— Лед негде брать, — сказал Эль Сордо и усмехнулся. — Весь растаял. Лед вон там. — Он указал на снег, блестевший на голых греблях гор. — Далеко, не достанешь.
Роберт Джордан хотел наполнить стакан Эль Сордо, но тот покачал головой и жестом показал, чтоб он налил себе.
Роберт Джордан налил виски почти до половины стакана, и тотчас же Эль Сордо, внимательно следивший за ним, передал ему кувшин с водой, и Роберт Джордан подставил стакан под холодную струю, плеснувшую из глиняного носика, как только он наклонил кувшин.
Эль Сордо тоже налил себе полстакана виски и долил доверху водой.
— Вина? — спросил он Пилар.
— Нет. Воды.
— Бери, — усмехнулся он. — Нехорошо, — сказал он Роберту Джордану и усмехнулся. — Знал много англичан. Всегда много виски.
— Где?
— На ранчо, — сказал Эль Сордо. — Хозяйские гости.
— Где ты достаешь виски?
— Что? — Он не расслышал.
— Ты погромче, — сказала Пилар. — В то ухо, в другое.
Глухой указал на свое здоровое ухо и усмехнулся.
— Где ты достаешь виски? — закричал Роберт Джордан.
— Делаю, — сказал Эль Сордо и увидел, как рука Роберта Джордана, подносившая стакан ко рту, остановилась на полдороге.
— Нет, — сказал Эль Сордо и похлопал его по плечу. — Шучу. Из Ла-Гранхи. Услышал вчера — английский динамитчик идет. Хорошо. Очень рад. Достал виски. Для тебя. Нравится?
— Очень, — сказал Роберт Джордан. — Это очень хорошее виски.
— Рад слышать, — усмехнулся Эль Сордо. — Принес виски и новости тоже.
— Какие новости?
— Большое передвижение войск.
— Где?
— Сеговия. Самолеты ты видел?
— Да.
— Скверно, а?
— Скверно. А где именно передвижение войск?
— Много между Вильякастин и Сеговией. На вальядолидской дороге. Много между Вильякастин и Сан-Рафаэлем. Много. Много.
— Что же ты об этом думаешь?
— Мы что-то готовим?
— Может быть.
— Они знают. Тоже готовят.
— Возможно.
— Почему не взорвать мост сегодня ночью?
— Приказ.
— Чей приказ?
— Генерального штаба.
— Так.
— Это важно, когда именно взорвать? — спросила Пилар.
— Чрезвычайно важно.
— А если там уже войска?
— Я пошлю Ансельмо с точным донесением о том, какие именно части передвигаются и сосредоточиваются. Он сейчас наблюдает за дорогой.
— У тебя кто-то на дороге?
Роберт Джордан не знал, что Эль Сордо расслышал и что нет. С этими глухими никогда не знаешь наверняка.
— Да, — сказал он.
— У меня тоже. Почему не взорвать мост сегодня?
— Я должен действовать согласно приказу.
— Не нравится мне, — сказал Эль Сордо. — Это мне не нравится.
— Мне тоже, — сказал Роберт Джордан.
Эль Сордо покачал головой и глотнул виски из стакана.
— Что нужно от меня?
— Сколько у тебя всего людей?
— Восемь.
— Надо перерезать связь, ликвидировать пост в домике дорожного мастера и отойти к мосту.
— Это нетрудно.
— Инструкции будут даны письменно.
— Ни к чему. А Пабло?
— Перережет связь по эту сторону, ликвидирует пост у лесопилки и отойдет к мосту.
— А как будем уходить? — спросила Пилар. — У нас семеро мужчин, две женщины и пять лошадей. А у тебя? — прокричала она в ухо Эль Сордо.
— Восемь мужчин и четыре лошади. Faltan caballos, — сказал он. — Лошадей не хватает.
— Девять лошадей на семнадцать человек, — сказала Пилар. — Да еще кладь.
Эль Сордо промолчал.
— Нельзя достать еще лошадей? — спросил Роберт Джордан, наклонясь к здоровому уху Эль Сордо.
— Год воюю, — сказал Эль Сордо. — Имею четырех. — Он показал четыре пальца; — А ты хочешь до завтра — восемь.
— Да, — сказал Роберт Джордан. — Не забывай, что ты отсюда уходишь. Тебе не нужно соблюдать прежнюю осторожность. Не нужно думать о каждом шаге. Неужели нельзя сделать вылазку и увести восемь лошадей?
— Может быть, — сказал Эль Сордо. — Может быть — ни одной. Может быть — больше.
— У вас тут есть ручной пулемет? — спросил Роберт Джордан.
Эль Сордо кивнул.
— Где?
— Наверху.
— Какой системы?
— Не знаю названия. С дисками.
— С дисками? А сколько дисков?
— Пять.
— Кто-нибудь из вас умеет обращаться с ним?
— Я. Немножко. Стреляем мало. Не хотим поднимать шум. Не хотим изводить патроны.
— Я потом пойду взгляну, — сказал Роберт Джордан. — А ручные гранаты у вас есть?
— Много.
— А патронов сколько на винтовку?
— Много.
— Сколько?
— Сто пятьдесят. Может быть, больше.
— А людей можно достать еще?
— Зачем?
— Надо будет захватить посты и прикрывать мост, пока я буду подготовлять взрыв. А для этого нужно вдвое больше людей, чем у нас есть.
— Насчет постов не беспокойся. Время?
— На рассвете.
— Не беспокойся.
— Еще бы человек двадцать — вот это бы меня вполне устроило, — сказал Роберт Джордан.
— Надежных нет. Ненадежных — надо?
— Нет. А сколько есть надежных?
— Может быть, четверо.
— Почему так мало?
— Верить нельзя.
— А если только на то, чтобы держать лошадей?
— Держать лошадей — надо очень надежных.
— Может быть, хоть десять человек наберется?
— Четверо.
— Ансельмо говорил мне, здесь, в горах, больше сотни.
— Все ненадежны.
— Ты сказала — тридцать, — повернулся Роберт Джордан к Пилар. — Тридцать, на которых более или менее можно положиться.
— А как люди Элиаса? — крикнула Пилар в ухо Глухому.
Он покачал головой.
— Ненадежны.
— Значит, даже десятка нельзя набрать? — спросил Роберт Джордан.
Эль Сордо посмотрел на него своими тусклыми желтыми глазами и покачал головой.
— Четверо, — сказал он и выставил четыре пальца.
— А твои надежны? — спросил Роберт Джордан и тут же пожалел, что спросил.
Эль Сордо кивнул.
— Dentro de la gravedad, — сказал он по-испански. — В меру опасности. — Он усмехнулся. — Что, скверно будет?
— Возможно.
— Мне все равно, — сказал Эль Сордо просто и без хвастовства. — Лучше четверо хороших, чем много плохих. В этой войне много плохих, мало хороших. С каждым днем меньше хороших. А Пабло? — Он посмотрел на Пилар.
— Ты сам знаешь, — сказала Пилар. — С каждым днем хуже.
Эль Сордо пожал плечами.
— Пей, — сказал он Роберту Джордану. — Я даю своих и еще четверых. Всего двенадцать. Сегодня все обсудим. У меня динамит — шестьдесят брусков. Надо?
— Какой состав?
— Не знаю. Обыкновенный динамит. Принесу.
— Этим мы взорвем маленький мостик, верхний, — сказал Роберт Джордан. — Очень хорошо. Ты сегодня вечером придешь? Тогда захвати с собой. В приказе о том мостике ничего не сказано, но его тоже придется взорвать.
— Вечером приду. Потом — за лошадьми.
— Ты думаешь, удастся достать лошадей?
— Может быть. Теперь пойдем есть.
Что он, со всеми так разговаривает, подумал Роберт Джордан, или воображает, что так иностранцу легче понимать?
— А куда мы подадимся потом, когда с этим будет кончено? — прокричала Пилар в ухо Эль Сордо.
Он пожал плечами.
— Все это надо подготовить, — сказала Пилар.
— Надо, — сказал Эль Сордо. — Конечно.
Он пожал плечами.
— Это дело трудное, — сказала Пилар. — Нужно все обдумать до тонкости.
— Да, женщина, — сказал Эль Сордо. — Что тебя тревожит?
— Все! — прокричала Пилар.
Эль Сордо усмехнулся.
— Это ты от Пабло набралась, — сказал он.
Значит, таким кургузым языком он говорит только с иностранцами, подумал Роберт Джордан. Ладно. Очень рад, что наконец услышал от него нормальную человеческую речь.
— Куда же надо идти, по-твоему? — спросила Пилар.
— Куда?
— Да, куда?
— Есть много мест, — сказал Эль Сордо. — Много мест. Ты знаешь Гредос?
— Там слишком много народу. Вот увидишь, скоро за все эти места примутся, дай только срок.
— Да. Но это обширный край и очень дикий.
— Трудно будет добраться туда, — сказала Пилар.
— Все трудно, — сказал Эль Сордо. — Добираться одинаково, что до Гредоса, что до другого места. Надо идти ночью. Здесь теперь очень опасно. Чудо, что мы до сих пор здесь продержались. В Гредосе спокойнее.
— Знаешь, куда бы я хотела? — сказала Пилар.
— Куда? В Парамеру? Туда не годится.
— Нет, — сказала Пилар. — Я не хочу в Сьерра-Парамеру. Я хочу туда, где Республика.
— Это можно.
— Твои люди пойдут?
— Да. Если я скажу.
— А мои — не знаю, — сказала Пилар. — Пабло не захочет, хотя там он мог бы себя чувствовать в безопасности. Служить ему не надо, года вышли, разве что будут призывать из запаса. Цыган ни за что не пойдет. Не знаю, как другие.
— Здесь уже так давно тихо, что они забыли про опасность, — сказал Эль Сордо.
— Сегодняшние самолеты им напомнили, — сказал Роберт Джордан. — Но, по-моему, даже удобнее действовать из Гредоса.
— Что? — спросил Эль Сордо и посмотрел на него совсем уже тусклыми глазами.
Вопрос прозвучал не слишком дружелюбно.
— Оттуда вам было бы удобнее делать вылазки, — сказал Роберт Джордан.
— Вот как! — сказал Эль Сордо. — Ты знаешь Гредос?
— Да. Там можно действовать на железнодорожной магистрали. Можно разрушать пути, как мы делаем южнее, в Эстремадуре. Это лучше, чем вернуться на территорию Республики, — сказал Роберт Джордан. — Там от вас больше пользы.
Слушая его, Глухой и женщина все больше мрачнели. Когда он кончил, они переглянулись.
— Так ты знаешь Гредос? — спросил Эль Сордо. — Верно?
— Ну да, — сказал Роберт Джордан.
— И куда бы ты направился?
— За Барко-де-Авила. Там лучше, чем здесь. Можно совершать вылазки на шоссе и на железную дорогу между Бехаром и Пласенсией.
— Очень трудно, — сказал Эль Сордо.
— Мы действовали на этой самой дороге в Эстремадуре, где гораздо опаснее, — сказал Роберт Джордан.
— Кто это мы?
— Отряд guerrilleros[36] из Эстремадуры.
— Большой?
— Человек сорок.
— А тот, у которого слабые нервы и чудное имя, тоже был оттуда? — спросила Пилар.
— Да.
— Где он теперь?
— Умер, я ведь говорил тебе.
— И ты тоже оттуда?
— Да.
— Ты не догадываешься, что я хочу сказать? — спросила Пилар.
Я допустил ошибку, подумал Роберт Джордан. Сказал испанцам, что мы делали что-то лучше их, а у них не полагается говорить о своих заслугах и подвигах. Вместо того чтобы польстить им, стал указывать, что нужно делать, и теперь они оба рассвирепели. Ну что ж, либо они переварят это, либо нет. А пользы от них, конечно, будет гораздо больше в Гредосе, чем тут. Доказательством хотя бы то, что они ничего тут не сделали после того взрыва эшелона, который организовал Кашкин. Тоже не бог весть что за операция была. Фашисты потеряли паровоз и несколько десятков солдат, а тут говорят об этом как о самом значительном событии за всю войну. Ну, может быть, им теперь станет стыдно и они все-таки уйдут в Гредос. А может быть, они меня вышвырнут отсюда. Во всяком случае, картина получается не особенно веселая.
— Слушай, Ingles, — сказала ему Пилар. — Как у тебя нервы?
— Ничего, — сказал Роберт Джордан. — Довольно крепкие.
— А то последний динамитчик, которого сюда присылали, хоть и знал свое дело, но нервы у него были никуда.
— Бывают и среди нас нервные люди, — сказал Роберт Джордан.
— Я не говорю, что он трус, держался он молодцом, — продолжала Пилар. — Но только уж очень много говорил — и все как-то по-чудному. — Она повысила голос. — Верно, Сантьяго, последний динамитчик, тот, что взрывал поезд, был немного чудной?
— Algo raro, — кивнул Эль Сордо, и уставился на Роберта Джордана круглыми, как отверстие пылесоса, глазами. — Si, algo raro, pero bueno [37].
— Murio, — сказал Роберт Джордан прямо в ухо Глухому. — Он умер.
— Как он умер? — спросил Глухой, переводя взгляд с глаз Роберта Джордана на его губы.
— Я его застрелил, — сказал Роберт Джордан. — Он был тяжело ранен и не мог идти, и я его застрелил.
— Он всегда толковал об этом, — сказала Пилар. — Ему эта мысль прямо покоя не давала.
— Да, — сказал Роберт Джордан. — Он всегда толковал об этом, и эта мысль не давала ему покоя.
— Gomo fue?[38] — спросил Глухой. — Вы взрывали поезд?
— Мы возвращались после взрыва поезда, — сказал Роберт Джордан. — Операция прошла удачно. Возвращаясь в темноте, мы наткнулись на фашистский патруль, и, когда мы побежали, пуля угодила ему в спину, но кости не задела ни одной и засела под лопаткой. Он еще долго шел с нами, но в конце концов обессилел от раны и не мог идти дальше. Оставаться он не хотел ни за что, и я застрелил его.
— Menos mal, — сказал Глухой. — Из двух зол меньшее.
— Ты уверен, что у тебя крепкие нервы? — спросила Пилар Роберта Джордана.
— Да, — ответил он. — Я уверен, что нервы у меня в порядке, и я думаю, что, когда мы кончим это дело с мостом, вам лучше всего будет уйти в Гредос.
Не успел он это сказать, как женщина разразилась потоком непристойной брани, который забушевал вокруг него, точно кипящая белая пена, разлетающаяся во все стороны при внезапном извержении гейзера.
Глухой закачал головой и радостно ухмыльнулся, глядя на Роберта Джордана. Он долго качал головой, а Пилар ругалась не переставая, и Роберт Джордан понял, что все уладилось. Наконец она умолкла, потянулась за кувшином с водой, запрокинула голову, напилась и сказала как ни в чем не бывало:
— Уж ты нас не учи, Ingles, что нам делать дальше. Возвращайся туда, где Республика, девчонку бери с собой, а мы тут сами решим, в какой стороне нам умирать.
— Жить, — сказал Эль Сордо. — Успокойся, Пилар.
— И жить и умирать, — сказала Пилар. — Я-то знаю, чем все это кончится. Ты славный малый, Ingles, но зря ты вздумал учить нас, как нам быть потом, когда ты сделаешь свое дело.
— А это уж твое дело, — сказал Роберт Джордан. — Я в это не вмешиваюсь.
— Но ты вмешался, — сказала Пилар. — Бери свою стриженую потаскушку и уходи туда, где Республика, но не смей закрывать дверь перед другими, которые в этой стране родились и Республике были преданы еще тогда, когда у тебя молоко на губах не обсохло.
Мария поднималась по тропинке и услышала последние слова Пилар, которые та, снова обозлившись, выкрикнула Роберту Джордану. Мария энергично замотала головой, глядя на Роберта Джордана, и подняла палец в знак предостережения. Увидев, что Роберт Джордан смотрит на девушку и улыбается, Пилар повернулась к ней лицом и сказала:
— Да. Именно потаскуха. И можете ехать вдвоем в Валенсию, а мы будем сидеть в Гредосе и есть козье дерьмо.
— Пусть я потаскуха, если тебе угодно, Пилар, — сказала Мария. — Раз ты так говоришь, значит, это правда. Но только успокойся. Что с тобой случилось?
— Ничего, — сказала Пилар и села на бревно; голос ее упал, и в нем уже не звенела металлом ярость. — Вовсе я тебя не называла потаскухой. Но мне так хочется туда, где Республика.
— Вот и пойдем все вместе, — сказала Мария.
— В самом деле, — сказал Роберт Джордан. — Раз уж тебе так не по душе Гредос.
Эль Сордо ухмыльнулся.
— Ладно, посмотрим, — сказала Пилар; ее гнев совсем улегся. — Дай мне стакан этого чудного напитка. У меня от злости горло пересохло. Посмотрим. Посмотрим, что еще будет.
— Видишь ли, товарищ, — объяснил Эль Сордо. — Самое трудное то, что это утром. — Он перестал говорить кургузыми фразами и смотрел Роберту Джордану в глаза спокойно и вразумляюще, не пытливо и не подозрительно и без той равнодушной снисходительности старого вояки, которая раньше сквозила в его взгляде. — Я понимаю твой план и знаю, что нужно ликвидировать посты и потом прикрывать мост, пока ты будешь делать свое дело. Это все я отлично понимаю. Это все было бы легко до рассвета или ближе к сумеркам.