В современной фантастике, как, впрочем, и в литературе основного потока, нет текста, который можно было бы назвать московским. Никакого литературного манифеста российской столицы в НФ не имеется, и это, наверное, правильно. Нельзя объять необъятное: заключить город-континент в один художественный образ. Отдельно друг от друга в литературе могут существовать Москва кухонная, Москва монастырская, Москва пролетарских окраин и Москва банков… Но свести все сразу в один роман вряд ли возможно.
С некоторыми оговорками следы «московского текста» можно отыскать в городской фэнтези Вадима Панова. По духу они бесконечно далеки от Гиляровского, Паламарчука или, скажем, поэмы «Наша древняя столица». Нет, это дух современной Москвы, неласковый, неуютный. Панов верно схватил некоторые реалии современности, а столицу в избытке душевного тепла никак не упрекнуть…
Жители восточных районов Москвы говорят, что очень точно изобразили этот «регион» столицы братья Стругацкие в «Хромой судьбе».
Да и все, пожалуй…
«Синдикат «Громовержец» Михаила Тырина — патентовано калужский «местный текст», да и вообще какой-то ехидный гимн российской провинции. «Господин Чичиков» Ярослава Верова — несгибаемо «донецкий текст», очень злой, саркастичный, меткий: «Что эти гады сделали с нашим городом?».
Лучше всего образ «своей земли» получается у тех, кто работает на территории, одновременно принадлежащей фантастике и основному потоку. Очень яркий, опять-таки с примесью мистики портрет пермской старины создал Алексей Иванов в романах «Сердце Пармы» и «Золото бунта». А Урал или, по выражению автора, «Рифейская страна», где живы до сих пор магические существа, леса и горы пропитаны древним язычеством, а люди обладают душой прозрачной и твердой, как драгоценные камни, воспет Ольгой Славниковой в недавнем романе «2017».
Само явление «местного текста» в нашей фантастике уникально. Классики англо-американской фантастической литературы не оставили широко известных произведений, где можно было бы обнаружить какие-либо аналоги. Конечно, в голову приходят тексты Клиффорда Саймака, «поставленные» в декорациях американского Среднего Запада, особенно «Все живое» с фирменным саймаковским персонажем Шкаликом Грантом. Но даже любимый Саймаком Средний Запад сам по себе не играет важной роли в текстах мэтра и, скорее, служит своего рода подпорками для гуманистических идей, которые он проповедует. Конечно, Саймак редко покидал родные пенаты надолго. Конечно, ему удобно и приятно писать о том, что он видит вокруг себя и превосходно знает. Но он не пытается дать роль подмосткам…
Не уверен, что перечислил все появившиеся в последние годы красивые, яркие «местные тексты». Но примеров достаточно, для того чтобы констатировать: явление существует. Если и дальше так пойдет, то «малая родина» потеснит и Средиземье. Наверное, таково естественное положение вещей: в переходную эпоху люди вцепляются в родное и понятное. Худо, если переходная эпоха закончилась, а мы этого еще не поняли. Тогда, выходит, писатели вошли в клинч с плавучими предметами с затонувшего корабля, мертвой хваткой держат осколки несостоявшегося единства. Лучше, если они первыми почувствовали необходимость собирать доски для строительства нового корабля… Значит, туннель еще не пройден, и есть свет на выходе, просто нам его пока не видно.
МНЕНИЕ
Экспертиза темы
Наталья РЕЗАНОВА:
На мой взгляд, космическая тема никуда из нашей НФ не ушла. И существует как в серьезном, так и в сугубо развлекательном проявлениях. Большинство ведущих авторов научной фантастики — Лукьяненко, Дивов, Головачёв, Громов, Васильев — космической тематикой отнюдь не пренебрегают. Некоторые фэнтезисты также мигрируют в этом направлении; яркий пример — недавние романы Наталии Ипатовой. Просто космическая тема перестала быть главной. Возможно, все еще продолжается реакция на долго существовавшее представление о том, что фантастика — про светлое будущее и освоение космоса. Но это лишь одна из причин. Поскольку уже сформировалось поколение фантастов, для которых такое представление теперь не актуально. Зато ясно, что многие научные и общественные проблемы с космосом никак не связаны. А то, что связано с космическими полетами, орбитальными станциями и т. п. — это, скорее, из области производственного романа, у которого другая целевая аудитория.
Что будет дальше, зависит, на мой взгляд, не только от развития технологий, но и от того, как их воспринимает массовое сознание. Раньше компьютер внушал благоговение — теперь он представляется не более романтичным, чем, например, холодильник. Полезная такая машинка. Мистический ужас перед кибепространством также отошел в прошлое, и может быть, читателей снова поманят звезды.
Александр ЗОРИЧ:
Алексей КАЛУГИН:
Ответ очевиден. Фантастика во все времена очень оперативно реагировала не столько даже на проблемы современного общества, сколько на общественное настроение в целом. Строим светлое будущее — будет фантастика ближнего прицела, о кукурузе в Арктике и революции в Африке; грянула НТР — будет фантастика об изобретателях, роботах и научных открытиях; началось освоение космоса — будет фантастика о покорении Вселенной. Англо-американская НФ прошла через все этапы, равно как и отечественная. Ведь даже с учетом того, что мы люто друг друга ненавидели, надежды и тревоги у нас были, в принципе, общие — всем хотелось жить в мире, верить в то, что с помощью достижений современной науки можно решить все мировые проблемы, а каждый школьник хотел стать космонавтом.
Нынче же у западного общества две проблемы — терроризм и Джордж Буш. Проблемы серьезные, но не настолько, чтобы из-за них забывать о будущем и переставать вкладывать деньги в фундаментальные научные исследования. А космонавтика, как и прежде, находится на пике научной мысли. Самоходные автоматы исследуют планеты, вот-вот возродится лунная программа, всерьез идет подготовка к экспедиции на Марс, ракетостроением начинают заниматься частные фирмы. Уже сегодня можно отправиться в космос простым туристом. Да, за огромные деньги, но еще десяток лет назад это выглядело довольно смелой НФ. Именно поэтому сегодня в англо-американской фантастике наряду с такими популярными темами, как клонирование и нанотехнологии, вновь мощно набирает обороты космическая тематика.
У нас же проблема одна, но очень серьезная: дороги по-прежнему строят дураки. И пока мы не научимся строить нормальные дороги — прямые, ровные, без ям и выбоин и, что самое главное, на которых соблюдаются правила дорожного движения, — нас, в первую очередь, будет беспокоить именно эта проблема. Отсюда и национальные особенности отечественной фантастики.
Для того чтобы высоко прыгнуть, нужно крепко стоять на ногах. Но мы «живем, под собою не чуя страны». Поэтому фантасты первым делом пытаются разобраться с тем, что происходит здесь и сейчас. Им больше чем кому-либо необходима твердая почва под ногами, чтобы прыгнуть в завтрашний день. Невозможно описывать космические победы в будущем, если сегодня для этого нет никаких реальных предпосылок. И хуже того, их никто не ждет. Если в 1960-м году роман Стругацких «Страна Багровых Туч» читался едва ли не как книга о завтрашнем дне, то сегодня роман о русских на Марсах будет восприниматься либо как дурацкий стёб (ага! точно!.. гы!.. прилетели!), либо как сказочка в духе Гарри Поттера (садись, братишка, на метлу!).
Но беда не в «приземленности» российской НФ, а в том, что даже фантасты не видят, а может быть, не могут увидеть позитивного выхода из нынешней ситуации. Утопия умерла как жанр. Если роман не о сегодняшнем дне, а о завтрашнем, то всенепременно с приставкой «анти». А уж то, что набирает обороты милитаристская и реваншистская фантастика, так и вовсе представляется мне уже не настораживающим, а пугающим фактом. С таким умонастроением российская НФ не скоро еще вырвется в космос.
КРУПНЫЙ ПЛАН
Коллективный разум против
Стивен Кинг. Мобильник. АСТ
Вводя в роман такого героя-мальчишку, Кинг как будто извиняется перед своими поклонниками, проклинающими писателя за безжалостное убийство Джейка в финальной книге «Темной Башни». И потому они, поклонники, точно знают: в «Мобильнике» ни один из юных персонажей мужского пола не погибнет. Впрочем, это не главное…
Пожалуй, никто не удивится, если крупные сотовые компании вдруг объединятся и подадут на Кинга в суд за чудовищный теракт против мобильной связи, осуществленный со всей мощью кинговского таланта. Уверен, миллионы почитателей «короля ужасов» теперь будут с опаской подносить мобильник к уху — вдруг с ними произойдет то же самое, что и со всеми, кто сделал это в романе в момент Импульса? Впрочем, и это не главное…
А ведь романа ждали с особым нетерпением. Было интересно, что представляет собой новый Кинг, после знаменитой аварии 1999 года впервые писавший просто роман: не сублимацию собственного страха перед автомобилями («Почти как Бьюик»), не отчаянную «книгу своей жизни» («Темная Башня»), не восторженный гимн победам любимой бейсбольной команды «Ред Сокс», не альбом комиксов. Впрочем, это тоже не главное…
Хотя эксперименты с комиксами все-таки дают о себе знать. Недаром главный герой романа Клай — художник-комиксист. У него (кстати, и у Кинга) нет мобильника. И поэтому он вынужден наблюдать мировую катастрофу: все, кто говорит по сотовому в момент и после Импульса, сначала попросту лишаются разума. Ведь Импульс, как с жесткого диска, стирает из мозга всё, кроме основных функций организма и древних звериных инстинктов. Дальше — хуже. «Табула раса» начинает заполняться некоей программой, и у мобилопсихов (или мобилоидов) возникает что-то вроде коллективного разума. Со всеми вытекающими: не только телепатией, телекинезом и даже левитацией, но и желанием присоединить нормальных, или «норми», к своему стаду. Клай в процессе поиска семьи не только обретает товарищей классически разнородного состава (несколько мужчин, девочка-подросток, профессор, юный гений, беременная женщина), но из пассивного наблюдателя становится активным инсургентом. Однако и это не главное…
Что же главное? Мы наконец-то обрели прежнего Кинга! В меру циничного, местами натуралистичного, иногда лиричного, часто ностальгичного, периодами прагматичного и весьма-весьма динамичного — в общем, вполне обычного. Выйди такой роман лет десять назад — показался бы проходным. А сейчас хочется воскликнуть: «С возвращением, Король!».
И еще одно — уникальность русского издания книги. Она вышла в свет через 11 (!) месяцев после того, как Кинг поставил точку в рукописи. Пожалуй, это рекорд: даже пресловутого сериального «Гарри Поттера» у нас выпускают медленнее…
Возможно, поэтому качество перевода и редактуры оставляет желать лучшего. Начать с названия «Cell» — это ведь отнюдь не мобильник (cellular), а весьма емкое слово, которое означает и соту, и обитель, и хижину, и клетку, и даже тюремную камеру. Наверное, если бы Кинг захотел назвать роман однозначно, он бы так и сделал, нес па? Да и перевод как будто возвращает нас в «кэдменовские времена». Тогда, на заре перестройки, издательство «Кэдмен» ставило на скорость в ущерб качеству: порой книгу по главам раздавали на перевод нескольким голодным студентам.
Неплохой профессионал Вебер, ставший в последнее время «штатным» переводчиком Кинга, также выбрал скорость. И тоже прибег к услугам коллективного разума — выкладывал отдельные главы в интернет для «бета-тестинга» фанатами писателя. К такой схеме Вебер прибегает не впервые, с ее помощью, в частности, в его переводах появляется множество сносок, расшифровывающих те или иные американские реалии, коих у Кинга великое множество. Однако на этот раз коллективный переводческий разум дал осечку — впрочем, нечто подобное произойдет и в романе с коллективным разумом мобилоидов.
«Бета-тестеры» и выход перевода в год издания оригинала — это неплохо, конечно. Но лучше бы среди «тестеров» оказалось несколько профессионалов, а переводчик дал бы рукописи «отлежаться» хоть пару месяцев.
Дмитрий БАЙКАЛОВ
РЕЦЕНЗИИ
Альберт Санчес Пиньоль
В пьянящей тишине
Москва: Мир книги, Пер. с каталон. Н. А. Раабен. 2006. — 224 с. 50 000 экз.
Дебютный роман Пиньоля, стремительно завоевавший мировую известность под оригинальным названием «Холодная кожа», дошел наконец до российского читателя. Причем весьма рискованным тиражом, что недвусмысленно говорит о позиции издательства: оно предлагает бестселлер, рассчитанный на самые разные «страты» аудитории.
Действительно, книга сделана вне каких-либо жанровых рамок — как, впрочем, и свойственно мейнстриму, близ которого она располагается. Рядом, но не в нем: от последнего ее отличает сюжетная стройность, наличие внутренней логики и отсутствие безудержного цитирования. В остальном же это работа на любой вкус: поклонник фантастики найдет здесь не известных доселе соседей по палате, искатель робинзонад — борьбу за существование, читательница любовных романов — пылкую страсть, дешифратор смыслов — столкновение жизненных философий.