камилла столкнулась с чем-то, что было выше ее понимания. Во всякое случае, вид у нее был озадаченный. — И занимайтесь лучше тем, что заботит лично вас, — посоветовал Аллейн, после чего ласково выпроводил ее из комнаты.
В конце коридора Камилла увидела Фокса и доктора Оттерли. Они почтительно расступились, а девушка любезно им сообщила:
— Вам просили передать, что вас ждут…
И пошла дальше. Доктор Оттерли поймал ее за руку и остановил.
— Ну как, все в порядке, Корделия? — спросил он. Она ответила ему сияющей улыбкой.
— Насколько это возможно.
— Безошибочным признаком приближения старости, — заявил доктор Аллейну, едва появившись в дверях, — является неспособность понимать выносливость молодых. Выносливость в хорошем смысле этого слова, — добавил он, перехватив взгляд Ральфа.
— Но Камилла, — зарделся Ральф, — просто на удивление чувствительная натура…
— Кто же в этом сомневается, дружище? Камилла — во всех отношениях очаровательная девушка. Я сейчас говорю о чисто физиологических вещах. И ее безусловно очаровательный организм реагирует на шок так, как это свойственно молодым. Вот моя потертая машина — та совсем по-другому. Вот и все, уверяю вас.
Ральф подумал про себя: какие же скучные бывают старики, когда начинают рассуждать о молодости!
— Я еще нужен вам, сэр? — спросил он Аллейна.
— Будьте добры, расскажите мне вкратце о танце Пятерых Сыновей. Фокс запишет за вами, а доктор Оттерли скажет потом, совпадает ли ваш рассказ с его собственными впечатлениями.
— Понятно. — Ральф сверкнул глазами на доктора.
Аллейн провел его сквозь знакомую анфиладу вопросов, и ответы ничем не отличались от ответов других свидетелей. Ральф мог лишь немного углубить и развить их. Когда Лицедей исчез за камнем после имитации обезглавливания, Ральф находился неподалеку. Он видел, как старик согнулся, сел на корточки, а затем осторожно вытянулся на земле.
— Все было нормально, — рассказывал Ральф. — Он меня тоже видел и даже помахал мне рукой, а я ему в ответ. А потом я пошел собирать пожертвования. Наверное, он так и собирался лежать в этой ямке, потому что там его никому не видно.
— Находился ли кто-нибудь еще так же близко к нему, как и вы?
— Да, Щелкун — то есть Бегг… Его место было напротив меня, перед тем как они расцепили мечи. И после этого он некоторое время стоял за дольменом, а потом… — Ральф запнулся.
— Что потом?
— Кажется… нет… да нет, ничего такого.
— Можно мне вмешаться? — отозвался доктор Оттерли со стороны камина. — Мне кажется, я понял, о чем подумал Ральф. Когда мы репетировали, Щелкун и Бетти — то есть Ральф — стояли каждый со своей стороны дольмена, а затем Ральф брал свой ковш, а Щелкун должен был скакать и снова приставать к девушкам. А он этого не делал. Не так ли, Ральф?
— Кажется, да… — встревожился молодой человек. — Не знаю уж, что вы подумали, но первое, что мне пришло в голову, — это что он просто не смог бы в своих доспехах ничего сделать — ничего такого. Ведь правда, доктор Оттерли?
— Правда. Он свои руки-то толком не видел. Они ведь под холстиной туловища. Я же сам смотрел на него — он стоял не шелохнувшись.
— Когда же он сдвинулся с места?
— Когда Ральф вырвал у Эрни меч. Бегг тогда заржал, как кобыла, и ускакал через заднюю арку.
— Он так и должен был сделать?
— Вообще, он мог делать все что угодно, — пожал плечами Ральф, — ведь в этой части спектакля предусмотрена импровизация… Бегг, возможно, решил, что мы с Эрни уже достаточно почудили, и поэтому смылся. Эти доспехи жутко неудобные и тяжелые. Еще хуже, чем мои.
— Вы ведь сами потом вышли через заднюю арку, не так ли?
— Точно, — с готовностью согласился Ральф. — Эрни погнался за мной, и я туда спрятался. На глазах у всех зрителей. А он бросился за мной — в задний выход, но не нашел меня. Тогда я вышел сам, решив, что Эрни — это Эрни, и шутка зашла уже слишком далеко. Пошел его искать.
— И что же вы обнаружили там, за стеной?
— То, что вы подумали. Там сидел Щелкун — прямо на земле, как курица на яйцах. И Эрни там был — злющий как черт. Я отдал ему меч, и он сказал… — Ральф почесал голову.
— Что он сказал?
— Кажется, что уже слишком поздно и теперь меч ни к чему… У него был такой кровожадный вид. Я подумал, что, наверное, напрасно дразнил его, но ведь зрителям так понравилось…
— А Бегг что-нибудь говорил?
— Да. Не вылезая из своей «шкуры». Сказал, что Эрни совсем съехал и лучше сейчас к нему не лезть. Я и сам это видел, поэтому пошел вдоль стены и зашел через арку, что возле дома. Дэн уже заканчивал свой танец. Потом начался последний танец. На сцену вышел Эрни с мечом, а за ним Щелкун.