— Почему бы тебе не принять перед обедом холодный душ? — спросила Китти с нотками тревоги в голосе.
— Не хочу я в душ. К тому же Джейн всячески старалась произвести впечатление на Барбанте, даже надела туфли на низком каблуке, потому что он карлик.
Китти улыбнулась.
— Девушкам не остается ничего другого, как взрослеть. В восемнадцать лет приходится экспериментировать, использовать уже известные способы воздействия на мужчин, изобретать собственные, проверять, какой они дают эффект. Я тоже надевала туфли на низком каблуке, когда куда-нибудь шла с невысоким мужчиной. Не будь к ней чрезмерно суров.
— Во всяком случае, я велел ей прийти домой пораньше. — В голосе Арчера звучали суровые нотки. — Теперь я займусь воспитанием Джейн. И надеюсь, — он указал на живот Китти, — что это мальчик.
— Ну и ну. — Китти покачала головой. — Должно быть, у тебя выдался тяжелый день. Ты поругался с О'Нилом?
— Нет, — ответил Арчер. На мгновение у него возникло желание рассказать обо всем Китти. Облегчить душу, получить совет, прервать внутренний монолог, который терзал его последние двадцать часов. Но, посмотрев на сидевшую в кровати Китти, такую хрупкую, беззащитную, Арчер решил, что рассказывать ничего не надо. Пока не надо. И, если удастся, лучше бы не рассказывать вовсе. В любом случае его задача — до последней возможности оберегать Китти от лишних волнений. — Нет, с О'Нилом я не ругался. У нас с ним полное взаимопонимание. Я разговаривал с Нэнси по телефону. У Клемента корь. Я сказал, что заеду к нему и расскажу интересную историю.
Китти бросила на мужа тревожный взгляд.
— Ты не собираешься заходить в его комнату, не так ли?
— Разумеется, я собираюсь зайти в его комнату. Четырехлетнему мальчику не рассказывают интересную историю по телефону.
— Но, Клемент… — В голосе Китти слышался упрек. — Корь такая заразная.
— Я болел корью, — ответил Арчер. — В пять лет. Я знаю маленького Клемента с рождения, он мой крестник. Неужели ты думаешь, что я останусь у двери, чтобы он чувствовал себя прокаженным?
— Теперь ты злишься на меня. — У Китти задрожал голос. В последние месяцы слезы то и дело наворачивались у нее на глаза. — Ты думаешь, что я жестока по отношению к мальчику.
— Я презираю страх перед комнатой, в которой лежит больной. Это трусливо и…
— И презираешь меня. — Китти заплакала.
Арчер обнял ее, чтобы успокоить.
— Ну что ты, любимая, я тебя не презираю. И ты это знаешь.
— Я не о себе, — всхлипнула Китти. — И даже не о тебе. Сами мы, возможно, не заболеем, но инфекция может поселиться в нас и, когда родится ребенок…
— Я знаю, знаю. О нем не волнуйся. С ним все будет в порядке. Я тебе это гарантирую.
— В эти дни у меня так резко меняется настроение. — Мокрым лицом Китти уткнулась в плечо Арчера. — Ты должен меня простить.
— Разумеется, я тебя прощаю.
— В молодости все было по-другому. Тогда я
— Через полчаса, — ответил Арчер.
— Только пообещай, что не будешь смотреть на меня. Я только что встала и еще не красилась.
— Я приду в розовых очках, — заверил ее Арчер. — До встречи.
Френсис жила в районе Восточных Пятидесятых улиц, в старом особняке, который после реконструкции разделили на маленькие квартирки. Когда Арчер бывал на этих улицах, его не покидало ощущение, что он попал на пересадочную станцию или в лагерь временных поселенцев. Актеры жили здесь по договорам субаренды, готовые по первому зову лететь в Голливуд. Рецензенты издательских домов ютились в клетушках, готовые переехать в более просторные апартаменты, как только их произведут в редакторы. Молодожены жили на нескольких квадратных метрах, спали на разложенном диване в гостиной, пока появление первого ребенка не заставляло их перебираться в пригород. Тем не менее улицы эти Арчеру нравились, особенно в такие ясные дни, как сегодня, когда яркое солнце отражалось от окон, а тоненькие стволы деревьев чернели на фоне чистой мостовой. Молодые женщины с сумочками через плечо решительным шагом выходили из парадных дверей, окрашенных в яркие цвета, словно военные курьеры, спешащие доставить важные депеши в вышестоящие штабы. Молодые люди с непокрытыми головами, которым не приходилось вставать ни свет ни заря и бежать на работу, проводили время после завтрака в аптечном магазине, уткнувшись носом в «Таймс» и всем своим видом показывая, что для них уик-энд еще не закончился.
Арчер нажал на кнопку звонка Френсис, раздумывая над тем, с чего начать. Френсис отличал острый живой ум, за словом в карман она не лезла и в любой компании умела задать тон, перевести разговор на интересующую ее, а не компанию тему. «Больно хорош сегодня день, — с тоской подумал Арчер, оглядывая залитую солнцем улицу. — Не хочется тратить то на то, чтобы принести кому-то печальную весть».
Но тут зажужжал замок. Арчер со вздохом открыл дверь, вошел в подъезд и начал подниматься по темной лестнице. Из-за одной двери тянуло запахом жарящегося бекона, за другой кто-то играл Второй концерт Брамса для рояля. Френсис ждала Арчера на лестничной площадке, наклонившись над перилами. Арчер запыхался, поднявшись на четвертый этаж, хотя, здороваясь с Френсис, и попытался это скрыть.
— Бедняжка ты мой, — проворковала Френсис, закрывая за ним дверь и беря пальто. — Конечно же, мне пора перебираться в дом с лифтом. Твоя милая лысинка аж побагровела. Присядь и пока ничего не говори.
Арчер кисло улыбнулся, усаживаясь в узкое кресло с тонкими подлокотниками, которые, казалось, сжали его бока. Начало ему не понравилось. Первый раунд он определенно проиграл и не знал, удастся ли отыграться.
— Квартирка у тебя очень милая. — Он оглядел крошечную комнатушку, восстанавливая дыхание. — Правда, на такой высоте я бы рекомендовал пользоваться кислородной маской.
— Моя берлога. — Френсис посмотрела на темно-коричневую стену над белым камином. — Тут не так уж и плохо, если приглашать в гости не больше ста человек.
В соседней комнате зазвонил телефон.
— Черт, опять! — вырвалось у Френсис. — Извини. — Она метнулась в спальню, схватила трубку. — Матеруэлл слушает, — отрапортовала она, словно армейский офицер. Деловые нотки Арчеру не понравились.
Актрисы, думал он, если они чего-то стоят, постоянно играют, даже говоря по телефону. В дверной проем он видел Френсис. Она поставила ногу на стул, хмурясь, с карандашом в руке смотрела на телефонный аппарат. Потрясающе красивая женщина, отметил Арчер, и отсутствие косметики ее нисколько не портит. Волосы она зачесывала назад, открывая высокий лоб. На нервном, подвижном лице двумя яркими звездами выделялись большие серые глаза. Стройная фигура, отличные ноги. И пояс она не носила, потому что не было необходимости утягивать живот. В свитере и узкой зеленой юбке, простенькой, но сшитой со вкусом, Френсис чем-то напомнила Арчеру его дочь. Лет через шесть-семь, решил он, Джейн будет выглядеть точно так же.
— Я безумно рада твоему приглашению, милок, — говорила Френсис в трубку, похоже, доставляя безмерное удовольствие своему собеседнику, — и с радостью бы пошла. Но сначала позволь мне заглянуть в маленькую книжечку и посмотреть, что в ней говорится насчет четверга. — Она прикрыла микрофон рукой, повернулась к Арчеру и скорчила гримаску. — Зануда номер один зимнего сезона, — прошептала она. Лежащий на столике ежедневник даже не открыла. Выждала подобающее время, убрала руку с микрофона. — Дорогой, — голос Френсис переполняло сожаление, — в маленькой книжечке записано, что в четверг у меня выступление. Это просто кошмар. Мне так жаль. Но ты не забудешь пригласить меня в следующий раз, не так ли? — Несколько раз она нетерпеливо кивнула, потом положила трубку на плечо, чтобы не слышать чириканья зануды. — Это классно. — Трубка вновь вернулась к уху. — Нам обязательно надо увидеться. И как можно быстрее. Спасибо, что позвонил. — Она положила трубку, быстро взглянула на себя в зеркало и вернулась в гостиную.
Надо принять закон, думал Арчер, регулирующий поведение хорошеньких женщин при разговорах по телефону. Куда только смотрит Федеральная комиссия по связи? И они ведь нисколько не стесняются, полагаясь на отсутствие мужской солидарности.
— Бедняжка, — покачала головой Френсис. — Такой недотепа. Никак не врубится. Ты не будешь возражать, если я на минутку заскочу на кухню? Когда ты позвонил, я как раз готовила себе лакомство.
— Иди, конечно. Я никуда не тороплюсь.
Френсис уплыла на кухню, ловко лавируя в заставленной мебелью комнате. Арчер услышал, как она открыла холодильник.
— Может, тебе что-нибудь принести? — крикнула она. — Я вижу, что у меня есть пять апельсинов, кварта молока и полфунта паштета.
— Нет, благодарю. — Меню вызвало у Арчера улыбку.
— Слушай, — вновь донесся с кухни голос Френсис, — пару дней назад я видела твою дочь. В «Рубан Блу». С Домом. Она выглядела божественно. Эта девочка — настоящая акула.
— Правда? — Арчер не мог понять, осуждают его дочь или хвалят.
— Мужчин она будет пожирать десятками, попомни мое слово.
Френсис замолчала, из кухни доносилось только звяканье стаканов, которые она ставила в раковину. Арчер воспользовался паузой, чтобы с любопытством оглядеть комнату. Занавески в красно-белую полоску на окнах. Над камином — абстрактная картина, уродливая, настоящая и дорогая. Во всю стену, прямо чудеса, — стеллажи с книгами. «Когда она успевает читать?» — удивился Арчер. Он присмотрелся повнимательнее. Много современных романов, одна полка целиком отдана поэзии. Добсон, Донне, Бодлер, Элиот, Оден. О чем сие должно говорить ему? Или тому недотепе, которому хотелось встретиться с Френсис в четверг? На кофейном столике аккуратной стопкой лежали журналы. Сверху — литературный, отдававший предпочтение писателям-коммунистам. Арчер наклонился, прочитал фамилии авторов этого номера. Две узнал. Известные леваки. Арчер отпрянул от журнала, недовольный собой. Большой любитель книг, раньше, приходя в гости, он всегда с любопытством смотрел, что читают хозяева. Теперь же ему казалось, что он смотрит на книжные полки глазами потенциального доносчика. «Наверное, — предположил он, — в доме друзей мне уже не взять в руки книгу без всякой задней мысли. Какое уж тут удовольствие, если во всем ищешь тайный умысел. И вину ощущаешь не за содеянное, а лишь за намерение что-то совершить». Во всем, что касалось гостеприимства, Арчер придерживался старомодных взглядов и не мог не чувствовать, что судить хозяина в его собственном доме есть предательство дружбы. Даже интересно, думал он, каким образом детективы находят общий язык со своей совестью после дня плодотворной работы.
Френсис вернулась с высоким стаканом в руке.
— Что это? — спросил Арчер.
— Шоколадное молоко, — ответила Френсис. — Я на нем помешана. Лучший напиток после бурной ночи. Хочешь попробовать?
— Господи, да нет же. Последняя бурная ночь была у меня году в сороковом.