Швецова немного удивилась и облегчённо вздохнула. Теперь ей не придется скакать на костылях по магазинам и она была очень за это благодарна. Парень занес два объемных пакета с продуктами на кухню и, оставив номер телефона, по которому она может сделать следующий заказ, попрощался.
В гипсе было крайне тяжело передвигаться, поэтому три недели она ни разу не покинула квартиры, пересматривая вещи Виолетты и дыша ещё прохладным, но все же весенним воздухом на балконе. Маша ещё не знала, что будет делать и находилась в глубочайшей депрессии, но была рада, что осталась жива.
Настал день, когда нога окончательно зажила, и с неё сняли гипс. Девушка вышла из кабинета врача и прислонила костыли к стене, а потом впервые за три недели искренне улыбнулась – она могла ходить и это ощущение было замечательным.
«На ногах Мышкиной», – подсказало подсознание, но Швецова упрямо приподняла подбородок, и очки съехали на нос. – Нет, теперь моих!» – поправила она себя и в этот момент поняла, что смирилась. Теперь она будет Виолеттой Мышкиной и постарается прожить свою жизнь так, как хотела, будучи Швецовой.
Пока Маша сознательно заперла себя в квартире, она лишь мельком смотрела на себя в зеркало, но сейчас была готова принять свое новое «я». Полностью раздевшись, она критически окинула своё тело и огорчённо вздохнула – Мышкина вовсе не следила за собой и тело находилось в ужасном состоянии: жировые складки свисали по бокам и на животе, бедра были дряблые и обвисшие. Волосы на голове – ломкие, посечённые и бесцветные. На лице угри и прыщи, а кожа – сухая и желтоватая. К тому же безобразные очки вовсе не подходили ей, прибавляя лишние годы, что для женщины было просто недопустимо.
Маша ещё раз с отчаянием вздохнула и открыла шкаф. Она уже пересмотрела весь гардероб и знала, что ничего не найдет, кроме темных безвкусных одеяний, в которых она видела Мышкину. Да и бельё совсем не радовало – абсолютно не женственное, скорее старушечье.
Все, что нашла привлекательного в новом теле Маша – глаза, оказавшиеся очень выразительными, и грудь, на удивление красивую и круглую.
Маша натянула на себя спортивный костюм, который был минимум на размер больше, и решительно набрала номер хозяйки, у которой, будучи Швецовой, снимала жильё. Представившись подругой Марии, она рассказала о трагедии, происшедшей в магазине, и была шокирована, когда владелица без тени сочувствия сразу стала твердить, что не вернёт деньги, заплаченные вперед.
– Наталья, я вовсе ничего не требую вернуть, просто мне бы хотелось забрать её вещи, – пытаясь скрыть иронию в голосе, проговорила Маша, ужасаясь бесчувственности людей, – но ключи были утеряны и я не могу попасть в квартиру.
Швецова почти физически ощутила, как собеседница расслабилась и облегчённо вздохнула, убедившись, что ей не придется расставаться с деньгами.
– Конечно, подъезжайте, я дам вам запасные, – милостиво согласилась хозяйка. – Сочувствую вашей утрате.
Маша едва не поперхнулась от её лицемерия, но сумела выдавить слова благодарности. В тот же день она съездила за ключами.
И сейчас она стояла перед своей старой квартирой, нервно сжимая ручку двери, боясь повернуть её. Возможно, Лёня уже побывал здесь. Зажмурившись на секунду, она глубоко вздохнула и открыла дверь. На глаза навернулись слёзы, все было точно так же, как в тот день, когда она последний раз здесь была. Даже небрежно брошенная на диван кофта, которую она не захотела брать, лежала на том же месте. Значит, сюда никто ещё не приходил, и от этой мысли стало немного грустно.
Швецова достала сумку из шкафа и стала складывать в неё свои вещи: немного одежды, книг и всякие безделушки – все её пожитки уместились в одной сумке, потому что большинство вещей давно перекочевали к Леониду.
Маша огляделась, проверила, не забыла ли она чего-то и взяла последний предмет, стоящий на тумбе – это была фотография родителей. Она нежно провела по ней пальцем и смахнула набежавшую слезу.
– Что ты здесь делаешь? – услышала она леденящий своим спокойствием голос.
От неожиданности девушка вздрогнула и выпустила из рук рамку с фотографией, которая с глухим стуком упала на пол. Каким-то чудом стекло в ней уцелело.
Маша медленно повернулась к человеку, внезапно появившемуся в квартире, которую она заперла, в чем была уверена на сто процентов. Девушка замерла – на неё враждебно смотрел Леонид Тетерев.
Сердце защемило. Маша ощутила порыв броситься в его объятия и забыть об этом кошмаре. Она даже неосознанно сделала шаг навстречу, но его холодный голос, от которого побежали мурашки по телу, остановил её.
– Кто ты и что здесь делаешь? – требовательно спросил он.
Маша не могла вымолвить ни слова, пожирая его глазами, пытаясь запомнить каждую черточку любимого лица.
– Отвечай! – угрожающе сказал он тоном, не терпящим возражений.
– Я Ма… – Маша чуть не назвалась своим настоящим именем.
Ей было стыдно признаться, но она была напугана исходящей от него яростью. Она боялась его, ведь раньше никогда не видела Леонида таким.
– Виолетта Мышкина, – выдавила наконец-то из себя она.
Леонид продолжал сверлить её взглядом, ожидая ответа на вторую часть своего вопроса.
– Мы дружили с Машей, – отведя взгляд, проговорила Швецова и присела, делая вид, что хочет поднять фото, но на самом деле она хотела немного прийти в себя.
– Это не объясняет, почему ты здесь, – сказал Лёня без каких-либо эмоций.
– Я хотела отвезти вещи её родителям, – пояснила Маша и неожиданно для себя поняла, что действительно очень хочет увидеть родителей, пусть даже как подруга, а не дочь.
Тетерев следил за каждым её движением. Он был раздражен присутствием постороннего человека именно тогда, когда наконец-то решился прийти сюда.
– Тебя это не касается, – высокомерно произнес он. Маша рассердилась.
Её пальцы, сжимающие рамку с фотографией, побелели от напряжения.
– Тогда где тебя носило все это время, что ты не нашёл свободной минутки, чтобы собрать её вещи и отвезти родителям! – с негодованием сказала Мария и взглянула на него, упрямо поджав губы.
Лёня был ошарашен – её мимика только что живо напомнила ему Машу. Его растерянность длилась всего секунду, и он снова надел маску невозмутимости.
– Я не помню, чтобы разрешал тебе обращаться ко мне на «ты».
– Я тоже не помню, чтобы разрешала ТЕБЕ мне тыкать! – девушка специально подчеркнула неуважительное обращение к нему со своей стороны.
На лице Лёни появилась жесткая ухмылка.
– А я смотрю, ты смелая, – угрожающе произнес он, приближаясь к ней, – или сумасшедшая, раз не боишься дерзить мужчине, который к тому же очень сердит.
Маша вскинула голову. Она больше не боялась его, потому что он был все тот же мужчина, которого она знала и любила.
– Нет, не боюсь. Ты никогда не бьешь женщин, а чтобы заняться сексом, тебе не надо их насиловать, не правда ли? – едко отпарировала Маша, злясь на него за угрозы.
Лёня остановился как вкопанный. Откуда она могла знать это? Ведь такое он говорил только Маше. Он поморщился, словно девушка была ему отвратительна.
– Ты абсолютно права, – медленно произнес, – к тому же, меня абсолютно не интересуют такие… – он окинул её презрительным взглядом, – несексуальные и неопрятные женщины.
Швецова вспыхнула, её губы задрожали, негнущимися пальцами она достала фото из рамки…
– Ты ведь не собираешься плакать из-за правды, – равнодушно сказал он, в душе раздраженный её дерзостью.
Лёня уже хотел сказать очередную колкость, чтобы окончательно поставить эту девицу на место, но едва увернулся от брошенной в него рамки, расколовшейся об стену. Его глаза яростно сверкнули.
– У тебя есть ровно пять минут, чтобы убраться отсюда, – леденяще спокойным голосом сказал он.
Маша пожалела, что погорячилась и не справилась с эмоциями, но даже сейчас, когда Лёня был безумно зол, она не боялась его.
Неспешно она подняла сумку, перебросила её через плечо и прошла мимо Леонида. Её сердце разрывалось: почему все должно быть именно так?
Неожиданно Тетерев схватил её за сумку, Маша вопросительно взглянула на него.
– Ты ничего не заберешь из этой квартиры, – твердо произнес он.
– Ты хочешь сам отвезти это родителям Швецовой? – с вызовом спросила она, немедленно пожалев о своей жестокости.
Он не хотел! Лёня вообще избегал всего, что напоминало Машу. А в доме, где она выросла, каждая мелочь будет наполнена воспоминаниями о ней, а он ещё не был уверен, что сможет вынести это.
Его рука безвольно упала. Маша прошла мимо него, ускоряя шаг и сдерживаясь из последних сил. Но как только оказалась в лифте, то разрыдалась. Его лицо, полное вины и такой огромной боли, разрывало сердце. Он винил себя в её смерти, задавая вопрос: «Почему я не заставил её уволиться? Почему не смог защитить?»
Маша плакала о нем, о том, что не способна ничего сделать, чтобы утешить и исцелить разбитое сердце любимого.
***
Швецова не стала звонить родителям, боясь услышать отказ от встречи, поэтому сразу поехала к ним. Но она зря переживала, мать была счастлива познакомиться с подругой Маши и целый день только и говорила о ней. Как бы Антонине Федоровне не было тяжело, она продолжала говорить о дочери, показывая детские фотографии и вспоминая мельчайшие детали, о которых могла помнить только мать.
Мария большую часть времени молчала, просто радуясь близости с матерью, пусть даже та не подозревала, что она её дочь. Чувство счастья из-за того, что она рядом, и вместе с тем щемящая сердце грусть от того, что невозможно сказать: «Мама, не плачь, это же я!»
Антонина Федоровна закрыла фотоальбом и, уже не сдерживаясь, плакала. Девушке показалось, что мать постарела лет на десять, а седина целиком посеребрила её волосы. Маша уже не могла сохранять спокойствие и, поддавшись порыву, обняла рыдающую женщину, которую уже не имела права назвать мамой. Когда Маша её обняла, то зарыдала вместе с ней, чувствуя, как вздрагивает её тело.
– Она так сильно вас любила! – всхлипывая, проговорила Мария, – так сильно!
Попрощавшись с измученной матерью, Швецова пришла на остановку и вошла в подъехавший автобус, за рулем которого сидел её отец. Он был сосредоточен и неулыбчив, хотя раньше частенько перекидывался шуточками с пассажирами.
Маша села так, чтобы хорошо видеть отца и смотрела на него, вспоминая, как он баловал её и оберегал.
– Девушка, это конечная остановка, – сказала кондукторша, обращаясь к ней.
– Правда? – удивилась Маша, не заметив, как пролетело время. Грустно вздохнув, она протянула деньги женщине, – тогда я ещё кружочек с вами проеду.
Кондукторша недоуменно взглянула на странную девушку, но закомпостировала ей второй талончик. Маше же было абсолютно все равно, что на неё смотрят, как на сумасшедшую, ведь, возможно, именно сегодня она видит отца в последний раз.
Она сознавала, что пришло время прощаться, слезы уже невозможно было сдерживать.
– Прощай, папа! – прошептала она и покинула автобус с тяжелым сердцем.
Когда Швецова вышла на работу, её сразу же вызвали к младшему Тетереву. Разговор был о компенсации. Маше очень нужны были деньги. У Виолетты она нашла лишь несколько сотен гривен и банковские карточки. Она понимала, что не зная пин-кодов, добраться до них ей не суждено. Поэтому она открыла новый счёт в банке и попросила перечислять зарплату и выплаты на него.
Девушка до сих пор ходила в безобразных вещах Мышкиной и носила очки. Единственное, что она изменила – это причёску. Волосы она распустила.
За время, пока она выздоравливала, в супермаркете был сделан ремонт. Ничего не изменилось, покупателей было все так же много и они приобретали товары, уже позабыв об ужасном событии, произошедшем здесь. Изменения произошли только с Машей. Теперь, будучи Мышкиной, она ощутила неприязнь сотрудников и едва скрытое презрение. Ей было жаль Виолетту, ведь она знала из дневника, как глубоко ранило её такое отношение. Маше, безусловно, также было неприятно и обидно ловить на себе недобрые взгляды. И она решила, что изменит их мнение любой ценой.
Перед сменой Маша решила зайти к Тетереву-младшему, чтобы поблагодарить за деньги, которые поступили на её счёт раньше, чем она ожидала, но в дверях его кабинета столкнулась с Леонидом. Сердце бешено заколотилось в груди от волнения – она все ещё любила его, несмотря на то, что сердце принадлежало Виолетте. В отличие от неё, Лёня не испытал радости от встречи, его лицо сразу посуровело.
– Что она здесь делает? – спросил он брата, игнорируя присутствие девушки.
– А вы что, знакомы? – удивился Максим. – Приятно, что ты знаешь наших сотрудников в лицо, – поддернул он Лёню.
– Уволь её!
– Что?! – в один голос воскликнули Макс и Маша.
– Я сказал, чтобы ты уволил её, – спокойно произнес Леонид.
Макс натянуто улыбнулся.
– Виолетта, подождите немножко, – произнес он с извиняющейся улыбкой, закрывая перед её носом дверь.
Едва он это сделал, как тут же с негодованием набросился на брата.
– Ты вообще думаешь, что несёшь! – заорал Макс. – Или ты хочешь, чтоб она подала на нас в суд. Тогда придется заплатить в десять раз больше! – он раздраженно вздохнул. – Нам и так повезло, что она такая наивная, потому что половина пострадавших уже получила от нас кругленькую суму.