Я пораженно осматривал комнату, пока Джон делал быстрые заказы и захлопнул за прислугой дверь, хмыкнув как всегда, уже, скорее из привычки.
– Это… изысканное место.
– Я так не считаю, – он небрежно уселся на диван, потягиваясь. – Просто находится не так далеко от… хм… твоей работы, – он обезоруживающе улыбнулся.
Я тихо рассмеялся, садясь рядом.
– Зачем ты привел меня сюда?
Я посмотрел на него, ища разгадку в серой бездне его глаз. Он задумчиво посмотрел на телевизор, а затем сказал.
– Когда ты находишься в радиусе десяти метров, обычное существование становится чуточку интересней и смешнее.
– Да? Так просто?
Я, поколебавшись, все же протянул свою руку к его. Он сжал мою ладонь и поднес ее к лицу, рассматривая наши ногти. Раздался стук. Омега в черном костюме разложил принесенную еду на столике у дивана. У меня непроизвольно загорелись глаза, и хотя я изо всех сил и пытался есть спокойно и медленно, получалось не ахти. Я даже не знал названий всем этим блюдам: была жидкость, смахивающая на суп, пара салатов и несколько закусок. Из десертов – необычной фигурки печенье и эклеры, напитками служил свежезаваренный кофе. С молоком.
Джон, что по-прежнему сидел рядом, для виду зачерпнул пару ложек супа, однако быстро отложил это дело, с усмешкой смотря на меня. Наевшись вдоволь, я обеими руками обхватил все еще дымящийся напиток, и, залезши на диван с ногами, сделал несколько упоительных глотков.
Он молча смотрел. Словно за какой-то зверюшкой из зоопарка. Я спрятал глаза.
Потом он говорил еще что-то, но слушать его с каждой минутой становилось все труднее и труднее. Кофе был допит, но чтобы подействовал напиток, следовало подождать полчаса. Времени, которого, похоже, у меня не было.
Я проснулся на теплой кровати в глубине светлой даже в ночных сумерках комнаты. Постель – большая, мягкая и широкая – навивала усталость и желание медленно прикрыть глаза, вновь погрузившись в мир светлых грез.
Спину грела грудь Джона.
Перевернувшись с боку на бок и прогоняя накатывающий сон, я попытался вспомнить, сам ли пришел сюда.
Тюль на окне медленно пополз в сторону и тут же опустился, провожая прощальным взмахом забежавший в комнату ветерок. Воздух, донесшийся до меня, был свежим и влажным: какой бывает в теплую майскую ночь после дождя. Я привстал с постели и потянулся, смотря по сторонам. Эту комнату я не помнил – по-видимому, я еще не успел зайти сюда прошлым днем.
Вот они, мои мечты. Мечты, о которых я не мог забыть все эти три года. Мечты, которые сбылись сегодня.
Мечты... которым пора бы уже и прекращаться.
Дверь, открываемая мною, даже не скрипнула. Я аккуратно протиснулся в узком проеме и пошел вперед.
Шаг, еще шаг, каждый из которых отдавался по ковровому ворсу тихим шелестом. На столике у окна находился небольшой набор канцелярских вещей. Я подошел к нему и, взяв в руку остро отточенный карандаш, написал:
«Спасибо за все. Сегодня я вновь ощутил себя человеком.
Рауль – »
– Куда же ты пойдешь?
Карандаш с приглушенным звуком упал на пол.
Он стоял за моим плечом и не без иронии рассматривал оставленную мною записку.
– Домой. К себе домой.
Он усмехнулся.
– А что тебе – твой дом? Что ты называешь домом? И вообще: что такое – дом?
– Не знаю, - кажется этот ответ его полностью обескуражил. - Наверное, это место, в котором тебя ждут.
Я могу поклясться, что услышал, как сжались его кулаки. Джон сделал шаг вперед, его глаза засверкали нездоровым блеском.
- Ты!..
Я сделал шаг в сторону и, больше не смотря на него, пошел к выходу из номера, остановившись только на пороге, и проронив через плечо:
- Поздно, Джон. Уже ничего не изменить. У тебя есть муж, а у меня...
"Наш сын", - мысленно закончил я в темноту.
Он больше не пытался меня остановить.
Недавний знакомый.
(П.а. простите за все больший и больший Pov в каждой главе)
_________________
Кто просит у судьбы только необходимого, часто получает от нее излишнее. /П. Буаст/
Я медленно брел куда-то. Куда? Интересный вопрос, ответа на который я искал уже несколько часов. Таскаясь по улицам, бездумно заглядывая в глаза просыпающемуся ото сна городу, провожая взглядом проезжающие мимо электрички, умываясь моросящим дождем с серых облаков над головой…
Ночь, проведенная с Джоном, по-прежнему казалась нереалистичным сном, который ненароком посетил мою голову.
…Я помню громоподобные взрывы выхлопных труб и звонкий шелест истоптанных листьев, занесенных откуда-то. Петляющие по улицам автомобили, и неторопливо идущих вместе с детьми омег.
Странное чувство, уже несколько часов назад незаметно поселившееся в голове, не давало покоя. Чувство… что я совершил ошибку. Какую-то серьезную ошибку.
Порыв сильного ветра ударил в лицо, обжигая волною холодного воздуха, не дающего сделать вдох. Я, искривившись, мотнул головой, спрятав руки в карманы. Движимый каким-то странным чувством, спустился в Метро, из всех сил захлопнул за собой пружинистую дверь, отрывая на ней накопившуюся злость.
На станции, как всегда, было многолюдно. Толпящиеся у автоматов и касс люди вызывали тоску...
Словно вот так, в очереди за своим билетом счастья мы должны стоять большую часть своей жизни. Гораздо дольше, нежели время на саму поездку.
Эта мысль, ненавязчиво пробежавшая в моей голове, пока я стоял в очереди, заставила слабо улыбнуться. Я просто гений. Сравниваю толкучку в поездах Метро со счастьем всей жизни. Определенно: я совсем рехнулся.
Локоть пихнул какой-то прохожий, торопливо идущий к эскалатору. Голубая картонная карточка билета выпала из рук. Я, прикусив губу, полез за ней, но меня кто-то опередил. Поднял с пыльного пола, протянул мне. Я удивленно поднял взгляд вверх.
Передо мною, улыбаясь, стоял высокий темноволосый альфа со светло-серыми глазами. На нем была светло-коричневая дубленка и белая рубашка под ней. От него пахло дождем и сигаретами.
Я нахмурился, понимая, что где-то уже видел это лицо. Точно. Тот день, когда Николас впервые спросил меня про своего старшего отца. Кажется, этого человека звали Диего.
- Ваше лицо выглядит очень усталым, - отметил он, когда я поднялся и, проведя карточкой по экрану, прошел через ограждение, - Рауль, ведь так?
Я молча кивнул, направляясь к эскалатору.
- Спасибо вам, Диего. Если бы не вы, мне скорее всего вновь пришлось встать в очередь за билетом.
- А вы не пользуетесь проездным?
- Нет, - легкая улыбка. - Для этого я слишком редко пользуюсь Метро.
Он, усмехнувшись, направил на меня долгий взгляд. Потом мы ехали на эскалаторе. Он стоял за мной, а я думал о том, что мне бы уже давно пора было бы вернуться домой.
- Рауль, вы сказали, что редко пользуетесь услугами Метро, - вновь заговорил он, когда мы остановились на платформе, ожидая поезда. - Куда же вы едете сейчас?
Громким рычанием приближающийся поезд уведомил нас двоих, что он скоро подъедет. Толпа подтянулась к краю платформы, в нетерпеливом томлении застыла перед чертой, устремив взгляд в темный провал тоннеля справа.
- Куда я еду? - безразличная усмешка. Поезд остановился, и его двери раскрылись прямо напротив нас, с комичным пыхтением приглашая войти. - Хотел бы я сам знать ответ на этот вопрос...
Он, приподняв бровь, оценивающе посмотрел на меня, а я - на коричневые полы вагона: запыленные и потрескавшиеся в нескольких местах. С каждой станцией вагон вмещал все больше и больше людей, начала образовываться толкотня. Но она не грозила мне - я стоял в самом углу, а от толчков локтями и перетаптывающихся ног меня охраняла массивная фигура Диего, стоящего напротив.
- Тот ребенок... - вновь начал он через какое-то время, - ваш сын?
- Да.
- И вы растите его один?
- Да.
- Вам тяжело?
- Да.
- Так где же его второй отец?
Похоже, это был именно тот вопрос, которым должен был закончиться сей диалог. Я посмотрел в сторону, на окно, в котором сейчас мелькали толстые колонны проводов. Еще через минуту раздался звон тормозов, и поезд остановился на очередной станции.
Молчание затягивалось, и Диего, словно поняв, в чем заключается его смысл, сказал:
- Возможно, если вам неприятно отвечать на этот вопрос...
- Нет, ничего такого, - я помотал головой, встряхнув плечами от неожиданно наступившего холода. - У того человека есть муж. Возможно - дети. А еще счастье. Я рад, что он живет так, как всегда мечтал об этом.
- А как же вы? Вы счастливы?
Поезд тронулся. Я молчал.
Диего открыл рот. Закрыл. Вновь открыл и на этот раз заговорил.
- Простите меня.
- Вам не за что извиняться, Диего.
- Можно, мы перейдем на "ты"?
- Как хотите. Но тогда общение потеряет некую прелесть.
- Возможно.
Его глаза едва прищурились, губы искривились. Было бы интересно узнать, о чем он думает сейчас, что я и спросил у него через минуту:
- Диего, о чем вы думаете?
Он улыбнулся, и я отметил, что улыбка ему к лицу.
- Я думаю, что вы неприступны, Рауль.
- Ваша прямолинейность удивляет, - хохотнул я, привалившись головою к пластмассовому покрытию.
Человек напротив пожал плечами.
- Но чего вы добиваетесь своей неприступностью? Разве вы всю жизнь хотите жить вот так?
- Как, "так"?
- В одиночестве, - просто ответил он, но слова обожгли тело своим смыслом. - Разве вы думаете, что ребенку не лучше иметь старшего отца?
Руки окончательно замерзли, и я притянул их к лицу, пытаясь согреть дыханием.
- Знаете, Диего... - я было осекся, но пораздумав, продолжил, - я думал об этом недавно. И...
- И?
- Понял, что не смогу.
- Почему?
- Потому что...
"Я слишком сильно люблю его..."
Динамик над головой объявил, что станция, на которую мы только что подъехали - конечная, и попросил покинуть вагоны. Тогда Диего из вежливости предложил мне проехать на две станции назад и зайти на чашечку кофе к нему домой, впрочем, не многим удивившись моим отказом. В молчании мы проехали еще две станции. И уже выходя из вагона и прощаясь со мною кивком головы, он внезапно сказал:
- Тридцатый микрорайон, дом шестьдесят четыре, квартира триста восемь. Заходите ко мне, Рауль, когда вам надоест ваше одиночество.
Я молчаливо провожал его взглядом, пока поезд не скрылся в тоннеле, закрывая полосой тьмы его высокую фигуру в дубленке...
"Дело №45692"
Где мало слов, там вес они имеют. /В. Шекспир/
Он был все таким же. Он ничуть не изменился. Тот же взгляд, та же улыбка, те же кошачьи движения… такие грациозные и мягкие одновременно.
Я смотрел и не мог насмотреться. Вдыхал его запах и не мог им надышаться. Прикасался к его руке, хотя мне было безумно мало этого. Но я боялся зайти хоть на сантиметр дальше. Боялся спугнуть и вновь потерять его: это маленькое божество радости, что сейчас я сжимал в своих руках.
…Он вскоре заснул, откинув голову на жесткую спинку неудобного дивана. Он дышал ровно и спокойно, его грудь равномерно вздымалась. А я так и продолжал смотреть на него, протянув руку к его лицу, но боясь его коснуться. Боясь. Как же давно я не испытывал этого чувства! Как же дорого мне было то, что сейчас спало здесь, в этом номере отеля под самой крышей.
Он посмотрел вдаль: на разноцветные машины и тихо моросящий дождь, что еще совсем недавно был снегом.
Знаешь, Рауль… Сначала я не мог понять: что изменяется, когда ты рядом. Вроде бы все такое же, как и прежде, но одновременно – совершенно иное. Дома, машины, люди и небо. Все словно окунается в палитру, преображается. Светит ярко, неотразимо и незабываемо… А может, изменяется не все вокруг, а я сам?
Рука, не удержавшись, коснулась его щеки. И словно в ответ на это прикосновение лицо Рауля озарилось улыбкой. Наверное, ему снился хороший сон… Я кивнул своим мыслям, прежде чем понять, что тоже улыбаюсь. Так искренне, как, пожалуй, не улыбался все эти три года.
Господи… каким же глупцом я был все это время.
Я аккуратно поднял его с дивана, стараясь не делать резких движений. Он не проснулся, только ресницы его едва заметно дрогнули, и от этого знакомого до боли в сердце его движения улыбка на лице стала шире.
Тогда, три года назад, когда мы еще жили вместе, он часто засыпал на кухне, сидя за очередной книгой. Просто мой омега очень любил читать, а звуки телевизора его отвлекали. Я же предпочитал очередной выпуск новостей «устаревшей морально и исторически классике», что его сильно возмущало… Бывало, я приходил на кухню и заставал его там - спящим за столом в обнимку с потрепанной библиотечной книжкой и пустой чашкой кофе. Никогда не любил его будить. Поэтому аккуратно брал на руки и уносил в спальню, на кровать, каждый раз борясь за тишину со скрипящими полами и не смазанными дверьми…