Том 6. Статьи, очерки, путевые заметки - Бальмонт Константин Дмитриевич 16 стр.


8. Ожидание

Я гляжу за дверь: –

Где мой брат теперь?

Я смотрю на путь,

Тяжко дышит грудь.

Дел у всех не счесть,

У меня же есть

Дело лишь одно: –

Сердце им полно.

Жду я без конца,

Вижу вдруг гонца,

Он, мол, не придет,

Занят, дело ждет.

А верней с другой

Брат неверный мой,

Наклонил к ней стан,

Шепчет ей обман.

9. Локоны

Была я в нежном забытьи,

Мой милый был в моих мечтах,

Я побежала впопыхах,

Упали локоны мои,

Упали волосы волной,

Но уверяю, милый мой,

Когда тебя я здесь ждала,

Я их как нужно завила.

10. Стебель

Мой стройный стебель! Я свершу

Все, что захочешь ты.

Меня ты обнял, чуть дышу,

В тебе мои мечты.

Для глаз ненужно мне сурьмы,

Ты глянешь на меня,

И больше в них глубокой тьмы,

И больше в них огня.

Когда в тебе зажглась любовь,

И хочешь ты ко мне,

Ты мой владыка вновь, и вновь

Твоя раба в огне.

О, этот миг! О, этот час

Поистине красив.

Как сладко знать мне каждый раз,

Что мною ты счастлив.

Когда покоюсь близ тебя,

Как сердце взнесено!

А ты уйдешь, грущу, скорбя,

Мне без тебя темно.

11. Вдогонку

Как бежишь за мною ты!

Вот укроюсь я в кусты.

Добежала, ты за мной,

Пред куртиною цветной.

Я вперед, прыжком одним,

Ты за мной, и мы бежим.

Кровь забилась в голове,

Я споткнулась, я в траве.

Ах, устала! Веер мой,

Перед мухою такой,

Пал бессильно. Я лежу.

Обнял. Чувствую. Дрожу.

12. Где гордые стены?

Что стало с местами, где гордые стены высоко стояли?

Их нет.

Тела исчезают, тела истлевают в глубокой печали,

Безгласен скелет.

Чем стали для взора, чем стали для духа былые святыни,

Наш храм?

Упали, распались, лежат как обломки, разрушены ныне,

Сдалися векам.

Никто не придет, и никто не узнает, и сам не расскажешь,

Что здесь.

Что было, то было, и что развязалось, того уж не свяжешь,

Хоть Мир – вот он весь.

Отдайся же сердцу. Пока это сердце лелеет желанья, –

Служи.

Люби умащенья и ценные камни, люби одеянья,

И днем – дорожи.

Придет и к тебе день иной, этот день, этот день разлученья

Со всем,

Когда не помогут тебе ни рыданья, ни скорбь, ни моленья,

И станешь ты нем.

Доверься же сердцу и слушай мгновенья, сбери свои соты

У пчел.

Никто из живущих, кто, выйдя, вошел в роковые темноты,

Назад не пришел.

13. Мед златой

Веселись в свой день веселый,

Что бывает, все я знал.

Сладкий мед сбирают пчелы,

Свет вечерний есть опал.

Были стены. Где здесь стены?

Был здесь город. Нет его.

В токе искристой измены

Не осталось – ничего.

Насаждай же сикоморы

Над молчанием пруда.

Погрузи свой взор во взоры,

Сердце сердцем тешь всегда.

Мы здесь дышем волей Неба,

Рви же цвет свой вдоль межи.

Но тому, кто просит хлеба,

Никогда не откажи.

Радость радости ответит,

Смехов брызжет череда.

Имя доброе нам светит

Через Вечность, как звезда.

Шлют верховные нам сферы

Этот луч, чтоб пал он в грудь.

Жрец, одетый в мех пантеры,

Изъяснил тебе твой путь.

Наполняй свои амбары, –

Унесешь ли их с собой?

Нынче юный, завтра старый,

С чем пойдешь в поход ты свой?

Захвати златого меда,

От веселья зачерпни, –

В ночь засветят с небосвода

Те зажженные огни.

14. Предел

Восходит Солнце ранним утром, лучистоликий Ра.

Кто любит, любит. Обнимает. Всему своя пора.

Заходит Солнце, Сонный Атум, в вечерний Океан.

Кто любит, любит. Зачинает. Всему предел свой дан,

Восходит Солнце и заходит. Означен путь лучей.

И дети новые свершают круг этой жизни всей.

Кто дышет, радостно вдыхает воздушную волну.

Встречает вёсны, и встречает последнюю весну

О, кто б ты ни был, возлюби же дыхание духов,

Венки из лотосов расцветных, гирлянды всех цветов.

И той сестры, в чьем нежном сердце возвысил ты свой трон.

Да будет дух обласкан пеньем и музыкой взнесен.

Любя – люби. И все, что злое, от сердца отстрани.

Да радость курится как ладан в твои живые дни.

Пока, вздохнув, ты не причалишь в Вечернюю страну,

Чей лик безгласный нежит сумрак и любит тишину.

15. День совершай

Если будешь думать много

Об обрядах похорон,

Грусть замедлит у порога,

Будешь в мыслях ты смущен.

Час последнего ухода,

Прочь из дома своего, –

Затемненье небосвода,

Ночь, в которой все мертво.

Ты не к Солнцу путь направишь,

Ты не к Небу бросишь взор,

Тело хладное оставишь

В переходах темных гор.

Тот, кто строил из гранита

Безглагольный свой чертог,

Чья работа знаменита,

Кто быть богом в смерти мог, –

Кто картиной изречений

Свой украсил саркофаг,

Он лишь тень, где только тени,

Тьма – его всесильный враг.

Там – лишь тени смутным роем,

Кто был светел – спит во мгле,

Как отброшенный прибоем,

Одинокий на земле.

Кто в земной исчерпан силе,

Морем брошен на песок,

С мертвым рыбы говорили,

Мертвый берег – крайний срок.

И горька морская влага,

Глух и пуст приморский край.

Слушай, слушание – благо.

День веселый совершай.

16. Запад – сумрак

Запад – сумрак. Край Заката – край свершенностей и сна.

Те, кто там, безгласно дремлют, их сковала пелена.

Чтоб любимого увидеть, не пробудятся они,

Тех обнять, с кем проводили здесь свои земные дни.

Муж не чувствует супругу, и не видит сын отца,

Те, что мертвы, льнут друг к другу, не прижав к лицу лица.

На земле вода живая, каждый рот ей освежен.

Ил и тина – здесь со мною, ил и тина, мрак и сон.

С той поры, как снизошла я, бросив милых, в мертвый край,

Где я, что я, – я не знаю, слышу вечное «Прощай».

Если б лик мой был на Север, к свежей влаге обращен,

Я пила б не отрываясь, слыша влаги светлый звон.

Я подставила бы кружку под блестящую струю,

Обращенная на Север, освежила б грудь мою.

Здесь – Всесмерть. «Иди» – ей имя. Чуть покличет: «Приходи», –

Позади земля осталась. Ты идешь. Иди. Иди.

А придешь, Всесмерть не смотрит, – человек ты или бог,

Мал великий перед нею, и нисходит гром во вздох.

Каждый ужаса исполнен, в страхе все сошлись гурьбой,

Но Всесмерть на них не смотрит, и глядит перед собой.

Если ж кто ее восхвалит, сохраняет тот же лик,

И не видит, и не слышит, ты возник, и ты поник.

17. Гранат

Я древо красного граната,

Среди деревьев я богато,

Мой красный плод – любимый рот,

В нем зерна белые как зубы,

В нем нежен каждый поворот,

Ее румяные в нем губы,

Овал красивого плода –

Как грудь ее, что молода.

Моя листва густа над нею,

Я древо лучшее в саду,

Я неизменно зеленею

Двенадцать месяцев в году.

Кругом деревья облетают,

А я зеленое стою.

К гранату двое припадают,

Чтобы укрыть любовь свою.

Во мне сокрыта их отрада,

Их жар любовного огня.

Я древо первого разряда, –

Зачем же умалять меня?

Коль так еще вторично скажут,

На эту не иди межу,

Их обниманья обнажу,

Увидят все, и их накажут.

Уж не придут они тогда

Шептать свои и «Нет» и «Да»,

В моей тени, где спит прохлада.

Уж не уснут в моих кустах,

Упившись соком винограда,

В веселых миртовых венках.

Я древо первого разряда…

Цени же, меж других, трикрат

Пурпурно-розовый гранат.

18. Смоковница

Смоковница, шурша листвою,

Открыла тонкие уста,

И говорит: «Пред госпожою

Я здесь покорною слугою, –

И в ней красива высота».

Смоковница шуршит ветвями:

«Она стройна, как я стройна.

Раз нет рабов, – я ей дана.

Из Палестины я с дарами

Была сюда принесена.

И здесь посажена я ею,

Среди дерев в ее саду.

Но я без влаги захирею,

Пускай польет меня, я жду.

А я на свежесть аромата

Ее возлюбленного брата

До груди милой приведу».

19. Сикомора

Я здесь росту, я сикомора,

Посажена ее рукой.

Чуть зашепчу, – и словно рой

Пчелиный слился в пеньи хора,

Я говорю моей листвой.

Ветвиста я, и чару лика

Древесного, что здесь цветет,

Обильный умножает плод,

Тот плод краснее сердолика,

Листы же словно малахит,

Стекло сквозистое шуршит.

Мой ствол – как камень самоцветный,

Как желтокрасочный нешмэт.

И я, на дар – мой дар ответный,

Густую тень кладу на свет.

Руке девчоночки я малой

Даю на ветке письмецо: –

«Приди на праздник, цветик алый,

И мне яви свое лицо».

И праздник весел. Смех в разгаре.

Горят душистости плодов.

Вино сверкает в полной чаре.

Красивы лица меж цветов.

Весь мир кругом так свеж и зелен,

Под песню пляска хороша.

И как из убранных молелен

Смолистый дух плывет, дыша.

Приди сегодня, завтра тоже,

И после завтра загляни.

Как все нарядно и пригоже

В моей зазывчивой тени.

Упились гости. Нет их боле.

И чара выпита до дна.

В тени зеленой ты на воле,

Ты с братом здесь, и ты одна.

Она разделась подо мною.

Сестра, я за тобой слежу,

Я молчалива, все я скрою,

И ничего не расскажу.

Назад Дальше