- Сумасшедший, - с трудом выдавил из себя он, - что творишь?
- Нормально все, - ответил я, с удивлением замечая, что от вошедшего полностью органа кроме дискомфорта не ощущаю больше ничего. Да, было немного больно вначале, но совсем не так, как описывал тот же Никки свой первый раз. То ли у Никиты слишком чувствительная пятая точка, то ли партнер для первого раза был выбран неправильно. Мне вот с этим крупно повезло. Ага, вылез внутренний голос, можно подумать, что кому-то еще ты бы позволил такие вольности.
- Готов? – шепот и прикушенная затем мочка уха вернули к действительности.
- Да-а, - срывающимся голосом едва слышно выговорил я.
- Тогда поехали, - чуть усмехнулся Женька и двинул бедрами, вызывая во мне волну непонятных ощущений.
Партнер оказался мастером! Нет, даже Мастером, вот так, с большой буквы. Врываясь в мой зад сильными толчками с одной стороны, дроча член с другой стороны, и все это не прерывая поцелуя, он смог довести меня до разрядки, кончив вслед за мной буквально через несколько секунд.
Со стоном скатившись с меня, устроившись рядом на боку, заглянул в глаза и спросил:
- Живой?
- Не знаю, - обессиленно ответил я абсолютную правду. Оценить свое состояние было невозможно: усталость, истома и вроде бы небольшое жжение в пострадавшей части тела.
- Значит, все нормально, - хмыкнул Женька, стягивая покрывало со спинки дивана и набрасывая на нас. – Иначе я услышал бы совсем другую песню. Надо бы в душ, - добавил он, - но что-то сил нет.
- Угу, - с этим я был совершенно согласен, в душ можно и чуть попозже сходить, глаза самопроизвольно закрылись, и я, прижавшись поплотнее к теплому телу, благополучно вырубился.
Спал я чутко. Сквозь дрему в сознание проникали посторонние звуки, но я сначала не придал им значения. Прожив в городе много лет, сложно реагировать на отдаленные голоса или звук автомобильного мотора, тем более лежать в обнимку с любимым было так приятно.
- Господи, как мало надо человеку для счастья, - раздался громкий голос, и в дверь потянуло холодком из коридора. – Сереж, заходи, не стесняйся! Сейчас по маленькой накатим для сугреву. Да и закуска наверняка есть, раз Женька сюда Новый Год приехал отмечать. Надеюсь, два старика молодежи не помешают.
Я закусил губу. Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, то сейчас будет весело.
- Алик, может быть, все же до города поедем? – голос слишком хорошо знаком, но вот как они вместе-то оказались?
- По такой погоде мотаться? Уволь! Да и все равно машину вытаскивать надо.
- Завтра все равно ни одного трезвого тракториста найти не удастся, - голоса приближались, черт, надо было сразу тикать куда-нибудь, а сейчас уже поздно.
- Да ладно тебе, можно подумать, тебя дома кто-то ждет, проходи, сейчас вот свет включим и…
Ну вот что, им света от камина и одной оставшейся гореть свечи было мало? Представив картину, что внезапно оказалась перед глазами отцов, мысленно посочувствовал. Всем. Им, что испытают потрясение, нам, что отвертеться и отмазаться уже никак не получится. С другой стороны, я был фаталистом. От судьбы не уйдешь, и все, что ни делается, к лучшему. Может, наконец, Жене дадут возможность дышать спокойно, не контролируя каждый шаг и не выворачивая его жизнь под нужными им углами. Поэтому я лежал тихо, наблюдая из-под ресниц за двумя мужчинами. В принципе, за своим отцом смотреть было не очень интересно, он прекрасно все знал и держался с достоинством, испытывая лишь легкую неловкость.
- Евгений! – возопил Альберт Филиппович, срываясь в конце на фальцет. - Что это за тварь?
Женька дернулся, порываясь вскочить и ошарашено озираясь вокруг. Пришлось прижать его поплотнее, нечего шокировать папеньку еще больше.
- Алик, ну зачем ты так, - попытался успокоить его мой отец.
- Как так? – внезапно горько произнес ректор. - Это же не твой сын путается с мужиками и позорит семью. Тебе не понять.
- Ну конечно, - легко согласился папа, - а с чьим сыном, по-твоему, в постели Женя?
Пауза затянулась. Действующие лица пытались осознать информацию. Выражение лица Женьки мне не понравилось.
- Алик, пойдем на кухню, или куда тут можно пойти, и выпьем по рюмочке, а мальчики потом к нам присоединятся, - дипломатично произнес отец, потихоньку подталкивая злого как черт ректора вон из комнаты.
- Почему не сказал, чей ты сын? – требовательно спросил Женька, резко садясь на диване и буравя меня глазами.
- Даже в голову не пришло, что ты не знаешь, - честно ответил я.
- Ну вот такой я, - он сделал паузу, - несообразительный. Фамилия же вообще другая!
- Материна, - пожал я плечами.
- С другой стороны, - рассуждал сам с собой Женя, глядя на догорающие в камине угли, - если бы скрывал этот факт, то не стал бы звать в гости к отцу.
Слава всем богам за рациональный технарский ум любимого!
- Пойдем, нам еще осаду выдержать надо, - спихивая меня с дивана, сказал он.
- А чего выдерживать? Предлагаю напасть, - поднимаясь с пола, сказал я.
- Ты моего отца не знаешь, танк, - вздохнул Женя, вставая и наклоняясь за джинсами.
- На всякий танк найдется свой снаряд, - хмыкнул я, приглаживая волосы. – Имей в виду, я от тебя не откажусь.
- Не дождешься, - криво улыбнулся в ответ Женя.
- Кой черт принес вас на наши галеры? – спросил я, как только мы вышли на кухню, где за бутылкой коньяка пытались вести беседу наши отцы, что по всей видимости получалось плохо.
- Что? – переспросил потрясенный ректор.
- Приперлись так внезапно с чего вдруг? Или у вас тут тоже было, - я многозначительно улыбнулся, - свидание?
- Ты.., ты... - заикался Альберт Филиппович.
- Гош, ну ты поаккуратней все же, - осадил меня отец.
- А что, ему можно и чужих девушек уводить, и сыну жизнь отравлять тоже можно, практически ломая через колено…
- Каких девушек? – удивленно спросил Женя, часть про сломанную жизнь его не заинтересовала.
- Боже мой, это так давно было, все уже быльем поросло, - попытался свернуть разговор в другую сторону ректор.
- Твою мать в свое время любил мой отец, а твой ее увел, - пояснил я.
- Понятно, - тихо произнес Женя, - вы поэтому меня все время с Георгием сравнивали, заставляя его обгонять по всем параметрам? Чтобы доказать себе, что у вас все лучшее? Даже сын?
- Евгений, - ректор начал резко, но увидев холодный немигающий взгляд, сник. – Идиотом я был. Ирка красивая была, а меня зависть брала, как же так, я-то лучше. Отбил. Только счастья все равно не было. Любила она всегда только Сережку, сначала даже в постели его именем называла. Тошно, а развестись нельзя. Отец видный ученый, я в гору пошел и по партийной линии и по научной, потом ты родился. Вот и хотелось доказать если не себе, то окружающим, что все у нас замечательно. Только сынок с изъяном оказался, - Альберт Филиппович опустил голову на руки и закрыл глаза.
- Ну да, - вылез я, - испортили жизнь сыну… На бляди женили.
- Чего ты понимаешь, щенок! Я ему карьеру сделал, он мне ноги целовать должен! Благодаря ей, между прочим, у нас с вузом все в порядке! Родственничек ее в министерстве благодарен без меры, что она сидит в Городе и не отсвечивает в Москве, дискредитируя доброе имя, сам знаешь кого. Чего не хватает? Женя! Какого хрена надо с мужиками путаться? Завел бы себе любовницу, никто бы слова не сказал, а ты… Я думал, ты после того случая одумался.
- Вот вроде образованный человек ты, Алик, а дундук дундуком, - печально сказал отец. – Неужели ты думаешь, что ориентацию можно выбрать или сменить? Это же на генетическом уровне.
- Ну да, скажи мне, что ты доволен сыном пи… - он оборвал себя на полуслове и все же смягчил выражение, - голубым.
- Доволен, не доволен, но это мой сын, понимаешь? Я его люблю просто потому что он мой. Не надо мне про внуков, - поднял он руку, упреждая возражение, - ты тоже постарался, чтобы их не было, подсунув сыну слабую на предок девицу, которая в результате подцепила ВИЧ. И если кому и надо возражать против неподходящей пары для сына, так это мне.
- Подождите, какой ВИЧ, про что речь? – опешил ректор.
- Снежанна залетела от кого-то и решила сделать аборт по-тихому. Только анализы все равно берут, и тут всех ждал сюрприз, - саркастически произнес Женя.
- Почему мне не сказал? Я бы…
- Папа, я уже большой мальчик, и решения, которые касаются моей жизни в прямом смысле этого слова, хотел бы принимать сам.
- О боже, - Альберт Филиппович дрожащей рукой налил себе коньяка и залпом выпил.
- Так я могу надеяться, что ты оставишь нас в покое? Мне пофиг, если Снежанна будет числиться моей женой, при условии, что я с ней не пересекаюсь, это раз, второе, мы не идиоты и не собираемся афишировать отношения, можешь не бояться. Только опять же, если ты не будешь пытаться разлучить нас. – Женя посмотрел на меня, я одобрительно кивнул: все правильно, молодец.
- Какой смелый стал, смотри, не ошибись, - произнес ректор.
- Мне есть за что бороться, - твердо ответил Евгений и посмотрел в глаза отцу. – И у меня нет права на ошибку.
Эпилог
- Георгий Сергеевич! – глаза моего персонального блондина подозрительно блестели. - Такое событие грех не отметить!
Я подозрительно посмотрел на него, понимая, что все это как-то неспроста и осторожно поинтересовался что же именно имеется ввиду.
- Даже два события, - продолжал интриговать Женька.
- Хоть три, хоть пять: надо будет – отметим, - мой решительный тон вызвал улыбку на его от природы бледных губах.
- Вот и хорошо, вот и ладненько, - почти промурлыкал он, выставляя на кухонный стол пару бутылок из темного пакета, который до сего момента прятал за спиной.
Я хмыкнул, узнав подарки. Картонная коробка с Хенесси, который в нашем университете считается особым шиком, коробка конфет и бутылка Русского Стандарта без упаковки. Интересно, это было в одном пакете изначально или Женек выгреб свои закрома и сам сложил их вместе?
Наблюдая за игрой мышц, которые призывно перекатывались под гладкой кожей, непроизвольно облизнулся. Пусть и доступны моему взору лишь руки по плечо, но воображение охотно дорисовывало остальное, виденное, ощупанное и даже вылизанное не раз. Серые домашние штаны из плотного трикотажа и белая майка совершенно не портили его, скорее наоборот, подчеркивали достоинства. Невольно залюбовавшись, выпал из действительности, а ведь он продолжал что-то оживленно говорить, выставляя на стол вслед за спиртным порезанный и засыпанный сахаром лимон в баночке, шпроты, конфеты, колбасу, хлеб…
- Жень, ты извращенец, - сообщил я ему, наблюдая как он аккуратно, чтобы не облиться маслом, открывает и ставит на стол пресловутые рыбные консервы.
- А что я могу поделать? – виновато произнес он, - у меня условный рефлекс, знаешь ли, выработался, - за тирадой последовал вздох. – Как у собаки Павлова. Только та на лампочку реагировала, вырабатывая желудочный сок, а тут образовалась устойчивая связка коньяк-шпроты…
Печальную историю написания моим милым диссертаций я знал. В науке вообще мало непьющих людей, а самые талантливые как раз и закладывают за воротник больше остальных. Его научный руководитель, талантливейший в своей области ученый, автор десятков книг, бессчётного количества статей, академик Федор Викторович был как раз таким. Несмотря на то, что его бывший аспирант давно защитил уже и докторскую, тот все равно время от времени звонил и приглашал «остаграммиться». Причем цивилизованные места товарищ не признавал. Первое время я хихикал, наблюдая, как друг, стеная, надевает на себя горнолыжный комбинезон и валенки, собираясь на пьянку.
- Ты думаешь, что в гараже сильно тепло? – окрысился на меня тогда Женя.
Я честно высказал свое мнение, что хватит уже идти на поводу у старого алкоголика, но получил гневную отповедь.
- Не надо так о нем говорить! Он умнейший, талантливейший и добрейший человек! Выпить он может с любым, но зовет меня, потому что мы работаем в близких темах и вообще он прекрасно ко мне относится, мы дружим. Он столько для меня сделал, помогал, направлял исследования, а я теперь даже выпить с ним откажусь?
Хорошо, что такие мероприятия не были частыми, а то бы бедный молодой профессор просто-напросто склеил бы ласты. В отличие от своего бывшего руководителя, Женечка организм имел нежный и поутру сильно страдал с перепою и следующие сутки отлеживался и отпивался минералкой, маясь непроходящей головной болью. По моему скромному разумению, если бы товарищи ученые пили не дешевый коньяк, называющийся так по какому-то недоразумению, а хотя бы качественную водку, то страданий можно было бы избежать. А закусь в виде шпротов и хлеба вообще была вне зоны понимания. Может, академик пытался отбить у «коньяка» гадкий запах? Или просто питал тайную страсть к этим рыбным консервам.
- Так ты согласен? – вырвал меня из дум голос Жени.
- С чем? – уточнил я, выдавая себя с головой.
- С тем, что надо отметить.
- Надо – отметим, - снова повторил я, глядя как он разливает по бокалам Хенесси и пододвигает ко мне один. - Так за что пьем?
Обхватив ладонями тонкое стекло, залюбовался янтарной жидкостью, плавно колыхнувшейся внутри и оставившей маслянистый след на вогнутой поверхности. Сейчас бокал нагреется от тепла рук и аромат настоящего коньяка раскроется глубже.