— И кто же это? — насмешливо спросил мэр.
— Вы очень скоро узнаете. Генерал Грязнов умеет работать с этим преступным контингентом. Так что вам обязательно сообщат.
— Вы, кажется, пробуете угрожать? — Насмешливая ухмылка не сходила с губ Гузикова.
— Возможно, вам, Савелий Тарасович, хотелось бы этого, но, уверяю вас, угрозы не в моих правилах. Я оперирую только фактами. Вернемся к разговору позже.
— И что же, за несколько дней, что были здесь, вы успели провернуть столько дел? Что-то не верится… — Тон мэра был непререкаемым.
— Объясняю. Все они были шиты белыми нитками. Никакого труда не стоило отыскать концы. Было бы желание. Есть еще вопросы? Нет? Тогда желаю здравствовать, господа.
И Турецкий вышел.
Кажется, удалось. Идея была такая — всколыхнуть болото. А то они тут стали привыкать к тому, что где-то что-то движется и если б не происшествия со Слепневым или Затыриным, так вообще благодать. И на фоне того, что тут происходило две недели назад, эпизод с покушением на Турецкого мог бы показаться слабым отголоском прошлых событий. Нет, следовало напомнить тем, кто желал бы все спустить на тормозах, что они сидят, на самом деле, на бочке с динамитом и жонглируют не словами, а факелами.
Сейчас зашевелятся. И посыл им дал Турецкий совершенно конкретный — завтра с утра самолет. Яснее некуда. И с чем летит — тоже. Короче, бомба и еще раз бомба! Нет, они не должны его выпустить, не совсем же дураки, раз однажды попробовали уже, но не получилось. Значит, должно в другой раз получиться. Да и не такая уж серьезная фигура этот Турецкий, чтобы из-за него целый регион лихорадило и будто других более важных проблем нет у государства. А издержки, некоторые потери — что ж, они бывают, они даже логичны.
Губернатор наверняка потребует, чтобы все материалы Турецкого немедленно кровь из носу легли ему на стол. И они поднимут все свои службы. Что и требовалось доказать…
Грязнов, которому Александр Борисович рассказал о своем посещении местной «инстанции», одобрил проделанное, но добавил, что, пока Саня ходил «во власть», они тут кое-что пересмотрели и уточнили. Пересмотр касался того, что официально полетит вместе с Турецким не Филя, а Володя Поремский. Каким образом? И этот вопрос решили.
Сегодняшнюю ночь Александр Борисович проведет не в пансионате и не в гостинице, а в доме егеря Тихона Платоновича Воробьева. Вместе с Поремским и Филиппом Агеевым. А провожать Турецкого на аэродром выедут всей бригадой, за исключением Гали, которая останется охранять оригиналы материалов следствия. Местные деятели не могут знать, что с собой у Турецкого будут только копии. Ну, и плюс весьма нелицеприятные выводы комиссии. А всего материалов уже набралось на пяток увесистых томов. И чтобы не тащить с собой всю эту груду, были отобраны лишь наиболее важные и красноречивые, которые нельзя было читать без внутреннего напряжения, и вот с них сняты ксерокопии. Тут уж постарались Галкины знакомые, помогли и с компьютером, и с копировальной техникой, так чтоб об этом не узнали милицейские стукачи, не спускавшие, казалось теперь, с сотрудников опергруппы глаз.
Поступили в соответствии с уточненным планом. И в шесть утра, еще по темноте — первый самолет, на который Денис, съездивший в аэропорт еще накануне, купил в разных авиационных кассах два билета по паспортам на фамилии Турецкий и Поремский, улетал в десять часов, — выехали небольшим кортежем в областной город. В первой машине, с милицейской мигалкой на крыше, ехали Грязнов, Поремский и Яковлев. Вел ее Михаил Евграфович. Поремский был одет неброско — в темной куртке и в кепочке, низко надвинутой на лоб.
Он, кстати, не преминул поинтересоваться, где Александр Борисович, и получил ответ: Турецкий встретит провожающих уже в аэропорту. Стало быть, если расчеты оказались верны, порт наверняка уже напичкали милицией.
Вторую машину, ту, что взяли напрокат Филя с Денисом, двигающуюся на почтительном расстоянии от первой, вел Грязнов-младший. Филя сидел рядом с ним, а Турецкий — в темной шляпе и длиннополом светлом плаще, с большим портфелем — полулежал на заднем сиденье. Александр Борисович был неузнаваем. На глазах — темные очки, широкополая бежевая шляпа закрывала лицо, воротник плаща поднят. Словом, сплошная конспирация.
На всем пути следования дважды останавливали черную «Волгу» Грязнова-старшего, несмотря на то что над ее крышей посверкивала синяя мигалка. Сотрудники дорожного патруля тут же извинялись перед генералом милиции, отдавая ему честь и мельком заглядывая в салон, и объясняли, что все это делается по указанию начальника ГУВД генерала Седлецкого — для их же спокойствия. Никакой логики! Но Грязнов посмеивался и не возражал, не выказывал своего неудовольствия.
На немытую «девятку» с областными номерами никто из патрульных не обращал внимания.
В аэропорту Турецкий — в столь” нехарактерной для него шляпе и плаще до пят — появился в окружении двоих сопровождающих, одним из которых был генерал, а второй капитан милиции. Они тут же, предъявив служебные удостоверения, прошли в зал для VIP-пассажиров.
Аэропорт был старой постройки. Никаких, естественно, переходов-гармошек здесь еще не знали, и на посадку к самолетам пассажиров доставляли маленькие открытые микроавтобусы, списанные, видно, в аэропортах крупных городов. Будучи уже знаком с этой системой посадки, Грязнов вместе с Турецким отправился к дежурному по аэровокзалу и, упирая на то, что помощник генерального прокурора везет с собой совершенно секретные материалы, потребовал разрешения — после прохождения, естественно, всех необходимых контрольных формальностей — доставить «важного пассажира» прямо к трапу самолета на автомобиле начальника ГУВД области.
Возможно, и такой вариант предусматривался «оппонентами», поэтому возражений у дежурного не возникло. Он только, натянуто улыбаясь и показывая глазами на объемистый груз в портфеле, спросил, не атомная ли бомба запрятана в нем.
Турецкий, взаимно улыбнувшись, ответил, что это как для кого, возможно, кое-кому может показаться и пострашнее.
Вот так, обменявшись любезностями, Грязнов с Турецким и оставили кабинет дежурного, а тот, успел заметить Вячеслав Иванович, тут же схватился за телефонную трубку. Ура, все по плану!..
К стойке регистрации авиабилетов Турецкий и Поремский подошли порознь. Грязнов-старший и Владимир Яковлев, пользуясь своими удостоверениями, провожали Александра Борисовича — больше охраняя, что было заметно со стороны, его толстый портфель.
На вопрос дежурной у стойки, что в нем, Грязнов ответил за Турецкого: «Документы, милая». И на экране рентгеновского аппарата проехавший через его контроль портфель показал, что внутри одни бумаги. И ничего лишнего.
«Ну что, рискнут?» — светился вопрос в глазах Турецкого, и Грязнов, тоже взглядом, а также легким качком головы из стороны в сторону, молча отвечал: «Нет!»
«Неожиданно» Александр Борисович захотел в туалет. Краем глаза он увидел, как туда только что прошел Поремский. Турецкий, не расставаясь с портфелем, отправился следом. Вышел он несколько минут спустя, по- прежнему в-> темных очках и надвинутой низко на лоб широкополой шляпе, с тем же портфелем в-> руках. Подошел к Грязнову с Яковлевым и, в сопровождении генерала и капитана, направился к выходу, куда уже подъехала черная «Волга» с синей мигалкой.
Вышли, быстро сели и уехали.
Если кто-то сейчас и наблюдал за ними, а таковые наверняка были, то они увидели, как лихо подкатила машина к трапу, как вышли из нее двое, обнялись, и тот, кто был в светлом плаще, показав стюардессе билет и паспорт, быстро, помахивая плотно набитым портфелем и прыгая через ступеньку, поднялся в салон. Генерал прощально помахал вслед ладонью и сел в машину, которая тут же отъехала и направилась к выезду с летного поля.
А сутулый человек в черной куртке и кепочке, выйдя из туалета, вышел из здания аэровокзала на летное поле, однако на первый отъезжающий микроавтобус не успел, пришлось ожидать следующего, который уже отъезжал от самолета. Но тут пассажиру в черной куртке из-за угла здания махнул рукой невысокий мужчина в синей одежде, напоминающей ту форму, в которую были облачены служащие на аэродроме. Пассажир, словно прогуливаясь, отделился от общей группы улетающих пассажиров и, не привлекая к себе внимания, сделал несколько шагов в сторону, после чего скрылся за углом.
Вывернутая наизнанку его куртка оказалась тоже синего цвета. А кепочку сменила синяя бейсболка, похожая на те, которые носила тут вся обслуга.
— За мной, — сказал «служащий» и пошел вдоль ограды.
Впрочем, отошли они недалеко, протиснулись через раздвинутые в стороны прутья ограды — и оказались рядом со стоянкой машин. Ближайшей к ним была грязная, немытая «девятка», вот в нее они и сели.
— Порядок? — спросил Денис, сидевший за рулем.
— Полный, — ответил Филя. И обернулся к Турецкому, избавившемуся наконец и от тесной куртки, и от дурацкой бейсболки. — Билет будем сдавать, Сан Бори- сыч? Все-таки он денег стоит!
— Подошьем к отчету, — ответил Турецкий. — Поехали, пока они тут не чухнулись…
Машина рванула в сторону железнодорожного вокзала.
— Я смотрел, — сказал Денис, — ближайший поезд на Челябинск примерно через минут сорок. Так что, пока доедем, пока то, другое, как раз без затей получается.
— Проходящий — он даже лучше, — вмешался Филипп. — И билет в кассе брать не надо, я прямо с проводником договорюсь. Он за сотню баксов в собственном купе тебя устроит, Борисыч, если только захочешь. Да там, я думаю, вообще полно пустых мест. А тут езды всего ничего, уже ночью будешь на месте. А там прямой самолет на Москву. И в Домодедове тебя Володька Поремский встретит.
— Пока, слава богу, все идет четко и по плану. Но поеду я все-таки, мужики, не в купе, а в плацкартном — от греха. Документы где?
— В багажнике, — ответил Филя и вдруг рассмеялся: — Воображаю, что будет с ментами, когда они наконец обнаружат в самолете твой пустой портфель!
— Ага, — тоже смеясь, ответил Турецкий. — Мы с Володькой газеты рассовали по углам, а две свернули в трубки и поперек вставили, вот его и раздуло, а вынешь, враз похудеет.
— Все правильно, да и черт с ним, с портфелем, старый уже, ни на что больше не пригодный. Шмотье в нем всякое возили…
Отъехав подальше от аэровокзала, Грязнов попросил водителя остановиться у ограждения летного поля, откуда просматривалась вся взлетная полоса. Он даже вышел из машины и стал наблюдать за стоящим вдали самолетом. Никакого движения вокруг него еще не было. Но это ни о чем не говорило. Наверняка шмон они проведут, когда посадка закончится и самолет вырулит на стартовую позицию.
Так и случилось.
Порыв ветра принес отдаленный рев двигателей, самолет покатился, выехал на взлетную полосу, остановился, и тут к нему устремились сразу три милицейских автомобиля с мигалками. Они окружили самолет, и с ходу подъехавший трап присосался к открывшемуся люку. По трапу быстрой цепочкой ринулись наверх фигурки вооруженных людей.
Грязнов сел на свое место и кивнул водителю:
— Поехали, Михаил Евграфович, вашему тезке, с его злым языком, это было бы, пожалуй, в самый раз, а нам уже неинтересно. На базу! Дела ждут…
Телефонный звонок застал Вячеслава Ивановича на подъезде к пансионату, фактически на мосту через Каму.
— Привет, Вячеслав Иванович, — мягко сказал Седлецкий. — У вас там все в порядке?
— В полном, Иван Христофорович, а что? Появились проблемы?
— Улетел… твой товарищ?
— Так точно, уже в пути.
— Да? — без удивления спросил генерал.
— А ты сомневаешься? Иван, зачем же мне тебя обманывать? А пуще — подводить? У нас с тобой честный договор — что сказал, то и сделал. Или на тебя наседают? Так пошли их подальше, как ты это умеешь. А я, видимо, к концу дня, если не возражаешь, подскочу к тебе, как нынче говорят, перетереть парочку вопросов, вот и обсудим ситуацию, лады?
— Что ж, лады, — ответил Седлецкий, но сомнение все-таки прозвучало в его голосе.
Уже из Москвы, то есть в середине дня, позвонил
Поремский и рассказал, посмеиваясь, какой шмон учинили в самолете ворвавшиеся омоновцы.
Ну, во-первых, они с ходу кинулись к тому месту, на которое был продан билет Турецкому. И… замерли в удивлении. На нем сидел посторонний гражданин, поскольку стюардесса при посадке громко предложила пассажирам, ввиду наличия свободных мест, занимать свободные кресла.
А где же тогда тот, который им нужен и должен занимать это место? А его нигде не оказалось!
И стали тогда омоновцы осматривать всех пассажиров, не пропуская никого и невзирая на их пол и возраст, полагая, что хитрец, которого они искали, мог загримироваться и одеться женщиной. При этом они сравнивали лица с фотографиями, которые держали в руках. Когда и здесь ничего не получилось, они, похоже, расстроились.
Поремский был отдаленно похож на Александра Борисовича — недаром Меркулов называл его копией Сани, но только в молодости. Правда, видимо, Константин Дмитриевич имел в виду не столько портретное сходство, сколько общие, и не всегда положительные, с его точки зрения, качества характера. Но все же сейчас рисковать не стоило. Однако желание взглянуть на фотографию, которой помахивал перед своим лицом омоновец, было слишком велико.
— Кого ищете, мужики? — спросил он.
— Да хрен его… — выругался про себя омоновец и показал ему фотографию… Турецкого, естественно. — Не видал такого?
-Нет.->
— А ну-ка свои документы предъяви! — вдруг потребовал он, будто проснулся.
Поремский протянул билет на самолет, заложенный в паспорт. Тот внимательно посмотрел, сравнил фото в документе со своим снимком и нехотя вернул Владимиру.
— Кого хоть ищете-то?
— Рецидивист какой-то, — сквозь зубы процедил омоновец. — Террорист, а маскируется под прокурорского работника.
— Не, не видал.
— Ну, значит, отбой, — сказал тот и пошел к входному люку, поправляя на спине автомат Калашникова.
Грязнов, услышав рассказ Поремского, хохотал как ребенок. А часа два спустя пересказал то, о чем ему доложил следователь, Ивану Христофоровичу Седлецкому. Но сделал это в такой форме, словно забавное происшествие конкретно к генералу никакого отношения не имело, а речь шла о неких дураках, которые так ничему за долгие годы не научились. Это ж надо! Выдать Саню Турецкого за террориста! Это ж каким местом надо было думать!..
Судя по тому, что Седлецкий не обижался на него либо делал вид, что дело действительно его не касается, хотя такого ну никак не могло быть — просто по определению, Грязнов снижал накал своей иронии, сведя всю историю к глупому казусу, о котором и говорить-то неловко.
— А он, значит, отбыл? — вел свою линию Седлецкий.
— Ну а как же! Я сам его и проводил. На поезд. Посадил, по рюмочке взяли — на дорожку, как обычно. Традиция у нас с ним такая. А самолетов он почему-то не любит, боится, что ли…
Но это уж Вячеслав Иванович явно приписал другу свои собственные качества — больше всего на свете Гряз- нов ненавидел именно самолеты, которые имеют обыкновение падать. Да он-то, сам по себе, ладно, пусть падает, но ты ж ничего не можешь сделать, повлиять не в силах на неожиданные повороты судьбы — вот в чем беда.
— А кого ж ты тогда провожал в порту? — спросил вдруг генерал, полностью выдавая себя, — наверное, надоело уже кружить вокруг да около.
— Донесли, да? — рассмеялся Грязнов. — Володьку Поремского проводил. Его Меркулов зачем-то срочно к себе вызвал. Вот Саня и попросил меня помахать ему ручкой… А тебе чего донесли?
— Пустяки, — отмахнулся Седлецкий. — Ну давай, с чем приехал? А то меня через полчаса вызывает губернатор.
— А-а-а! — запоздало «сообразил» Вячеслав Иванович. — Ответ держать? А ты по-нашему его, по-простому, чтоб нос не шибко задирал. Ладно, не хочу тебя задерживать, давай к делу… Речь о прокуроре Керимове… Извини, — снова перебил себя Грязнов и взглянул на генерала с шутливой серьезностью, — а что, Иван, крепко нагорит?
— Да брось ты, — нахмурился тот.
— Ну и слава богу, не бери в голову…