— Работали? — злобно прошипел он.
— Работаете вы, господин Онищенко, — резко ответила Рая.
…В тот тревожный вечер не сразу уснули ребята. Петя в темноте получил тумака от матери и, забравшись с головой под одеяло, думал о том, что, наверное, его и Васи данные дошли по назначению. Уже не первый раз советские летчики бомбят именно те объекты, которые они обозначили на карте.
Перед глазами Пети всплывало лицо Володи Махнова: красивое, мужественное, спокойное.
…Рая прислушивалась к каждому шороху. Казалось, что вот сейчас, сию минуту полицай Онищенко ворвется в квартиру, ее схватят и поволокут в гестапо.
* * *
Слезавин и Кольга направились в верхнюю часть города в надежде найти расклеенные листовки со сводкой Совинформбюро. Так и есть. На старинном двухэтажном доме, что соседствует со школой, белела бумажка. Мальчишкам сразу хотелось подбежать к ней, сорвать, прочитать. Но они понимали, что так делать нельзя. Будто озоруя, они начали толкать друг друга, незаметно придвигаясь к дому. Потом Петя прижал Васю к стене, завязалась отчаянная борьба. Незаметно сорвали листовку. Написана она была ученической рукой. Кроме сводки в ней ничего больше не было.
Когда, разрумяненные от быстрой ходьбы и довольные находкой, они пришли к Рае, там уже сидели Володя и Таня. Полицай ушел «на работу», и ребятам нечего было опасаться подслушивания.
— Скажу честно, мы обеспечены точнейшей информацией. Вася, читай.
Вася повесил тужурку на крючок у двери, вытащил из кармана драгоценный листок, пригладил его ладонью на столе и стал читать, захлебываясь от счастливого сознания того, что Красная Армия борется и одерживает одну победу за другой.
Когда сводка была прочитана, Рая повернулась к Володе и спросила:
— Ты старший среди нас, скажи, что надо делать, чтобы помочь Красной Армии?
Рая не знала, что ее квартира стала своеобразной явкой для Пети и Володи.
Махнов задержал свой взгляд на Пете и, убедившись, что тот ничего не выболтал, спокойно ответил:
— Дел много, но они требуют умения и, главное, осторожности. Портить связь, вести наблюдения за передвижением вражеских частей, взрывать их технику, внушать советским людям, что мы победим и что они не должны сидеть сложа руки! Действовать, ребята!
Всем троим: и Рае, и Васе, и Пете — хотелось действовать немедленно. Испытывая внутреннее волнение, они доверчиво смотрели на Володю. Чтобы избавиться от внезапно наступившего молчания, Махнов засмеялся, махнул рукой.
— Может, лучше споем? Давай, Рая, а?
Вставай, страна огромная… —
начала Рая.
Вторую строку вполголоса подхватили ребята:
Вставай на смертный бой!
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой.
Пусть ярость благородная
Вскипает как волна.
Идет война народная,
Священная война!
— Ребята! — Рая вышла на середину комнаты. — К сегодняшнему дню я подготовила для вас стихотворение. Слушайте!
Ее допрашивал четвертый день подряд
Фашистский офицер, увешанный крестами.
Ей руки за спину выкручивал солдат,
Ее хлестала плеть, ее гноили в яме.
Но был упрямо сжат иссохший тонкий рот.
Лишь иногда страданья человечьи
Невольно выдавал руки слепой полет…
Володя Махнов стоял у окна, внимательно слушал Раю.
— Теперь твоя очередь, Володя!
Махнов обвел глазами ребят, тряхнул головой.
— А я расскажу вам, ребята, партизанскую быль… Вызвали в партизанский штаб хороших, храбрых ребят и девчат. Вы думаете, как храбрые, так обязательно плечи — косая сажень? Ничего подобного. Среди тех комсомольцев, которых посылали в тыл врага, вызвали и маленькую, щупленькую белокурую девушку с ясными глазами. Такую, как ты, Рая. Внештатного секретаря по пропаганде Сталинского райкома комсомола города Ставрополя, воспитательницу школы слепых Дору Карабут. Ну вот, всем дали задания, всех проинструктировали. И они пошли. Разными путями пошли. Но не всем удалось перейти линию фронта. Дору схватили гитлеровцы…
Володя отвернулся, посмотрел на улицу: фашист, держа автомат у пояса, вел какого-то мужчину к Красной улице.
— А дальше что? — не утерпела Рая.
— А дальше было то, о чем рассказывала в своем стихотворении Рая. Когда истерзанную пытками Дору бросили в подвал, она пела революционные песни… Так и умерла с песней.
В комнате наступила тишина. Потом посыпались вопросы:
— А откуда ты знаешь об этом?
— А ты тоже партизан?
— А сколько ей было лет?
— А почему Дору не спасли товарищи?
— Отвечаю сразу на все вопросы, — спокойно сказал Володя, — узнал я об этом от одного знакомого, с которым случайно встретился. Ясно?
Ребята и поверили и не поверили Махнову. Им так хотелось, чтобы он сам участвовал при переходе линии фронта, чтобы он сам был партизаном. А Володя не мог сказать им правду. Не мог рассказать о своих друзьях — партизанах Николае Андрееве, Ане Долине, о других.
Махнов заторопился домой. Петя вышел вслед за ним и у ворот спросил:
— Скажи мне честно, Володя, ты передал ту бумажку кому следует?
— А разве ты не заметил, что наши бомбят те объекты, которые вы указали?
— Заметил. Скажи честно, а как сумели передать ее нашим?
Махнов хитро улыбнулся:
— Вот этого, друг мой, я тебе не могу сказать. Честно, не знаю. Может, у кого-то есть передатчик. Больше подобных вопросов мне не задавай. Договорились?
— Договорились! — ответил, чуть обидевшись, Петя.
* * *
Удивительное дело, Махнов никогда не приглашал Слезавина к себе домой, и где он жил, Петя не знал. Однажды Володя принес в Раин двор гранаты и, вызвав Петю, спустился с ним по каменным ступеням в глубокий и темный подвал.
— Куда спрячем гранаты? — спросил Махнов, осветив трофейным фонариком углы. — Петя, ты заметил, что фашисты стали злее? Им под Сталинградом дали духу. Триста тысяч солдат наши взяли в плен вместе с фельдмаршалом Паулюсом.
Петя радостно засуетился, ища глазами, куда бы спрятать гранаты. По углам стояли разные кадушки. В куче лежало старое тряпье.
— Надо полагать, — продолжал Махнов, — наши скоро будут здесь. Мы должны помочь разведчикам. Ты умеешь бросать гранаты?
— Я-то умею, а Вася нет.
— Обучи его.
Оба заглянули в кадку. Она была пуста. На ее дно Володя набросал тряпья и спрятал гранаты.
— Есть у меня бутылки с горючей жидкостью… Для танков, — поднимаясь по ступеням, говорил Володя, — но вот как их переправить сюда, пока не придумал.
Петя заскочил вперед, молча приоткрыл дверь, посмотрел, нет ли кого подозрительного поблизости, и, убедившись, что двор пуст, выпустил Володю, а вслед за ним выскользнул сам. Поровнялся с ним и продолжил начатый в подвале разговор:
— Хочешь, я скажу Рае? Мы придем к тебе домой. Она возьмет корзину…
— Нет, Петя, давай не впутывать в это дело девочек. Они не должны ничего знать. Понимаешь?
— Понимаю! Да вот сразу не придумаю, как перенести к нам бутылки. Ведь фрицы будут отступать и по нашей улице. Вот бы шугануть их!
— А ты попроси у Раи корзинку и приходи сам. Я живу на Комсомольской, — и Махнов подробнейшим образом рассказал, как его найти.
* * *
«Песок!», «Песок!». Я — «Степь», — привычно выстукивал Махнов ключом передатчика, спрятанного на чердаке их дома.
Вскоре Володя услышал позывные «Песка» и немедля стал выстукивать, что враг отступает по автотрассе на Невинномысск, железнодорожными эшелонами — на Кавказскую; в городе концентрируется в казармах на улице Ленина.
На чердаке было темно и тихо. Пахло пылью и нежилым. Сидя на корточках, Володя ждал ответа. Трехминутное ожидание показалось ему вечностью. Вдруг тишину нарушил писк точек и тире. Сосредоточенно нахмурив брови, Махнов слушал: «Девятнадцатого-двадцатого января организуйте помощь войсковым разведчикам стороны вокзала».
Опять стало тихо. На лице Володи блуждала мечтательная улыбка. Город, родной Ставрополь, скоро будет свободен! Только вот некоторые друзья его, партизаны, которые вместе с ним переходили линию фронта, уже не порадуются победе. Володя спрятал рацию, неслышно прошел к ляде, прислушался, поднял ее, спустился на землю. Постоял у калитки. Снежный порывистый ветер леденил лицо и руки, забирался под драповую тужурку. Вобрав голову в плечи и засунув руки в карманы, он зашагал на Таманскую улицу.
* * *
Январским днем сорок третьего года над заснеженными полями и селами Ставрополья, над притихшим городом, курившимся от снежной метели, будто прогремел гром.
Петя и Вася несли в цебарках уголь, который они вместе с другими жителями насобирали на обочинах железнодорожных линий. Приподняв ушанку, Петя остановился и вопрошающе посмотрел на Васю.
— Что это?
— Может, наша артиллерия бьет? — предположил Вася, провожая глазами мчавшийся по булыжной мостовой закрытый грузовик.
Будто в подтверждение его слов громовой раскат повторился снова.
— Точно! — сказал Петя — Теперь мне понятно, почему зашевелились гитлеровцы. Вася, ты видел железнодорожные составы в сторону Кавказской?
— Я ж не слепой! — Вася смотрел на Петю. А Петя, пританцовывая, тихонько запел:
Ах, рассукин сын, комаринский мужик!
— Петька, брось! Заметят же, что ты радуешься, и прихлопнут нас.
Слезавин враз остановился, надвинул на разгоряченный лоб шапку, взял за дужку ведро и серьезно, будто и не было минутной радости, бросил:
— Идем! Сегодня вечером будь у Раи. Пора действовать. Обсудим, как.
* * *
В Раиной квартире вспыхнул спор. Слезавин и Кольга предлагали бросить гранаты в расположение немцев, где бы они ни были, а Рая предостерегала их от неминуемой в таком случае беды:
— Убьете вы фашистов или нет, а вас убьют. Это точно.
— Убьем! — горячо утверждали оба.
— Дураки! Мальчишки! Не вздумайте это делать возле жилых домов. Всех же перестреляют, — ругала ребят Рая. — Где-нибудь на отшибе.
— Тоже советчица нашлась! — шипел на нее Петя. — Это ж война, а на войне без крови не бывает… и без смерти тоже. А на отшибе фрицев нет. Это воронье в зеленых перьях гнездится в школах, в учреждениях, по домам.
— Мальчики! — Рая подняла руку. — Если танки будут отступать по нашей улице, согласна и на гранаты и на горючую смесь. Пусть на войне как на войне. Бросать будем из яра, из-под моста.
Спор ребят разрешил неожиданно появившийся Володя. Он был взволнован, глаза сияли радостью:
— Ребята, двадцатого января вы поможете мне. Надо встретить наших разведчиков со стороны вокзала.
Володя дал каждому конкретное задание.
Получив задание, взбудораженный надвигающимися событиями, Петя шел домой. Почти у дома его схватил фашистский патруль. Слезавин пытался вырваться — не удалось. Солдат крепко держал его за правую руку. Слезавин стал убеждать, что живет рядом, жестикулировал, показывал на свой дом, просил. Наконец немец согласился пойти с ним. Вошли в первую комнату. Мать перебирала фасоль на столе. Когда она увидела Петю и солдата, крепко державшего ее сына, бросилась к ним, загородила собой Петю и стала объяснять патрулю, что это ее сын. Из второй комнаты вышли офицер и солдат. Патруль вытянулся и стал что-то быстро рассказывать им.
— Стреляйт! — равнодушно махнул рукой офицер и ушел спать.
Немцу было безразлично, кто этот мальчик. Сегодня на ночь они остановились в Ставрополе, а завтра отступают на Невинномысскую.
Слезавина заплакала в голос:
— Это мой сын! Сын! Ферштейн? — Что подействовало на немца — слезы ли матери или безразличие отступления, — только он отпустил мальчика.
Все еще дрожавшая от испуга, Слезавина загнала Петю в угол первой комнаты, ругая его за непоседливость, за мальчишескую неосторожность.
Петя исподлобья следил за матерью и молчал.
— Садись хоть кондеру поешь.
Она подошла к кухонному столу, но неожиданно оглянулась на Петю, видимо, собираясь ему что-то сказать, и замерла от увиденного. Сын засовывал за пояс штанов кинжал. Мигом очутилась она возле Пети:
— Это еще что такое? Ты где взял этот ножище? А ну-ка давай его сюда.
— Не дам! — рванулся Петя. — Я их всех сегодня ночью перережу.
— Ты с ума спятил! Смерти ищешь? Ешь вот лучше. — Мать налила супу и села напротив.
— Вот так всю ночь и буду караулить этих вражин, чтоб спасти тебя и нас.
Петя перестал хлебать пшенный суп и с немым укором посмотрел на мать.
Ночью Петя долго не мог уснуть, ворочался, думая о двадцатом января.
А город и ночью жил напряженной жизнью. Гитлеровцы поспешно удирали, не забывая, однако, прихватывать с собой награбленное добро. Их сменили фронтовые части, на которые наседала Красная Армия. Орудийная канонада слышалась все отчетливее. Люди с надеждой ждали нового дня.
Услышав пулеметную трескотню, Петя оделся с проворством солдата, чтоб не попасть на глаза матери, выскочил пулей в коридор, взял в потайном месте кинжал, засунул его за пояс и беззвучно закрыл за собой дверь. Стреляли где-то поблизости. Во дворе поежился от холода, посмотрел по сторонам. К колодцу за ночь намело небольшой сугроб снега. Примостился снег и на карнизах одноэтажных домов. В Раином дворе Петя столкнулся с Махновым. Лицо Володи было необычайно бледным. Стараясь не показать Пете своей взволнованности, он бросил на ходу:
— Айда в подвал за гранатами!
Стремглав полетели к Красной. Спрятались под сводами аптечных ворот и зорко следили за тем, что происходит на улице. Где-то поблизости слышались взрывы. Это вражеские подрывники взрывали важные объекты в городе.
На углу, у аптеки, остановилась машина. Из нее выскочили гитлеровцы, ворвались в парадную дверь. Махнов и Слезавин легли на снег, продолжая наблюдать за аптекой и за зданием горпо.
На улице где-то рядом застрочил немецкий пулемет.
«Надо снять», — подумал Махнов.
— Ты, случайно, не знаешь, как забраться на чердак магазина? — обратился он к Пете.
— Все знаю. Наше ремесленное было за его стенами.
— Веди. Надо снять пулеметчика.
Перебежали через дорогу и очутились во дворе горпо. Бросились к железной лестнице. Осторожно влезли на чердак. Два солдата лежали у пулемета. Махнов бросил гранату к слуховому окну, упал вместе с Петей на пол — с вражескими пулеметчиками было покончено.
Махнов и Слезавин бросились к дому Раи. Но через старый каменный мост не рискнули бежать, так как по нему проносились вражеские машины. Они спустились в овраг, засыпанный снегом, держась за ветки кустарника, вскарабкались на горку, побежали к дому. Совсем рядом раздался сильный взрыв. Ребята на мгновенье остановились.
Володя подбодрил Слезавина:
— Смелее, Петя. Наши близко. А взрыв… Наверное, хлебозавод взорвали.
— Поймать бы их и взорвать так, чтобы и клочьев не собрали! — свирепо ответил Петя.
— Идем за новыми гранатами и в бой! — приказал Володя.
Заскочили к Рае. Возмущенная, она встретила их упреками:
— Это никуда не годится! Вы где-то мотаетесь, а мы тут переживаем из-за вас и не знаем, что делать.
— Что вы все от меня убегаете? — зло спросил Вася. Глаза его от обиды повлажнели. — Вы думаете, я не человек? А тебе, Петя, как руководителю стыдно за все самому браться!
— Какому руководителю? — спросил Володя.
— Он знает! — буркнул Вася.
— Айда все в подвал! — скомандовал Махнов.
Когда они вернулись с бутылками и гранатами в карманах, их настороженным взглядом встретила Васина тетя Елизавета Гавриловна. Непрошеная, она вошла в Раину квартиру и, молча поджав губы, наблюдала за всеми. В комнате повисла напряженная тишина.