Удивлялась Маша и тому, как быстро стерлась из ее памяти прежняя жизнь. С неосуществимыми желаниями, страданиями, бесконечными и бессмысленными поисками чего-то высокого и недосягаемого. Прошлое исчезло, растворилось в потоке глубокой, полной радости, и, изредка сталкиваясь в городе с худощавым священником и его тучной женой, Маша ловила себя на мысли, что почти не помнит этих, теперь уже совсем посторонних людей. Приезжая в деревню, она смотрела на свой, столь любимый когда-то дом, и понимала, что не чувствует ничего. Ни сожаления, ни скорби, ни обиды. Ничего. Чужой мир. Совсем чужой, далекий. Казалось, что морок, захвативший ее на четверть века, обратился в мелкое, незначительное, почти стершееся из памяти воспоминание.
– Милая, почему ты плачешь?
– От счастья.
– Глупенькая, разве от счастья плачут?
Александр нежно обнял жену, погладил ее по голове.
– Спи, родная. Спи.
***
Около трех часов ночи раздался телефонный звонок.
– Кому это черти спать не дают в такое время? – проворчал доктор, поднимая трубку.
– Александр Леонидович! У нас только что обыск был. Два часа издевались, – всхлипнула на том конце провода Родмила Николаевна, – оружие какое-то искали!
– Какое еще оружие?! Откуда оно у вас?
– Говорят, ваше оружие! Сказали, что вы прихожанам ряженого угрожали. Убить их собирались!
– Собирался бы – убил не угрожая! Почему у вас искали, а не у меня?
– Спрашивали ваш адрес. Мы сказали, что не знаем, что вы где-то дом снимаете, а где – бог его знает!
– Ну, да. Можно подумать, там дураки работают… Захотели бы – нашли. Когда уехали?
– Минут пять как. Вели себя нагло, по-хамски. Развели нас с Володей по разным комнатам и допрос устроили: где оружие прячем, почему соседям угрожаем, почему вас выгораживаем? Спрашивали, как долго я со своим сожителем живу. Они Владимира Петровича так называли, нелюди! – Родмила Николаевна опять всхлипнула. – Докатились… на восьмом десятке! То гаишники у ворот безумствуют, то полицейские в дом на ночь глядя врываются! Александр Леонидович, что же это творится такое?
– Беснуются соседи ваши, что ж еще…
– Но это ни в какие ворота уже не лезет! Володя так расстроился, опять у него сердце прихватило! Уж и не знаю, справимся ли мы со всем этим…
– Скорую вызвали?
– Да.
– Дайте ему пока тридцать капель корвалола. Пусть успокоится. Для него сейчас это самое важное. И сами успокойтесь, воды выпейте и спать ложитесь. В вашу глушь скорая будет часа полтора ехать. Отдохните пока, еще намаетесь. Надеюсь, для вас уже все позади... Утром свяжемся. И спасибо, что предупредили.
Александр нажал на кнопку «отбой» и рывком выскочил из постели. Сна не было и в помине.
– Что случилось? – встревожено спросила Маша. – Опять в деревне проблемы? Со стариками? Господи, сколько можно!
– Погоди, моя хорошая, дай подумать пару минут, сейчас расскажу… Обыск у них был, оружие искали. – Доктор прыгал на одной ноге, стараясь другой попасть в штанину. – Мы с тобой вчера в деревне у стариков были? Были. Помнишь, пока вы чаевничали, я ходил на охоту. У ворот твоего бывшего дома тогда еще «Крузер» стоял. Стекла тонированные, внутри два каких-то гоблина сидели, на меня таращились.
– Помню. Родмила Николаевна смеялась, когда ты нам об этом рассказывал. Говорила, что батюшка совсем ополоумел, если бандитов вызывает для собственной охраны.
– Не знаю, Маша, ополоумел он или нет, но, согласись, от твоих бывших родственников можно ожидать чего угодно. – Александр наконец-то оделся, включил свет в коридоре и открыл сейф с оружием. – Помоги мне, пожалуйста, скорее. Дай пару тряпок ненужных и целлофановый пакет, непрозрачный. И надень что-нибудь. У нас менты могут с минуты на минуту появиться.
Маша накинула халат и проскользнула на кухню. Тревога мужа передалась и ей. Через мгновение она вернулась с ворохом пакетов в руке.
– Зачем тебе все это?
– У каждого охотника при обыске всегда найдут то, за что его можно наказать. Посадить – не посадят, а вот оружие отобрать могут. Конечно, захотят – сами что-нибудь подбросят, но подставляться по-тупому я не хочу…
Александр протер тряпкой запрещенные винтовочные патроны, с зеленой верхушкой пули, и бросил их в пакет. Туда же отправился трофейный штык, пара странного вида ножей, еще какие-то железяки и коробочки. Маша растерянно смотрела мужа, кутаясь в халат. Она еще не видела его таким встревоженным. Александр обернул пакет с криминальным содержимым в застиранную тряпку.
– Не ходи за мной, – сказал он Маше. – И запомни, я ничего отсюда не брал и никуда не выносил.
– А если найдут?
– Во-первых, не найдут, – криво усмехнулся доктор. – Не первый раз. Я ведь в СССР вырос, девочка. В некотором смысле, битый уже… Во-вторых, ни одна собака не докажет, что это мое. – Александр вышел во двор и вернулся домой минут через пять.
– Налей-ка нам немного выпить. Все равно не уснуть. Гостей подождем… – он подошел к жене и нежно обнял ее за плечи. – Не переживай, Машенька, все утрясется. Потерпи немного. Если за час не приедут, тогда и спать можно.
– Сегодня Великая суббота, – всхлипнула Маша. – Это они в Страстную пятницу развлечение себе устроили? Хотя… вполне логично. С мечом на грешников – самый подходящий день. Чтобы к Пасхе пространство очистить от деревенских смутьянов… Господи, отпустили бы уж нас с Богом. Мне казалось, уже все в прошлом. Сколько можно?
– Это война без правил, – жестко ответил Александр, – на выживание… И нам нужно это понять. Не строй иллюзий. Милосердие и прощение – это не про них. Впрочем, чем дальше, тем больше все это напоминает мне клинику. Параноидальное преследование выбранной жертвы. Люди со здоровым рассудком так себя не ведут.
Доктор отставил рюмку в сторону.
– Хватит. Скорее всего, сегодня не приедут, но голова мне сейчас нужна ясная, – он помолчал, разминая в пальцах сигарету. – Посоветуюсь-ка я кое с кем.
– У тебя есть советчики в таких делах?
– Че Геваре позвоню…
Че Гевара много лет служил в милиции, а еще дольше был охотничьим напарникам Александра. На пенсию ушел с должности начальника убойного отдела. Первая его кличка была «честный мент», а Че Геварой прозвали уже охотники, за внешнее сходство с революционным команданте, за манеру ходить на охоту в черном берете каких-то спецвойск.
– Ты что, Саш! Пять утра всего! Спят ведь люди! – встрепенулась Маша.
– Друг нужен, когда нужен, а не в часы приема. Если он ночью ногу сломает, я что, скажу, чтобы ждал до девяти утра?
Доктор вышел во двор, прикурив сигарету, выпустил дым в уже посветлевшее небо. Покосился на соседний забор из рабицы. За забором темнело пятно мусорного бака, в котором теперь лежал сверток с патронами.
Че Гевара ответил после третьего гудка.
– Привет, Игорь! Говорить можешь?
– Да. На работе дежурю. Подожди, отойду в сторонку.
Чуть понизив голос, Александр обрисовал ситуацию. Игорь внимательно слушал, уточнял детали.
– Ну, и… Что от меня?
– Два вечных вопроса: кто виноват и что делать?
– Шутишь еще… – проворчал Че Гевара. – Первое: лишнее в доме есть?
– Я тебе что, пионер зеленый? – усмехнулся доктор.
– Ну, тогда слушай, – продолжил Че Гевара после некоторого молчания. – По первому твоему вопросу – понятно, что это наезд. Кто заявление написал, я выясню. Кто тебя заказал, тоже. Но позже.
– Если те гоблины в машине, то это смешно! Чтобы бандюганы жаловались в милицию на доктора – я такого еще не встречал! – едко усмехнулся Александр.
– Ну-ну, – хмыкнул Че Гевара, – еще не то бывает… Номер машины запомнил?
– Записывай.
– Запомню, говори.
– …
– Теперь самое главное: что делать? Почему тебя вчера не взяли? Весь город знает, где ты живешь.
– А к кому они потом лечиться пойдут?
– Саня, это хрень полная. – В голосе Че Гевары появился ментовский металлический оттенок. – Найдут, к кому. Статья тяжелая – 119 УК РФ «Угроза огнестрельным оружием». Тебя не взяли, потому что вчера была пятница. Ты бы написал объяснение, ну, подписку бы взял, и гуляй. А сегодня суббота. Завтра Пасха, затем несколько дней – майские праздники. Если тебя возьмут сегодня, то закроют на неделю, не меньше, пока следователи на работу не выйдут. И встретишь ты, голубь, Пасху в камере… Так что мой тебе совет: потеряйся на несколько дней. Повестку тебе не вручали, ты ничего не знаешь, имеешь право отдыхать. И чтоб ни одна душа не знала, где тебя искать. Особенно я… В среду позвоню и сам тебя провожу к коллегам.
В трубке звякнул отбой. Доктор задумчиво крутил в пальцах очередную сигарету. На крыльцо вышла Маша, прислонилась к дверному косяку и, кутаясь в пушистый платок, внимательно посмотрела на мужа.
– Все так серьезно?
– Одевайся, моя хорошая. И Игорька буди. Через тридцать минут выезжаем.
– Куда выезжаем?
– В лес, едрен батон! На трое суток. Одежду возьми зимнюю, холодно в лесу, снег еще лежит. Ночевать в палатке придется.
В глазах у Маши блеснули слезы: вот тебе и подарок на Пасху! Ни пасхальной утрени, ни освященных куличей, румяных, со сладкой блестящей глазурью, ни разноцветных яиц! Ничего! Холодный лес, сырые палатки, консервы на костре – отличный получится праздник!
– Саш, это когда-нибудь прекратится? Они когда-нибудь нас отпустят?
Доктор улыбнулся и, наклонившись, поцеловал жену в макушку. Волосы у Маши пахли свежей травой и еще чем-то сладко-цветочным.
ГЛАВА 31
СОФИЯ
Лодка тихо скользила по темному руслу лесной реки. Чуть слышно гудел электромотор, оставляя за кормой хлопья белой пены. Над водой на немыслимой скорости проносились, кувыркаясь в полете, мелкие лесные пташки. Медленно наплывали повороты реки с пятнами еще не растаявшего ноздреватого снега. Прибрежный лес звенел радостной птичьей разноголосицей. Земля, вода, небо раскрывались навстречу горячему весеннему солнцу.
Маша впервые видела эту сказку: длинные промоины ярко-синего неба, сверкающую выпуклую реку, вздувшуюся от впадающих в нее ручьев и ручейков, темнеющий полупрозрачный лес. Она переживала странное чувство причастия к этому величественному миру, и восторг, и легкость, и радость от того, что в жизни так много счастья.
– Господи, как чудесно! – Маша произнесла это чуть слышно, но сидящий впереди Александр тотчас обернулся и с улыбкой посмотрел на жену. Он тоже был счастлив. Привычные, такие знакомые запахи весенней охоты: утренней свежести, талой земли, реки, ружейной смазки… любимая женщина, на которую можно было смотреть бесконечно, не таясь, до которой можно было дотронуться в любой момент, в любую секунду – все это пьянило, будоражило, наполняло какой-то удивительной нежностью. К этой женщине, к сидящему на корме мальчишке, к лесу, к птицам, к небу – ко всему миру.
Ликовал и сидящий на корме Игорек. Вместо скучных уроков – путешествие по реке, ночевки в палатках, еда на костре. А еще и охота! Настоящая, взрослая охота! Игорек гордо управлял лодкой, стараясь не отвлекаться на постороннюю ерунду. Лесная река, с изгибами, торчащими из воды корягами, перекатами и опасными топляками, – серьезное испытание для рулевого. Мальчишка довольно ухмылялся, представляя, как будет рассказывать друзьям о своем путешествии, о том, как он самостоятельно, «за штурвалом» прошел опасный речной путь.
Постепенно изгибы русла становились круче, берега выше, а течение стремительнее. Игорек уменьшил обороты мотора, чтобы тяжело груженая лодка успевала проходить повороты, не утыкаясь носом в пологий берег.
– Игорь, внимание! – воскликнул доктор. – Слышишь гул? За поворотом перекат, включай реверс и веди лодку по центру струи, по бугру. Когда войдешь в порог, подними винт, а сразу после – опусти, и газу! Маша, держись крепко! – добавил он, мельком взглянув на притихшую жену. – Игорь! Жилет застегни, ты его не для понта надел! Быстро!
Рулевой, не отпуская мотор, одной рукой послушно застегнул замки спасательного жилета.
– А что, это опасно? – спросил он.
– Ямница вообще река серьезная, – ответил Александр. – Особенно весной. Рыбаки ниже первого порога не ходят. До ближайшей деревни – километров двадцать по прямой. По реке – все пятьдесят. Мобильной связи нет. Никто не поможет, случись чего… Так что держись крепко, еще километров десять русло идет по наклону. Потом течение станет слабее, река шире и сюрпризов меньше. Там и будем присматривать место для лагеря.
Доктор, не отрывая взгляда от приближающегося порога, привязал к лодке ружье и положил его на дно, затем вытащил из бортовых гнезд весла. Игорек ловко направил лодку в пенящуюся, бугром вздутую струю. Пытаясь избавиться от экипажа, лодка вертелась и прыгала. Маша обеими руками вцепилась в бортовые леера. Стараясь удержать лодку в нужном направлении, Александр ловко табанил одним веслом.
Сразу за поворотом река круто поворачивала вправо.
– Игорь! Опускай винт! Газ на реверс! – крикнул доктор. Он с напряжением тормозил гнущимся, дрожащим от напряжения веслом, держа его почти вертикально. Лодка лишь слегка чиркнула бортом по известняковой плите отвесного берега и плавно прошла поворот. Стены каньона расступились, и впереди открылась широкая пойма заливных лугов.
Александр вставил весла на место, вытер о штаны мокрые ладони и полез в карман за сигаретами.
– Давай, Игорек, рули теперь спокойно. Молодец, благодарность тебе объявляю! – доктор с наслаждением выпустил вверх струю белого дыма и засмеялся. – Два года назад я здесь перевернулся. Чуть не утонул, лодку нашел часа через четыре. Хорошо, что ружье было привязано, а вещи все – тю-тю, уплыли.
– Ты же плаваешь хорошо! – удивилась Маша.
– Ну, да, – Александр показал рукой на отвернутые голенища сапог. – Я ведь не купаться собирался, а на охоту. Каждый заколенник набирает до пятидесяти литров воды. Да лифчик на шестьдесят патронов. Теплая одежда камнем на дно тянет… Десять метров до берега – как Ла-Манш переплыть.
Промокшая одежда быстро сохла на ярком солнце. Игорек расслабленно развалился на корме и грыз печенье, одной рукой удерживая румпель. Маша причесывала влажные волосы. Доктор достал ружье, вылил из ствола воду. И вовремя. Из-под берега с шумом и кряканьем взлетела пара уток. Первую пару охотник прозевал, но потом начал стрелять довольно часто и по большей части мимо. Однако его это, похоже, нисколько не огорчало. По реке плыли, догоняя лодку, разноцветные гильзы, похожие на пустые тюбики губной помады. Наконец один селезень, разбрасывая выбитый пух, шлепнулся в воду.
– Хватайте его скорее, а то улетит! – восторженно крикнул Игорек.
Еще минута, и в лодке лежала утиная тушка – первый за день охотничий трофей.
Утиная пожня закончилась, река втянулась в удивительно красивый сосновый бор, освещенный солнцем. За очередным поворотом реки Маша увидела пьющего воду лося. Он стоял по колени в воде, опустив вниз лобастую голову с большими мохнатыми ушами, и негромко фыркал, не замечая приближающуюся лодку. Александр поднял ружье и прицелился в зверя. Лось, даже не лось, а лосенок, повернул голову и с интересом уставился на невиданное доселе зрелище: людей он видел впервые. Здесь, в глуши, ему жилось вольготно и спокойно, и теперь, глядя на охотника, он не подозревал о грозящей ему опасности. Лосенок стоял неподвижно. Нескладный, простодушный. Доктор опустил оружие и негромко рассмеялся. Теленок вздрогнул, испуганно выскочил на берег и, забавно качаясь на тонких ножках, исчез в лесу, хрустя валежником.
Впереди по курсу появилась песчаная коса, пологим мысом выдающаяся до середины реки.
– Здесь и остановимся, – сказал Александр. – Игорь, к берегу правь. Обогнешь мыс и причаливай.
– Почему здесь?
– Место тут очень красивое, здешние называют его Софией. Лес вокруг радостный, светлый, как раз для пасхальной ночи… Тут когда-то хутор стоял и мельница была. Жаль, что от них ничего не осталось. Все разрушено, разорено. Там, чуть ниже по реке, проржавевшие механизмы, замшелый огрызок кирпичной стены и расколотый мельничный жернов.
– А кто разрушил? Во время войны? – поинтересовался Игорек.
– Не было здесь войны никогда. Революция да семьдесят лет советской власти. Это будет почище любой войны. Остались только мы с вами, лоси да медведи. Такой вот апокалипсис.