Аксенов Даниил Павлович
В IV веке до нашей эры возникла пятидесятипроцентная вероятность того, что на Землю вторгнутся пришельцы. В результате появились две альтернативных Земли: на одной человечество пыталось сосуществовать с пришельцами, а вторая развивалась привычным нам порядком. С течением веков обе Земли стали сильно отличаться, однако изредка некоторые предметы или даже люди все еще перескакивали с одной планеты на другую.
Глава 1
Ночная гроза продолжалась уже час, и я устал смотреть, как молнии продираются сквозь небо, чтобы вгрызться в землю. Моя квадратная кровать с альковом, казалось, вибрировала с каждым ударом грома. Я слез с нее, вдел ноги в войлочные тапочки и отправился в главный зал, размышляя, как мне удалось за такой короткий срок стать приспешником Сатаны.
Какая-то тень в темном коридоре испуганно взмахнула руками, увидев мой силуэт.
- Кто там? Это ты, Ванка? - я узнал одну из служанок.
- Да, господин, - девушка отделилась от стены и приблизилась.
Я не стал зажигать свет, чтобы рассмотреть ее лицо. Вряд ли оно изменилось со вчерашнего вечера. Ванка любила укладывать свои длинные каштановые волосы в сложную прическу, когда несколько косичек переплетались, образуя кольца. Лицо девушки со вздернутым носом и белой кожей казалось мне симпатичным, потому я и пригласил Ванку в замок. Она более-менее справлялась со своими обязанностями, впрочем, как и остальные служанки. Я знал, что Петр часто ругал их за нерасторопность, но меня пока все устраивало.
- Зажги в зале свечи, - я слегка потрепал Ванку за пухлую щечку.
Я не стал спрашивать, почему девушка бродит по ночам. Скорее всего, ей хотелось подслушать, как Никер репетирует новые песни.
Мы вошли в большой зал. Потолок в виде полусферы прятал в темноте росписи. Но время от времени молнии вспышками освещали и сцены сражений и картины с трубадурами и пастушками.
Я уселся на кресло. Над моей головой возвышалась вырезанная в деревянной спинке баронская корона с семью зубцами.
Ванка бросалась от одного подсвечника к другому и вскоре освещенность зала перестала зависеть от вспышек безумных молний. Я барабанил пальцами по потертой карте, разложенной на столе.
Покончив со свечами, девушка подошла ко мне.
- Вам не дает спать рана, господин?
- Нет, рана почти зажила, - мне всегда приятно беспокойство о моем самочувствии.
Недавно стрела зацепила мою левую бровь. На месте раны, похоже, останется шрам.
- Что-нибудь еще нужно, господин?
Сейчас мне от нее ничего не хотелось.
- Иди спать. Никер споет для всех завтра. Я попрошу его.
Ванка замялась.
- Ну, что еще? - нетерпеливо спросил я.
- У меня есть просьба, господин.
- Выкладывай, - город-десятитысячник на карте под моими пальцами казался совсем небольшим.
- Я бы хотела взять выходной, а Петр меня не отпускает. Один мой дальний родственник приехал и...
- Нет. Никаких дальних родственников, - мой голос звучал наверное сурово. - Знаю я их. И вас тоже знаю. Ты проведешь в замке год, как и было обговорено. Потом получишь деньги, мое напутствие - и вперед. Можешь встречаться с кем хочешь, выходить замуж за кого хочешь. Но до этого ты принадлежишь мне.
Девушка повесила голову и побрела прочь. Я вел себя не так, как местные сеньоры. Те обычно делились своими служанками, даже выдавали их замуж, а я делиться не хотел. Ванка и ее подружки наверняка думали, что дело в том, что у меня нет жены и потому я воспринимаю каждую из своих девушек как собственность. Они ошибались, не в жене дело. Я просто ненавидел всякий дележ. Что мое - то мое. Это касалось не только женщин, но и многого другого.
Город под пальцами начал колыхаться из-за воздушных пузырей между старым пергаментом и столом. Замок, где я жил, присоседился совсем недалеко от городских крепостных стен. Этот город не любил меня. И хотя он формально принадлежал графу, я постепенно склонялся к мысли, что город должен стать моим.
Глава 2
Каждое утро ровно в восемь я объезжал свои владения. Прохладный воздух проникал в легкие и успокаивал сердце. Туман обнимал ноги лошадей, словно пытаясь удержать, замедлить шаги.
Я ехал впереди, чуть сзади меня возмущенно жестикулировал Никер. Поэт снова ругал мой образ жизни. Чуть поодаль важно восседал на белом жеребце Туссеан. Окладистая и длинная борода мага упорно боролась с ветром и часто выигрывала бой благодаря различным маслам, удерживающим волосы вместе. За нами громыхали оружием и доспехами трое стражников из замковой дружины.
- Мы добьемся лишь того, что к нам начнуть подсылать убийц! - глубокий баритон Никера звучал пылко. - Или пойдут войной.
- До этого еще далеко, - безмятежно ответил я, объезжая корзину, оставленную на дороге.
Около двадцати моих крестьян копошились в поле поодаль. Увидев меня, они разогнулись, сняли шапки, поклонились, а потом вернулись к своим прежним занятиям.
- Почему далеко? - Никер никогда так просто ни с чем не соглашался. - Наш сосед, барон Понци, спит и видит, как бы с нами разделаться. Это раз. Бургомистр Фоссано считает, что мы мешаем ему в его делишках. Это два. Местные жрецы полагают, что нам нужно прекратить совать свой нос в их вотчину. Это три. Народ же нас просто боится и не понимает наших действий. А сплетни о тебе вообще дико слушать. Это четыре.
- Они пока еще не готовы действовать, - успокоительно сказал я, присматриваясь к дороге впереди.
Там из-за леса показались два всадника. Один тащил огромные копья, а другой ехал, вроде бы, налегке.
- Храмовник с оруженосцем, - наметанный взгляд Никера зрил прямо в корень очередной проблемы. - Еще один! Вот, пожалуйста... И почему нам просто не затаиться и не вести себя, как все? Деньги есть, замок есть, что еще надо?
- Александр Македонский не понял бы тебя, - мягко пожурил я поэта. - Он, к примеру, хотел все. Весь мир!
- А ты разделяешь взгляды Македонского? - тревожно спросил Никер.
- Нет.
- Слава богам! - раздался непритворный вздох облегчения.
- Он слишком торопился, - пояснил я. - Потому его империя оказалась такой хрупкой, сразу же развалилась. А надо действовать иначе: откусываешь кусочек, перевариваешь и только потом откусываешь другой...
Никер издал такой звук, будто чем-то поперхнулся.
Храмовник приблизился. Красный круг на белой накидке напомнил мне флаг Японии. Но сам рыцарь на японца не был похож. Из-под шлема торчала светлая бородка, да и рост у храмовника был, вероятно, слишком велик для жителя страны восходящего солнца.
Мы остановились. Из-за спины рыцаря выехал оруженосец в отлично начищенных доспехах.
- Благородный барон Арт! Мой господин, сиятельный рыцарь-монах Умрехт, имеет честь вызвать вас на поединок...
- Ну, начинается, - буркнул Никер. - Я предупреждал ведь. Это уже второй. Скоро конца им не будет.
- .. хотя мой господин - вызывающая сторона, он, однако, просит господина барона, чтобы разногласия между вами были улажены как можно быстрее. Лучше всего - здесь и сейчас, - оруженосец торжественно закончил речь.
Никер хотел что-то сказать, но я остановил его жестом.
- И в чем же эти разногласия? - ироническим тоном спросил я. - Мне жутко любопытно узнать. Тем более, если я не ошибаюсь, мы с господином рыцарем ни разу не имели счастья встретиться.
Умрехт, человек-гора, шевельнулся.
- Мне не нравятся ваши поступки, барон, - с солдафонской прямотой пробасил храмовник.
- Какие еще поступки? - я тоже решил не церемониться.
- Вы нанесли оскорбление божьему суду, освободив прислужницу зла, - шлем заставлял голос рыцаря гудеть.
- По этому поводу господин барон уже объяснился со жрецами, - встрял в разговор Никер. - Господин барон ясно дал понять, что дым от костра и сожженных тел летит прямо к замку и вызывает покраснение глаз господина барона. Возможно, господин барон погорячился, когда разогнал толпу и стражников, но он был раздосадован угрозой своему здоровью. Жрецы приняли это объяснение и обещали впредь не жечь преступников за городскими стенами.
- Чушь! - рубанул рукой рыцарь.
Я не стал спорить. Конечно, чушь. Но жрецы, пожаловавшие в мой замок, волей-неволей согласились с этими аргументами.
- Что-то еще, рыцарь? - равнодушно спросил я. - Вы, кажется, упоминали несколько моих поступков.
- Вы убили почтенных Караска и Тодео! - кольчужная перчатка Умрехта обвиняюще нацелилась в мою грудь.
- Но это навет! - снова возмутился Никер. - Я не знаю, кто вам это сказал, сиятельный рыцарь, однако язык того человека лжив. Эти два жреца просто пропали. Никто не знает, что с ними сталось.
- Они поехали в ваш замок! Чтобы расследовать дело о подкупе священнослужителей. И пропали! - гневно заклокотал рыцарь.
- Навет! - живот отреагировал Никер. - Они исчезли по дороге. При чем тут господин барон? Может, они утонули в пруду или с ними еще что-то приключилось.
Я степенно кивнул, соглашаясь с негодованием поэта. Действительно, мало кто знает, что произошло с теми двумя жрецами. Они, к сожалению, оказались неподкупны и фанатичны. С ними было просто невозможно договориться.
- Что-то еще рыцарь? - опять поинтересовался я.
- Вы заключаете дьявольские договора, противопоставляете суд церкви своему ложному суду, - загудел храмовник. - Занимаетесь вещами, противными заветам богов. Вам давно следует предстать перед святейшим судом! Долг каждого ревнителя веры покарать вас!
- Жрецы Фоссано не смогли прийти к единому мнению насчет господина барона и тем самым признали господина барона не подлежащим святейшему суду, - Никер говорил с горячим возмущением, отстаивая правду, так, будто бы забыл, что лично подкупил четверых городских жрецов. - К тому же, господин барон уже сражался на дуэли с другим рыцарем-храмовником, который выступил с такими же обвинениями. А дуэль - это и есть суд богов. Боги рассудили, что храмовник пал жертвой наветов, а господин барон - олицетворение добродетели и благочестия.
Я снова кивнул. Мне понравилось быть олицетворением добродетели и благочестия. Но, к сожалению, несколько монахов-рыцарей, живущих в Фоссано, портили всю мою игру. Они слишком всерьез воспринимали свой долг и жутко мешали. Обычные жрецы Многоединого оказались более практичными и сговорчивыми.
- Мой брат Несторо проиграл схватку, да, - с печалью согласился храмовник. - Он выполнил свои обещания и покинул Фоссано. Верхом на плохой лошади и в скверных доспехах. Вы забрали у него все, барон! Обобрали до нитки служителя богов!
- Господин барон действовал строго по кодексу, - Никер поправил свою шапку, украшенную зеленым пером фазана. - Господин барон имел право на лошадь, доспехи и оружие проигравшего. К тому же, сиятельный рыцарь, рассмотрите и такой вариант: если бы господин барон был олицетворением зла, то он просто убил бы своего противника. Но рыцарь остался жив. Разве это не говорит в пользу доброго нрава господина барона?
Рыцарь никаких не хотел соглашаться с этими тезисами, то ли потому, что был слишком упертым фанатиком, то ли просто хотел отомстить за поражение товарища. Никер приводил новые и новые аргументы и все впустую. В разговор уже включился и оруженосец и даже мой маг Туссеан, который зычно подвердил, что наш замок и его обитатели стоят на позициях добра и горе будет тому, кто в этом усомнится. Из-за упрямства рыцаря дело все-таки дошло до дуэли.
- Я удовлетворю ваше желание о немедленном поединке, - с этими словами я слез с лошади. - И выберу оружие. Мы сразимся на мечах.
- Но копья..., - Умрехт обернулся к оруженосцу, который сжимал эти самые копья.
- Я не люблю копья. Предпочитаю мечи. У меня даже нет никакого копья, как видите.
- Я привез запасное. Для вас, - храмовник сумел выжать из себя вежливый жест, чтобы указать на оружие.
Мне хотелось прямо сказать, что он может сделать с этими своими копьями, но я сдержался.
- Я выбираю мечи, сиятельный рыцарь. Говорю вам уже в третий раз об этом на кассалийским языке. Этот язык вам понятен, надеюсь?
Вместо ответа Умрехт слез с лошади. Его движения стали резкими, словно у раздраженного человека. Конечно, если бы храмовник знал, что я очень плохо владею копьем, то, может быть и не настаивал бы на этом оружии. Им вбивали с детства всякую чушь в голову. В храмовники шли третьи-четвертые сыновья знатных господ, нередко бывало, что родители отдавали даже пятилетних детей в военные монастыри. И там уж церковники работали над детскими умами на полную катушку, потому что взрослый так просто не проглотил бы всю эту ахинею. Выпускник военного монастыря точно знал, что его долг в том, чтобы защищать главного жреца Многоединого, поддерживать церковные устои и карать вероотступников, служить королю и сеньорам поменьше, а также чтить рыцарский кодекс. Именно в таком порядке. Защита особы главного жреца воинст стояла на первом месте. Остальные жрецы занимали второе, а светские власти - лишь третье место. Благородные порывы храмовника регулировались рыцарским кодексом. Иногда случалось так, что храмовник убивал женщину или старика за вероотступничество, а потом раскаивался в содеянном строго по кодексу. Такие случаи меня поначалу просто бесили, но потом я слегка привык к образу мыслей храмовников и жрецов.
Один из моих солдат помог мне скинуть панцирь. Я остался в кольчуге и вытащил меч. Умрехт не стал избавляться от доспехов. Он обнажил свой полуторник и веселье началось. Сильные и резкие удары храмовника в сочетании с отменной реакцией вызывали уважение. Умрехт показал себя выносливым бойцам. У него был только один небольшой недостаток: рыцарь плохо дрался. Старинный 'французский' стиль, который я встречал тут сплошь и рядом, нельзя назвать хорошим фехтованием. Это просто издевательство над искусством, когда боец стоит как вкопанный, а если и делает шаг, то только для атаки. Я же прыгал с мечом вокруг своего неуклюжего противника, валял дурака, но мое раздражение накапливалось. Меня выводил из себя вовсе не бой, а сам факт того, что какой-то болван имеет возможность вызвать меня на поединок, и я, как кузнечик, вынужден скакать вокруг этого болвана.
Неужели мне больше нечего делать? Да у меня полно неотложных забот. Нужно закончить обход территории, решить вопрос с проклятым колодцем, в котором пропала вода, поговорить кое о чем с дядей Вилли, проверить серебро, которое доставили вчера, узнать, как продвигаются дела в кузне... и это только малая часть моих хлопот. Вместо всего этого на потеху публики я обрабатываю очередного храмовника, которого с удовольствием бросил бы в реку прямо в доспехах, если бы, конечно, никто этого не видел.
Дуракаваляние мне вскоре наскучило и я закруглился. Раненый в ногу храмовник оказался на земле. Надо отдать должное Умрехту, он не удивился, потому что заранее понял, что к этому все идет.
- Вы выиграли, барон, - церемонно сказал рыцарь, развалясь в пыли. - Возьмите мой меч!
Конечно, я взял меч. А также взял доспехи и, разумеется, коня. Я бы вообще отправил этого рыцаря в город в одних подштанниках, но кодекс ничего не говорил о том, что победитель имеет право также и на одежду побежденного.
Глава 3
Я научился делать птиц и насекомых, но крупные животные пока не получались, не говоря уже о человеке. Вот уже месяц в свободное время я безуспешно бился над созданием небольшой собаки. У меня выходил лишь нежизнеспособный уродец и дядюшка Вилли смеялся надо мной своим противным скрипучим смехом. Сегодня этот смех долго шелестел в ушах и стучал в мою голову.