Катя задумалась, глядя на огонь, шумевший в печке.
- Папа на заводе начальником термички был, - вдруг проговорила она. - Тогда завод только запасные части для тракторов делал. Папа был самым лучшим инженером термообработки, его на другие заводы для консультации всегда приглашали. Он даже диссертацию писал. А Нина Павловна у него училась, сама ничего не умела… Если бы папа был на заводе, он в одну минуту показал бы, как «рюмки» калить, не то что Нина Павловна. - И она пренебрежительно фыркнула: - Подумаешь, ученица Василия Галкина!…
Это напомнило Косте стычку Кати с Ниной Павловной. Для того чтобы переменить разговор, он сказал, погрузив пальцы в густую и жесткую медвежью шерсть:
- Добрый медведь, большой…
- Это папа его убил! - подхватила Катя. - Он на охоту ездил в лесничество, к моей тете. - Она улыбнулась воспоминаниям. - Папа за рулем в «газике» сидит, а Шагистый вместо пассажира. Важный такой, щурится, и язык набок. Я ему один раз автомобильные очки надела, а он хитрый - снял и под сеновалом закопал… Этого медведя папа ножом уложил. - Она нашла на шкуре разрез и продела в него свой тоненький палец. - Вот видишь, я правду говорю. У папы был длинный кинжал с костяной ручкой. Он его и на фронт взял - проклятых фашистов бить в самое сердце.
- А Митрий тоже на медведя с ножом ходил…
- Твой брат? Он на фронте? Ты писем не получал?… - спросила она и улыбнулась печально-печально. - Скоро Новый год, Малышок! Знаешь что? Давай загадаем, чтобы в новом году все было так, как мы хотим. Сначала ты, а потом я. Говори, чего ты хочешь?
- Пускай наши всех фашистов побьют, чтобы Митрий домой вернулся, - немного подумав, высказал Костя главное желание.
- Хорошо! Теперь моя очередь… Только у меня есть три желания. Я тоже хочу - пускай война кончится… Раз! Пускай папочка скорее мне письмо пришлет, чтобы он сам, собственной рукой написал… Это два! - Она помолчала и добавила, не отрывая глаз от огня: - Хочу быть самой первой стахановкой в городе и папе об этом написать, когда он сам мне напишет. Вот!
Под окном весело залаял Шагистый. Антонина Антоновна, вздремнувшая на теплой лежанке в кухне, спросонья проговорила:
- Кого бог шлет?
Катя впустила Леночку, и та на весь дом крикнула:
- Ой, скорее идем к нам! У нас Соня и Верочка из инструментального цеха. Они патефонных иголок принесли. Скорее, Катя, а то Новый год пройдет!
Получился маленький вихрь, в котором закружились Катя и Леночка, Катина шубка, ее беретик, - и сразу ничего не стало, в доме зазвенела тишина.
- Костенька, ты погляди - верно, девочки дверь бросили, - сказала Антонина Антоновна.
Он вышел в сенцы. Действительно, дверь была открыта, и на пороге стояла Нина Павловна, почесывая Шагистого между ушами.
- Меня прогнал с завода Сергей Степанович, - сказала она. - Велел выспаться на весь новый год. Вот, забежала пожелать счастья. - Она помолчала и подняла на Костю умоляющий взгляд. - Малышок, Катя тебе ничего не говорила о письме? Может быть, она с тобой поделилась? Ведь она относится к тебе неплохо…
Что он мог ответить? Если Катя и получила письмо, то, судя по ее словам, не от Василия Федоровича. Но это была только смутная догадка.
- Загадывала она на Новый год письмо получить, - сказал Костя, чувствуя, что это и есть то самое, что нужно было знать Нине Павловне.
- Загадывала письмо получить? Да? -с радостью и страхом спросила она, сразу ослабела и прижалась спиной к стене. - Значит, он… он жив, ведь так? То письмо, которое она получила, может быть, не страшное? Но почему же она так изменилась? Все мысли спутались…
- Ты ступай домой спать, - серьезно и мягко сказал Костя. - Получишь и ты письмо.
- Пойду, - покорно согласилась Нина Павловна. - Спасибо тебе, ивдельский медвежонок. Ты сделал мне такой подарок! Пойду и буду думать, думать… Шагистый, славный пес, проводи меня, я покормлю тебя вкусным…
Шагистый взглядом спросил у Кости: «Можно? Не думай, что я делаю это ради похлебки или косточки. Разве можно отпустить ее одну - такую слабую и уставшую!»
- Ступай, хвостатый! - разрешил Костя.
Он запер дверь, присел в гостиной на медвежью шкуру, начал читать книгу о станках и задумался. О чем? Он не успел понять. Снова прилетел большой шмель в бархатной шубе, усыпанной звездами, сел на крышу, и дом немного задрожал от его ровного гудения. Наступил Новый год.
НОВЫЙ ГОД
Впервые в жизни Костя дождался Нового года. До сих пор получалось так, что Новый год заставал его в постели: в Румянцевке людям некогда было сидеть до полуночи. Впрочем, они были уверены, что, проснувшись утром, увидят себя на новой ступеньке бесконечной лестницы, которая идет вверх, вверх - в будущее.
Итак, Костя встретил Новый год, а все сразу пошло по-старому.
Вернулась из гостей Катя и сказала:
- Сначала у Леночки было довольно весело, а потом стало так скучно… Бессовестная я - танцую, а должна все плакать… Куда девался Шагистый? Наверное, опять побежал подлизываться к своей Ниночке…
В боковушке Сева снова принялся за глупости.
- Пойдем в тайгу, Малышок, - сказал он, приподнявшись на топчане и глядя на Костю горящими глазами. - Принесем много золота. Нам спасибо скажут. Не вывертывайся! Подумаешь, нашел причину - полторы нормы! Кому нужны твои полторы нормы!
Грустная, оказывается, штука Новый год!
Нет, настоящий Новый год утром открывает дверь боковушки и говорит добрым голосом Антонины Антоновны:
- Каково тебе, Севушка? Испей теплого молочка. А ты, Костенька, вставай. Самовар уже на столе.
Новый год - это когда Антонина Антоновна и Костя пьют сладкий чай с картофельными шанежками и вдруг входит Катюша, присаживается к столу и говорит:
- Бабушка, я хочу здесь чай пить. Дай мне шанежку с румяным бочком… Малышок, поедем на Ленинскую площадь посмотреть елку, а то мы с Леночкой боимся мальчишек.
Новый год - это очень высокая елка на площади, осыпанная золотым и серебряным снегом, украшенная блестящей звездой, а под елкой - большой дед-мороз из белой ваты и две ледяные горки. По горкам с криком, визгом, смехом мчатся бесконечные вереницы ребят, раскрасневшихся и таких встрепанных, точно в суматохе они перепутали руки, ноги, шапки.
- Я тоже хочу, - сказала Катя.
- Ой, нас затолкают! - испугалась Леночка.
По ледяным ступенькам они взошли на площадку, схватились друг за друга и скатились по скользкому, блестящему льду.
- Еще! - приказала раскрасневшаяся Катя.
Они катались, пока не попали в мала кучу. Первым выбрался Костя и вытащил Катю и Леночку.
- Давай еще! - предложил он.
- Хватит! Ты совсем как маленький, - пристыдила его Катя, посмотрела на уличные часы и решила: - Пройдемся, пока не замерзнем, а потом сядем на трамвай.
Оказалось, что на всех улицах есть заводы и некоторые помещаются в таких домах, что даже не поверишь, что это завод.
- Здесь до войны был университет, и студенты в аудиториях слушали лекции, - говорила Катя, - а тут было кино с джазом, и тоже сделался завод.
Прямо на улице лежали заготовки, а кое-где под снегом краснела ржавая стружка.
- Глянь! - удивился Костя.
Он увидел зеленую вывеску, точно такую же, какую видел в Ивделе: «Золотопродснаб, старательский магазин». Что делает здесь старательский магазин, кто сдает золото?
- Ничего ты не знаешь, - сказала Катя. - Нам в школе географичка объясняла, что наш город стоит на золоте. На городском пруду золото даже и теперь моют.
- Надо как-нибудь пойти на пруд и намыть золото, - сказала Леночка.
Это рассмешило Костю.
- Думаешь, металл сверху лежит? Пока домоешься, хребет натрешь.
- Очень нужно!
- Вот и нужно! - сказал Костя, подумав о своем богатстве - об увесистой, блестящей «свин-голове».
Они на минутку зашли в магазин.
- Шоколад! - поразилась Катя, увидев толстые плитки в серебряной бумаге. - Как давно я не ела шоколада… Теперь из-за войны его совсем нет. Папа всегда покупал шоколад без начинки. Я люблю, чтобы шоколад был твердый-претвердый, сладкий-сладкий и немножко горький, чтобы казалось, что зубы болят и вот здесь, под ушами, было так щекотно… А теперь я и с начинкой съела бы…
- Перестань, пожалуйста, Катя, а то мне тоже захотелось! - заныла Леночка. - Идем скорее отсюда!…
Костя считал, что шоколад - это баловство. Они с Митрием покупали из сладкого только рафинад, белый и крепкий, как мрамор, да леденцы. Сейчас Костя мог бы получить в обмен на «свин-голову» сколько угодно шоколада, но…
- Наш трамвай идет! - крикнула Катя.
Вагон был битком набит, так что Косте пришлось немного повисеть на подножке. Постовой милиционер посмотрел на него страшными глазами, хотел свистнуть, но, вероятно, ради Нового года решил не свистеть.
ЗОЛОТАЯ МИНУТА
Самым важным в новом году было то, что Костя стал токарем. Правда, он был пока только учеником токаря, но все-таки его мечта осуществилась, и недаром он ради этой мечты простился с Северным Полюсом, отказался от звания первого снайпера молотка.
Каждый человек переживает золотые минуты, когда он учится нужному и интересному делу. В такие минуты сердце бьется радостно, и радость остается на всю жизнь. Как сразу вырос Костя, когда на лешне-охоте сбил с высокой лесины первую белку! Митрий похвалил его за удачный выстрел, а он с тех пор особенно подружился с тайгой, она стала его слугой и кормилицей. А что творилось с сердцем, когда он нашел «свин-голову»! Ведь все ребята решили, что даром теряют время, и побежали купаться, а он продолжал поиск, и его упорство вознаградилось. Он понял, что трудное дело нужно продолжать до тех пор, пока не добьешься своего.
- Вот что я думаю, Малышок, - сказал Стукачев, - ты возле моего станка торчал, глаза проглядел, ты все головой знаешь - значит, руки обязаны сделать. Приказываю тебе работать в новом году отлично, мастерски!
- Воображаю, мастер-кнастер! - тихонько сказала Катя.
- Не сбивай парня! - оборвал ее Стукачев и пожаловался: - Вот компания мне досталась! Начинай, Малышок, да крепче держись!…
Он сказал это без своей обычной усмешки, так как понимал, что наступил серьезный час в жизни вчерашнего подсобного рабочего, сел на стеллаж и сделал вид, что занят только своей цигаркой. Спасибо ему! Но все же Костя чувствовал себя беспомощным, тем более что в его спину вонзились тысячи булавок - это девочки и Сева искоса наблюдали за «слабым звеном».
- Делай, малец! - шепнул Стукачев добродушно.
И Костя стряхнул оцепенение. Он взял торцовый ключ, но не сразу попал в отверстие на патроне. Голова знала, как это делается, а руки были - хоть оторви…
- Как будто хватит, - шепнул Стукачев, а может быть, сам Костя это подумал.
Он поднял с полу заготовку, принялся вставлять в патрон, и это далось ему не сразу. «Мало кулачки развел», - подумал он с ужасом, но заготовка вошла в патрон, он обрадовался и поскорее зажал ее. Как только голова поняла, что она знает правильно, руки стали слушаться лучше, но все еще двигались будто ощупью.
- Тавот! - подсказал Стукачев.
Набрав из баночки на лучинку желтого тавота, Костя смазал то место, где заготовка должна была прикоснуться к конусу задней бабки, чтобы заготовка легче вращалась. Он стал повертывать штурвальчик задней бабки. Ему было жарко и душно. Решительная минута приближалась.
- Включай! - приказал Стукачев.
Подняв руку, Костя осторожно коснулся белой кнопки «ход». Станок ни с места. Сева чуть слышно свистнул. Костя сильно ткнул в кнопку, толстый ремень привода со свистом скользнул по блестящему шкиву, патрон сделал первый оборот… Стукачев поднялся со стеллажа, взял Костину правую руку и положил на стальную рукоятку. Резцедержатель плавно двинулся к вращающейся заготовке.
- На нониус смотри! - сказал Стукачев. - Как только нолик станет против этой неподвижной черточки - хватит…
Рукоятка была вставлена в алюминиевый кружок, а на этом кружке были выгравированы деления и цифры. Кружок вращался вместе с рукояткой, и вот нолик стал как раз против черточки на неподвижной части алюминиевого обода. Теперь край резца приходился возле края заготовки - стоило сдвинуть его влево, и он должен был врезаться в металл.
- Я сам, - сказал Костя хрипло.
- Сам так сам!…
Стукачев снял свою руку, и руке Кости стало холодно и одиноко.
- Давай рычаг самохода.
И Костя нажал книзу стальной рычаг.
Случилось чудо, о котором он так мечтал. Все ожило, все пошло! Резец коснулся вращающейся заготовки. Металл заскрипел. Сбежала, завилась стружка - сначала узкая, а потом шире и толще; задымилась, отогнулась, обломилась, упала под станок, исчезла с глаз.
Не сталь резала сталь, а он, Константин Малышев, вспотевший и счастливый, резал ее своей волей. Он имел в жизни несколько золотых минут, но эта минута была самая удивительная. Он, Костя Малышев, превращал черную, грубую заготовку в блестящую деталь «катюши», он был хозяином станка и хозяином металла. Грозная «катюша» ждала его труда.
- Теперь слушай дальше, - сказал Стукачев.
Костя слушал учителя, а руки горели - поскорее подвести резец, включить самоход… Много радостей может быть у человека, но эта радость взлетает так высоко, что открывается весь широкий мир, и мир становится родным, собственным. Была черная труба-заготовка, одна из тех, которые тысячами лежат в штабеле под снегом, а он коснулся ее резцом - она приняла его труд и стала дорогой, нужной. Чего не сделает человек, умеющий резать сталь! Вот горы - он их сроет, вот реки - он их запрудит, вот тайга - он прорубит в ней широкие просеки и построит города, вот немец идет на его землю войной - он пожжет, уничтожит фашистов, потому что он хозяин металла, он мастер «катюши»!
Очень большим чувствовал себя в этот день бывший подсобный рабочий Малышев. Это сказалось тогда, когда Катя, Леночка и он сидели на медвежьей шкуре. Катя вслух читала книжку о металлорежущих станках, а потом задавала вопросы. Леночка отвечала хорошо, хотя и ойкала каждый раз.
- А ты, Малышок, все понимаешь? - спросила Катя. - Повтори!
Как раз в эту минуту, услышав вопрос Кати, он вздрогнул и открыл глаза. Ведь он так устал сегодня от волнений, его так сладко разморило возле печки, в которой уютно шумел огонь…
- Ты никогда не станешь квалифицированным токарем! Ты - слабое звено! - крикнула Катя, хлопнув ладонью по книге о металлорежущих станках.
Не сказав ни слова, Костя вышел из комнаты.
- Зачем ты так резко, Катя… Он обиделся, - вступилась Леночка.
- Подумаешь, нежности! Он еще гогу-магогу разыгрывает! - фыркнула Катя, скрывая свое смущение. - Ничего, вернется…
Она ошиблась - Костя не вернулся. Гордость взяла его за руку, увела из комнаты и шепнула на ухо: «Ты никогда и никому не позволишь унижать себя. Выполнишь полторы нормы и скажешь обидчице с синими глазами: «Обошлись сами, потому что не дураки и не слабое звено, а токарь не хуже других». Он был гордый человек, этот Константин Малышев, который научился резать сталь.
«МАЛЫШЕВ-ПЯТЬ…»
С тех пор Костя не ходил слушать Катину книгу, хотя и жалел об этом. Но все-таки он учился. Его учил Стукачев, он присматривался к работе взрослых токарей второго цеха, а кроме того, голова старалась, чтобы руки работали лучше.
Вот так он учился.
Дней через десять Стукачев привел за колонны Герасима Ивановича.
- Принимайте, товарищ начальник, новое токарное пополнение!
Никто не обратил на мастера внимания - все притворились, что, кроме своей работы, ничего не видят. За крайним станком спокойно работал Всеволод Булкин.
Возле соседнего станка пыхтел озабоченный Костя Малышев. Вынимая деталь из патрона, он повернул торцовый ключ скупо, самое большее на три четверти оборота, и так же скупо повернул штурвальчик, отводя заднюю бабку. Он снял деталь, подхватил с полу заготовку и - раз! - вставил в патрон. «Правильно идет! - мысленно одобрил его мастер. - Старательности в нем много, и рука твердая».
Третьим стоял станок Леночки Туфик. Она промеривала деталь, когда только что выключенный станок давал замиравшие обороты. «За это я ее поругаю, - подумал мастер. - Скобу портит…» Станок Кати Галкиной обдирал заготовку, а она, чтобы не терять времени, занялась приборкой. «Аккуратистка, работница растет!» - порадовался мастер.